Забавы молодого мужчины

В Уральск мы не заезжали, славный город Яицкого казачества, откуда пошло восстание Емельки Пугачёва против крепостничества и Екатерины Второй, казахи его назвали на свой манер Орал, но через Гурьев проехали. Город был основан русским купцом Гурьевым. Как сейчас он по-казахски называется, надо по карте посмотреть… А, если надо, сами смотрите – для меня Гурьев он и есть Гурьев. Весь перрон оккупировали продавцы рыбы…

Потом была Россия – матушка Волга и Астрахань. Степи Калмыкии, Дагестан. В Махачкале женщины плакали, глядя на нас, высовывающихся из окон – из вагонов не выпускали (воинский эшелон – не положено!), тянули нам батоны, булки хлеба, овощи, колбасу. Очень хлебосольные люди! Очень. Я не раз сталкивался с дагестанскими женщинами, и они всегда плакали, глядя на меня и кормили до отвала. Потом Кизляр. Далее ворота Кавказа – древнейший Дербент. Ночь прошла, сырой промозглый туман, горы, всё во влажной зелени – Северный Кавказ. Тогда ещё здесь было спокойно, это потом началось и до сих пор продолжается… А после Каспийское море, вышки нефтяные, множество вышек, насосы– качалки, огромные нефтяные лужи – Баку, столица Азербайджана.

После продолжительной стоянки поехали дальше. Тогда-то я впервые и увидел границу СССР – река Кура. А до места – города Нахичевань, ехать было ещё более суток. Там располагалась отдельная дивизия и центр подготовки молодых солдат. В знойном, сорокаградусном аду предстояло провести две недели… Две недели – это разве срок по сравнению с двумя годами?! Как сказать… В общем, вот он я – пограничник, где моя зелёная фуражка?!

Погранец погранец видит издалека!

Самый конец девяностых – по-моему, если не соврать, 1999 год. Я с отцом взялись за объект в частной охранной фирме. Отец прекрасно выкладывал камины и печи, а у меня была своя работа, но тоже грязная, и я, вместо спецовки одел свой армейский, пограничный камуфляж. Фирма была ментовская. Основатель, владелец, он же директор, после увольнения из органов ( за что уж его оттуда попёрли?! Тогда за оборотней не гнали), под шумок «прихватизировал» базу районного ДОСААФ – обширный двор с гаражами и хозпостройками, и двухэтажное, двухподъездное кирпичное здание, постройки тридцатых годов двадцатого века. Фирма занималась сопровождением грузовых фур на межгороде – дороги тогда ещё были не спокойными, везде сидели местные банды, требовавшие мзду за проезд с дальнобойщиков. Всё это обговаривалось заранее, а охранник, вооружённый помповым ружьём, в основном был пассажиром, от которого ничего не зависело. Все сотрудники фирмы раньше служили в органах, кроме Лёхи – двухметрового гиганта. Он подошёл ко мне и спросил:

– Твои штаны? – кивнул на мои ноги.

– Мои.

– Ты погранец?

Я удивился:

– Откуда узнал?!

– У тебя камуфляж пограничный. Такая расцветка только у погранцов.

Вот оно что! А я даже и не догадывался, что расцветки камуфляжей выдают принадлежность к тем или иным войскам.

– Будем знакомы! Лёха! Тоже погранец! Когда служил? О, да мы одногодки! Я в это же время служил, на Дальнем Востоке, в Приморье… Там климат такой гнилой – чуть поранишься, всё, язвы появляются и гниют долго– долго… Ну, Лёха, крабов я там поел, во! Каждый день крабы! А крабы это что? Чистый белок! Знаешь от них, как шишка стоит! Всегда! Постоянно! Наряд заступает на обход границы, инструктаж, проверка автоматов – и у всех стоит, штаны оттопырены. А в дозоре как лежать неудобно! На животе невозможно – шишка мешает. Только на боку – то на одном, то на другом. Весь извертишься!

Мой отец посмотрел на нас и заявил:

– Вот я смотрю на вас (а я Лёх много знаю): все вы, Лёхи, расп…дяи!

Четыре сержанта.

Нахичевань – это Закавказье. Если Северный Кавказ – это влажное лето, то здесь – знойный ад. Днём сорокульник и выше. Потому в полку в дневное время, в самую жару, был тихий час. В полдень обедали, потом пятое– десятое, и в час дня раздевались и укладывались в кровати отдыхать. Мы все смеялись – как в детском саду. Два часа сна. В три пополудни построение и продолжение рабочего дня.

Так вот, была суббота, а суббота в полку – санитарный день. С утра все идут в баню, моются, меняют нижнее бельё на свежее, после стираются самостоятельно и убираются внутри казарм – наводят чистоту в спальных кубриках и в канцеляриях и каптёрках. После обеда командир полка и его замы, в сопровождении батальонного начальства, совершают обход, проверяют наличие чистоты – старательных хвалят, а нерадивым делают замечания.

После сытного обеда, когда наш батальон находился в горах, а в расположении оставались, помимо дневальных и дежурных, всего несколько человек, ещё не успевших уехать, мы, четверо сержантов взвода связи, решили поспать. Дело привычное: скоро час, глаза сами слипаются.

