Византиец. Смоленское направление

– Алексий! Мы дадим клятву, – раздалось за моей спиной.

Не оборачиваясь, я зашёл в палатку. Взяв раскладной стол и вынеся его наружу, накрыл красным сукном. Наблюдая за моими действиями, рязанцы окружили стол полукругом. Восемь мечей легли перед строем. Следующей ходкой я вынес знамя, укрепив его в треножнике из-под новогодней ёлки. Красное полотнище затрепетало на ветру, и откуда ему было взяться, если ещё минуту назад даже травинка не шелохнулась? Минутный порыв был настолько сильным, что чуть не сорвало сохнущие на верёвке мочалки. С реки дохнуло на потемневший вдруг холм холодным воздухом, солнце сверкнуло лучами и спряталось за чёрную тучу. Молнии, готовые в любую секунду сорваться с краёв облака, не пускаемые чьей-то могучей рукой, сжигали себя, запахло грозой. Но новый порыв вновь осветил холм, разорвал тучу в клочья, и солнце озарило небосклон короткими вспышками, словно по его раскаленному ободку кто-то ударил гигантским молотом. Началась присяга.

– Сотник Савелий! Подойди ко мне.

Савелий гордо расправил плечи, в глазах решимость, и мне отчётливо стало видно, что теперь для него начинается восхождение к новому для себя, более высокому месту в мире, месту, которого он, безусловно, заслуживал.

– Повторяй за мной. Я, Савелий, клянусь защищать свою Родину до последней капли крови, служить Алексею верой и правдой, и если я нарушу данную мной клятву, то пусть покарает меня бог. Клянусь.

Я протянул меч. Сотник вынул меч из ножен и взмахнул над головой.

– Любо! – заорал он.

– Любо! – ответили семь голосов.

Каждый подходил к знамени, принимал присягу и получал меч. Внезапно сверкнула молния, и спустя несколько секунд раздался страшный грохот. На небе уже не осталось ни облачка, а где-то рядом, со стороны Мстиславля зарядил такой ливень, о котором говорят: «льёт как из ведра». Я достал бутылку шампанского, выбил пробку и налил вино в специально приготовленный для такого случая кубок.

– Это наша первая братина. Выпьем же это пенное вино на радость нам, пусть сгинут враги с земли русской!

После того как кубок опустел, торжественное мероприятие можно было объявлять закрытым. Настало время выполнять обещания. Выделенные Савелием люди вынесли из шатра несколько сундуков, сумку и длинный свёрток. В первом, наиболее объёмном ящике лежали каплевидные щиты, шестьдесят на девяносто, оклеенные качественным брезентом со стальным умбоном в центре. Во втором были доспехи с сопутствующей амуницией, а в самом малом находились каски. Тут же началась примерка и испытания. Обыкновенная бриганта, но сталь её пластин на это время не пробивалась ни одним оружием. Стрела, выпущенная из лука с десяти шагов, ломалась, топор только оставлял след. Придя в восторг от брони, рязанцы сникли при виде касок – шею и лицо не защищают, однако отсутствие клёпанных или сварных швов, а также идеально ровная поверхность – изумили. Только это было не всё. Каждый получил по трёхметровой рогатине и чекану. Дальше пошли портупеи с ножнами и ножи. Их сталь была выше всяких похвал, но всеобщее внимание привлёк арбалет, оказавшийся в руках Савелия. Сотник и раньше видел подобное оружие, но чтоб использовались блоки и был приклад с рукоятью, никак не вписывалось в его понимание. Пришлось показать, как заряжать и целиться из него, сопровождая все действия подробными комментариями. С пятидесяти аршин гарантированно поражались цели, защищённые двухмиллиметровым железом, хотя я бы и на вдвое больше расстоянии не рискнул подставить под выстрел латника.

– Наш панцирь тоже пробьёт? – спросил кто-то из рязанцев.

