– По дороге грейдер погоняем, всё заровняем, – Валера посмотрел на часы. – Пора на базу, нас начальник участка ждёт, стол накрыли давно.
Начальник участка – местный бог. Всё строительство ему подчиняется. Мы подрядчики. Окончательную точку будем ставить за ужином.
Стол для нас накрыли в просторном зале. Ну, как стол? Четыре стола стояли подряд. Белая скатерть-самобранка, расписанная разноцветными узорами, была уставлена таким количеством разносолов и всем, чего я не предполагал увидеть, которое поражало воображение.
Прошло два часа.
– Если вы так работать будете, как водку пьёте, мы раньше срока объект закончим, – плавно пропел начальник.
– Не всё понятно с мостами, – крутил старую пластинку громила.
Симпатичная девушка в белом фартуке суетилась около Фёдора и, похоже, не понимала, в какой опасности находится. Фёдор обладал неординарным даром убеждения, который действовал на слабый пол практически без осечек; он был настоящей секс машиной, и торпедировал всё, что двигалось в зоне его прямой видимости. Возражать, вырываться или сопротивляться было бесполезно. Нет-нет, интимное таинство происходило в итоге по обоюдному согласию, а претензий история не фиксировала.
Мы с Фёдором вышли покурить. Возлияния длились уже четвёртый час, а лицо моего партнёра заметно посветлело. Сумерки, романтическая обстановка, стрекочут кузнечики.
– Ты меня уважаешь? – прохрипел я.
– Не вопрос, – Федя положил свою мягкую лапищу мне на плечо.
– Может, пройдут самосвалы всё-таки? Твоё решение нужно.
– Куда они денутся, пройдут. Мы же друзья.
* * *
– Жить хочешь?
– Я всё понял, я больше не буду так делать, никогда. Я клянусь!!! – кричал Алексей, заключённый в неведомой доселе зоне.
– Беги.
И Алексей, что есть мочи, ринулся вперёд. Ноги были ватными, нереальными и совсем не слушались. Через мгновение его выбросило из тьмы. Сознание вяло возвращалось в реальный мир, цепляясь за всё, что окружало лежащего в собственной блевотине Алексея. Меж тем мутноватый призрак в последний раз робко колыхнулся и завис над телесной оболочкой.
Связь была ещё неустойчивой, ощущения противоречили окружающей действительности, где-то вдали бешено колотилось сердце. Алексей осознавал реальность с нуля, медленно возвращаясь в тело, и не было окончательной уверенности, что в своё собственное.
«Я ЖИВОЙ! СПАСИБО! Я ЖИВОЙ!!» – восклицал он, встав на ноги. Вернее, ему казалось, что он стоит и кричит.
«Мы движемся по кругу», – время от времени твердил Алексей.
Этого не происходило в объективной реальности – так ему сообщили потом. Чуть позже физическая основа поднялась за сознанием своего хозяина и приняла вертикальное положение.
«Я мужчина или женщина?» – спросил Алексей.
Рядом стоял диван, из угла которого на него, взглядом затравленного зверя, смотрело знакомое лицо. Приглядевшись внимательно, путешественник узнал её – эта женщина была с ним на протяжении вот уже более десяти лет.
«Кто я? Мужчина или женщина?»
Воскресший из мёртвых двигался рывками, знакомый ритм внутреннего расслабления нарушал координацию. Каждые несколько секунд происходила неконтролируемая рассинхронизация связи ментального и физического, уже хорошо знакомая психонавту со стажем.
«Ничего, скоро пройдёт. Но я видел, видел конец петли!»
Необычайная лёгкость и подвижность ещё сохранялись, но это обман. Эксперименты больше забирали, чем давали взамен. Алексей, вопреки здравому смыслу, часто пренебрегал последствиями, не жалея ни себя, ни своих близких. Он ещё не понимал, что данное путешествие повлечёт за собой цепь абсолютно нереальных событий, с точки зрения обывателя, мирно жующего свой попкорн или чипсы, или что там ещё в рационе современного человека.
Алексей естественно вошёл в своё тело. Завтра ему будет непросто, предстояло длительное восстановление организма.
* * *
Существует некая эзотерическая концепция: «Человеку до 40 лет многое прощается, после 40 не прощается почти ничего». Взгляд материалиста на данный вопрос может звучать: «По-настоящему трудоспособная зона индивидуума заканчивается в районе 40 лет». По закону в 35 человек официально перестаёт считаться молодым.
Всё правильно. Всё так. Будьте внимательны к себе в этот период. Если ты не успел создать прочный фундамент в своей жизни до 40, – надеяться практически не на что. Исключения – это погрешность.
Своё сорокалетие Алексей не праздновал. Нет, не из-за суеверий. Разум полностью систематизировал все данные, полученные в результате глобального анализа относительно исследуемого вопроса. Вообще, основной помощник Алексея проявил себя выдающимся организатором операций по выходу практически из любых сложных жизненных ситуаций.