Я предложил:

– Давайте не в каптёрке на столах, а в кубрике нашем. Что тут такого? Разденемся, как положено, постели расстелем, и до трёх покемарим.

Так и сделали.

Но только мы залегли – сон, как рукой сняло!

– Ха! Давайте биться на подушках!

Ну, мы и схлестнулись. Перья летят во все стороны, мы по кроватям скачем – всё измято, избуровлено в хлам!

Оборачиваемся – комиссия стоит в полном составе: командир полка, майоры управления, наш комбат и наш начальник штаба. Все молчат.

Мы замерли.

Следы преступления были на лицо.

Начштаба заверил начальство:

– Я их проучу!

Комиссия удалилась.

Начштаба обрадовался:

– Вас четверо! Полный комплект для наряда по роте! Замкомвзвода Фикс – дежурный, остальные дневальные. Сутки длинные – полы будете мыть все! А тебя, колобок, я замучаю! – погрозил он мне пальцем. – Ты у меня с тумбочки не сойдёшь!

Пошли мы на развод нарядов, все над нами смеются: «Это что такое? В наряд по роте идут четыре сержанта! Чтобы сержанты были дневальными – никогда такого не было! У вас что, бойцы кончились?».

В общем, побыл я дневальным. Хорошего, скажу я вам, мало…

Как говорил суворовец Ваня из фильма «Офицеры»: «Ох, баба, и драить же он полы будет!».

Ну и что?! Ну и драил! …

Героический рейд. Освобождение заложников.

Была зима. Моя вторая зима в Закавказье. Она отличалась от первой – она была морозная и бесснежная. В первую зиму было завались мокрого снега, и температура в горах держалась в районе плюс– минус ноль. Но было очень холодно из-за невыносимой сырости. Я был тепло одет, но всегда зябнул. Помню, находясь в оцеплении, исполняя обязанности радиотелефониста, я возвращался с поста с гор в казарму полигона, и шёл вдоль ручья. В Нахичевани с гор спускаются множество быстрых ручьёв с прозрачной, ледяной водой. Пить её не рекомендовалось, так как в ней присутствовали холерные палочки. Так вот, иду вниз вдоль ручья, всё в снегу, наверное, январь месяц, а воде плавают серые лягушки. То есть, они не заснули – температура их устраивала. Я шёл в полной экипировке – автомат, подсумок со снаряжёнными магазинами, ручные наступательные гранаты РГД-5, сапёрная лопатка, фляжка литровая из белой пластмассы, да тяжеленная, громоздкая радиостанция старой модели за спиной. Ещё с афганской войны. Мы такие использовали до весны, потом пришли новые, портативные, которые носишь на боку, словно сумочку, и вес её не превышал килограмма. А эта старая бандура тянула на все пятнадцать. Я мёрз, мне было скучно, хотелось есть, и я развлекал себя охотой на лягушек, кидая в них камни. Уж чего-чего, а камней было в избытке. Горы – это такие штуки высоченные, усыпанные тоннами дроблённого камня с острыми краями. Ни в одну лягушку я, конечно, не попал, и даже не согрелся, но я их запомнил: январь, снег, сырость и холод, и лягушки резво сплавляются в потоках ручья.

Так вот, вторая зима кардинально отличалась от первой – она была совершенно бесснежной. Снег отсутствовал, как таковой. Как в Европе – вроде зима, а снега нет. Но было морозно. Днём ещё туда– сюда, минус пять, да солнышко светит, а вот ночью, во власти мрака и тьмы мороз крепчал до тридцатника. Мы с ума сходили, когда были в горах. Только на момент происшествия, о котором я собираюсь поведать, в горах дежурил первый или второй батальон, а наш – третий, нёс службу в полку. Было по-домашнему уютно: тёплая казарма, приём пищи в стационарной столовой, по выходным вечерами видео в клубе. Да, здорово. Это по сравнению с горами. На гражданке, конечно, в сто крат лучше. Хотя, кому как. Кому, как гласит пословица, война, а кому мать родна.

Сижу я каптёрке. Она у нас состояла из двух комнат. Заходишь: шкафы с вещами нашего взвода связи, а во второй комнате большой квадратный стол, за которым мы любили пить чай или бухать ночами по праздникам, несколько стульев и лавка, три радиоприёмника, две полочки на стенах с книгами (книги я лично привёз из Нахичевани, когда ездил туда с нашим взводным, с Женералем: детективы там, приключения). В общем эта комнатка была нашим клубом – мы всегда в ней тусовались в свободное от службы время, и не только мы – у нас была масса гостей…

Так вот, сижу я за столом в этой комнатке, читаю газету или журнал, заходит посыльный из штаба полка.

– Лёшка, иди к командиру.

Я удивился:

– Зачем я полкану понадобился?

– Да не ему. Там ваш комбат, он тебя и вызывает.

Я сразу поскучнел: опять напряжёт какой-нибудь писаниной.

– Хорошо, иду.

Пришёл в штаб – он у нас располагался в одноэтажном здании в виде буквы П, перед входом бил фонтанчик, отдал честь первому посту у знамени полка, прошёл мимо дежурного офицера, ничего не объясняя – я в штабе был завсегдатаем, двинул налево по коридору до кабинета командира, постучал, захожу:

– Разрешите?