– Нет, но удар будет сильный. Возможно, собьёт с ног, будет больно. Хоть наконечники болтов и из специальной стали, но здесь, – похлопал себя по груди, – посерьёзнее будет.

После пробных стрельб на свет божий появились заготовки для арбалетных болтов. Умение изготавливать стрелы – это мастерство, но в нашем случае вся тонкая работа уже была выполнена. В одном из ящиков россыпью лежали наконечники, рядом коробки с древками для болтов, в мешке оперения для них. Присев на заколоченный ящик от гвоздей я стал собирать из заготовок конечный продукт, используя эпоксидную смолу. Древко входит во втулку наконечника и в принципе держится и так, можно закрепить на гвоздик, но лучше приклеить.

– Мажем клеем тут, – говорил я, – приклеиваем оперение, затем тут, приклеиваем наконечник. Этот клей клеит всё, даже железо. После этого наконечник смазать пушечным салом и в пенал. Каждый делает пятьдесят болтов для себя.

Надеюсь, обойдёмся без учебных. Отдав распоряжение, я занялся с не менее важной по значимости в моих планах второй частью коллектива. Теми, кто составлял основную рабочую силу, рабами. И если с воинами всё получилось без шушуканий, то подневольные после этого дня иначе как колдуном меня не называли. Любое начинание возникает из малого, как кольцо из звена; а когда существует чёткий план, то кольца, рано или поздно превращаются в цепочку. Сделать нужно было многое, но исходя из квалификации работников, рассчитывать приходилось на самое примитивное. Как то оборудовать место под лесопилку, что сделали очень быстро, и построить причал или подобие его. С помощью двуручной пилы, которую сразу окрестили «волшебной» (потому что зубья не сломались и длина три аршина), свалили несколько деревьев. Получив от меня топоры, под присмотром охранника, работники обрубили сучья и подготовили брёвна для дальнейшей обработки, расщепив клиньями вдоль волокон. Из подсобного лесоматериала сбили козлы. Затем начался тяжкий труд. Брёвна тяжёлые, пока одно затащишь и обработаешь, семь потов сойдёт. Тем не менее, там, где тяжело вдвоём, в три пары рук справиться уже легче. Мои помощники работали с почтительным трепетом. Никаких вопросов. Не потому, что боялись наказания, а потому, что не знали, чего ещё можно ожидать. Иными словами, культурный шок налицо. Так как за один день они не только стали обладателями новых технологий, но и выяснили, что существуют совершенно незнакомые им инструменты, гораздо удобнее, чем те, с которыми им приходилось иметь дело ранее или просто видеть. Работать топором умели все, иначе не выжить, с двуручными пилами они уже освоились, хотя удивление от «фокусов» легированной стали присутствовало, а вот рубанки, фуганки и прочее, не говоря уже о струбцинах, стали откровением. Как только на лесопилке стало более-менее получаться и появилась пара досок, из которых изготовили столешницу для обеденного стола, я отправился к реке. Используя лодку и верёвку с грузиком, измерил глубину фарватера. Тут пришлось удивиться мне. Начиная от берега, дно круто уходило вниз. То есть, сделав два шага, я погружался бы с головой. В моём времени Сож заметно обмельчал. Наверное, из-за вырубки леса. Идею вколотить брёвна-сваи кувалдой пришлось отложить – долго, так как нужно было чуть ли не выстелить дорожку на воде. Пришлось действовать иначе. Исходя из того, что опоры забиваются на полметра в дно реки, на берегу изготовили стол с шестью ножками из свай. Две ножки длинные, две короткие, посередине нечто среднее. Между сваями прибили крестовины. Готовую конструкцию снесли к реке, с помощью верёвок и шестов поставили стол на основании выступающих досок и отпустили верёвки. Под силой тяжести настила сваи вошли в дно реки. Затем с помощью отвеса уровняли поверхность, поочерёдно доколачивая кувалдой. Причал был готов за считанные часы. Сомневаюсь, что он переживёт будущий ледоход, но пока вышло так.