Меж тем, получив вольную, разум доедал останки, когда-то небывалой мощности, внутреннего свечения, недовольно выплёвывая непереваренные куски. После чего удовлетворённо попёрдывал и урчал, сам пугаясь собственных звуков.
Побочные эффекты оккупации выражались в перманентной тоске. Структура сознания, измученная различными духовными и иными практиками, уже давно начала расшатываться, угрожая развалиться и похоронить под обломками своего неаккуратного хозяина. Периодически возникало чувство, словно внутри находится грязная вонючая тряпка. Её Алексей пытался выбить разными способами, находясь в лесу, подолгу «орал» согласно известным способам освобождения. Всего и не перечислить. Тряпка снова и снова, как к себе домой, залезала в то место, откуда, казалось, исчезла раз и навсегда.
«Всё, Лёха, финиш», – думал незнакомый человек, стоящий перед зеркалом. Из зеркала на него смотрел не похожий на живого дядька со слегка перекошенным от перенесённого инсульта лицом. Лицо криво усмехнулось, обнажив ряд жёлтых, местами поломанных зубов. Ещё совсем недавно он слышал комплименты от случайных людей относительно того, как он молодо выглядит. Вроде вчера это было… Нет, позавчера… Нет, не вспомнить. Наполовину седой мужик почти не выходил на улицу. А зачем? Просто бродил часами по неубранной комнате из угла в угол. Скоро закончатся деньги и надо будет в очередной раз искать временное занятие. Он не помнил, когда последний раз смеялся, дышал полной грудью, просто так радовался чему-нибудь. Слёзы, правда, текли регулярно сами по себе, ему это не мешало. Психический свет агонизировал. А был ли он вообще?
* * *
Чёрный Ситроен парил на своей пневматической подвеске над Московским шоссе. Путь предстоял основательный, в 400 км. Меня вёз в Новгородскую область на рыбалку мой единственный товарищ, которого я знал с детства.
Со дня сорокалетия минуло несколько месяцев, надо развеяться. Небогатая событиями жизнь нуждалась в обновлении. Что главное на рыбалке? Рыбу ведь можно и не поймать. Ответ напрашивается сам собой. Огненная вода, конечно – один из древнейших спутников человека. Жидкое топливо, машина времени, а по-простому – синька или бухло.
Рыбалки мы хлебнули по самое не балуйся. Дождь, ветер. Лодку постоянно сносило к берегу. Два недоумка-спиннингиста пытаются в такую непогоду выманить хищника из спокойных, уютных глубин. Неудачники. У берега ловить нечего, озеро Валдай в прибрежной полосе повсеместно заросло травой и камышом.
– Щука, наверное, смотрит на тебя и смеётся, – подмигнул мне Пашка.
«Ещё издевается – змей».
– Ты-то чем лучше? Или вы заранее с ней сговорились? – я сделал ещё один заброс. Воблер ушёл на глубину и в очередной раз вернулся в одиночестве. «В первый раз он закинул невод, пришёл невод с одною тиной», – вспомнил хмурый ловец «сказку о рыбаке и рыбке». Но, в отличие от сказки, несколько сотен забросов не принесли результата. Мы меняли дислокацию, меняли снасти: несколько десятков вертушек и блёсен – бесполезно.
– Ладно, мне всё понятно, давай к берегу, – картинно сплюнув, я начал сматывать удочки – главное ведь впереди.
В такое ненастье ехать в незнакомую местность может только рыболовный маньяк; мы к данной породе не относились. Пашкина родня умыла, обогрела, накормила несостоявшихся добытчиков, и, после телесной перезагрузки, было принято решение идти на пикник. Вокруг ранняя осень, жаркий сентябрь уже заканчивался, температура за бортом 11 градусов тепла.
Дождь к вечеру стих, в воздухе висела невидимая плотная взвесь, со временем превращавшая волосы в газонную травку, покрытую утренней росой. Пашка, на правах местного гида, выбрал небольшую полянку с пнями рядом с берегом и отправился за дровами. Я, в определённом смысле, гость, мне ничего не надо делать. Дыши Алексей, где ещё такой воздух…
Через час пламя костра уже вздымалось над землей. Самогон, выгнанный мной лично, почищенный мной лично, разведённый специально подготовленной водой до 45 градусов, работал заодно с костром. Довольные просохшие туристы рубили дрова, вечер складывался по плану. На рыбу надейся, а сам не плошай.
«Дай, я рубану», – меня качало, но пьяные силы рвались навстречу подвигам. В итоге, разрубив свой ботинок, хорошо, что не ногу, бухой дровосек поуспокоился.
Самогон – не водка, если приготовлен правильно, то мягко и долго греет, а объятия его, словно объятия любимой женщины. Литр незаметно и неожиданно закончился, начались задушевные разговоры о прекрасных дамах, а также за жизнь и философию.
Павел изложил свой взгляд на окружающий мир и передал мне эстафету:
– Что ты обо всём этом думаешь? – вопрошал Павел.