За текущую неделю я несколько раз совершил переходы домой, каждый раз возвращаясь с переполненной тележкой. За эти дни мы успели подготовить основу под будущий дом и немного исследовать округу. Камень хоть и располагался у реки, однако место это иначе как глухомань назвать было нельзя, и потоков торговцев продовольствием я не наблюдал. Народа же было почти два десятка, и все хотят кушать. Один раз наловили рыбы, другой раз удачно поохотились, но этого стало недостаточно. Пришлось привозить продукты для лагеря, а вместе с ними и товары для Пахома, в основном металл, в виде стальных полос и круглой арматуры. Полина же предложила загрузить нашего купца изделиями из стекла. Гранёные стаканы, кувшины, вазы, дешёвая оптика, оконное стекло, зеркала стали появляться на базе «Средневековье». Всё складировалось на берегу, под брезент. Ящики вместе с немногочисленными мешками были пронумерованы и снабжены краткими описаниями с иллюстрациями. На пробу, для исследования рынка, прихватил пенал с иголками и горсть английских булавок. Ещё одним товаром стали специи. Перец, корица и гвоздика размещены в одном большом сундуке, разделённом тремя перегородками. Если сундук раскрыть и выставить на обозрение покупателю, то внутренняя сторона крышки, с помощью картинок, наглядно демонстрировала, какую специю и для приготовления каких блюд можно использовать. Например, над отделением с гвоздикой были нарисованы мясные блюда, куда клались черешки, а в сладкие блюда – шляпки этой специи. Было у гвоздики и другое предназначение – её использовали для освежения дыхания. В древние времена китайские императоры династии Хань заставляли своих придворных усердно жевать бутон гвоздики перед приёмом, а во время аудиенции непременно держать во рту. С корицей было проще. Картинки советовали употреблять порошок с мёдом, дабы избавиться от множества болезней: начиная от зубной боли и расстройства желудка, заканчивая укусами насекомых. Перец же можно было сыпать куда угодно. Выпечка, мясо, рыба, да хоть себе на язык. К сундуку прилагались аптекарские весы и миниатюрный совочек. Среди этого многообразия десяток пар кирзовых сапог с байковыми портянками и пяток пятипудовых бухт джутового каната даже не смотрелись.

* * *

Купец всё же прибыл. С задержкой на три дня, когда я уже потерял последнюю надежду. После полудня, около двух часов, дозорный заметил ладью, идущую на вёслах, о чём громко сообщил остальным. Выйдя к причалу, я стал дожидаться долгожданной встречи. Пахом стоял на носу судна и махал рукой. Вот и настал момент истины. Если иконы на борту, то план два можно считать успешным. Одна из них поедет в Керчь, две останутся на память. Осталось загрузить товар на продажу и договориться со строителями, если таковые будут.

Кормчий искусно подвёл судно к пристани, однако днище всё же заскрежетало по песку. Нужно было делать поперечную пристройку, но хорошая мысль приходит как обычно с опозданием. Ладья на две доски возвысилась над причалом, посему трап спускать не стали и Пахом просто перешагнул через борт, а спустя пару шагов уже находился рядом со мной.

– Здравь будь, Лексей.

– И тебе не хворать.

– Задержался я немного, но всё привёз согласно уговору. Евстафий, подай образа.

Помощник купца перекрестился и подал завёрнутые в холстину иконы. Я развернул ткань, посмотрел на раритет, размером с ладонь ребёнка и завернул обратно.

– Добро, Ильич. А мастеровых привёз?

– А как же. Только вот какое дело. Артель нанял с трудом. Все заняты работой, в Смоленске снова был большой пожар. Согласились лишь те, кто не нашёл работы в городе и кроме топора почти не имеет инструментов. Но и без них как-то справлялись.

– Пусть так, инструменты я дам. Зови бригадира.

– Кого звать?

– Ну, главного, над мастерами.

– Фрол, – позвал Пахом мужичка с перетянутым шнурком волосами и тощей котомкой в руках, – ходь сюды.

Пока Фрол перелезал через борт ладьи, мы продолжали начатый разговор, направляясь к ящикам под брезентовым тентом. Новгородец успешно расторговался шёлковыми сорочками с платками и закупил крупную партию дёгтя, о чём немедля, во всех красках поведал мне. Правда, видя моё равнодушие, запал быстро закончился. Не то, что я проявлял к этой торговой операции интерес: купил и купил, бог с ним, с дёгтем. Меня волновало другое. Раз весь шёлк по бешеной цене разошёлся в два торговых дня, значит, рынок в городе серьёзный и ставка на торговлю в этом регионе сделана правильно.

– Есть взаимовыгодное дело, Пахом Ильич, которое я хотел бы обсудить с тобой сегодня вечером. Тут приготовлен для тебя товар, как ранее было оговорено. Осмотри его, прикинь цену. Где будешь торговать – это твоё дело, но лучше в Смоленске. Меня интересует золото, серебро и шкурки соболя.

– Может, лучше дёготь возьмёшь? Хорошую цену дам, – перебил меня Ильич и, видя, как я отрицательно повертел головой, закрыл рот.

– Вот мой товар, – я показал рукой на сундуки, – всё упаковано. Запоры открываются вот так, рычажок на себя и готово. Разговор наш будет долгий, так что ты пока осмотрись, что будет неясно, запомни, и вечером я отвечу, а пока с артелью приехавшей поговорю.

Бригадир строителей не спеша, с ленцой подошёл к нам, посмотрел на меня и стал ожидать. Судя по его одежде, в достатке он не жил. Просторная бледно-серая домотканая рубаха, длиной почти до коленей, тоненький поясок из крученой кожи и штаны с латками, заправленные в видавшие виды поршни. А ведь плотник достаточно уважаемая профессия, что ж должно было произойти, чтобы оказаться в таком виде? Как говорят: «потонуло в половодье всё, только руки при себе остались, да одёжку добрые люди дали». В душе у меня закралось подозрение, что прибывший специалист имеет, мягко сказать, недостаточный уровень квалификации. Как я уже успел выяснить, здесь плотничают все взрослые мужчины, и не зависимо от того, чувствуешь ли ты дерево, слушается ли тебя топор – это одна из ипостасей русского человека. Иначе не выжить, нужда заставляет. И как нередко бывает, встречаются плотники разные: и плохие, и средние, и хорошие. К какому типу стоило отнести прибывшего, ещё предстояло выяснить.

– Это тот важный грек, о котором я тебе говорил, – прошептал Пахом Ильич строителю, – будешь с ним рядиться.

– Добрый день, Фрол. Меня зовут Алексей Николаевич.

– Фрол, сын Игната, – бригадир строителей поклонился.

– Что ж, Игнатович, пойдёмте к шатру. Там и поговорим обо всём.

Поднявшись на пригорок, мы подошли к столу, стоявшему напротив палатки. Я зашёл внутрь и вернулся оттуда с рулонами бумаги.

– Фрол Игнатьевич, хочу построить дом на месте палатки и хозяйственные пристройки. Территорию обнести забором, желательно каменным или кирпичным. Вот рисунки, как это должно выглядеть.

Над этими эскизами почти неделю трудился юный архитектор, новоявленный выпускник вуза, оставшийся без работы. В основу был предложен проект дома возле Хиславичей и немного фантазии в стиле средневековой русской усадьбы. Единственной проблемой оставался фундамент. Стальные сваи подходили лучше всего, но выполнить такой объём работы без привлечения специальной техники просто невозможно. Даже простой, ленточный фундамент и то казался несбыточной мечтой, не говоря о монолитной плите. Так что расчёты были сделаны на грани фола и весь запас цемента уже лежал в земле.

– Лепо намалёвано, – еле слышно сказал строитель, боясь прикоснуться к листу, – палисад значит, надобен, хм-м… Игнат с камнем работать умеет, но тут инструменты нужны специальные, известь опять же, песок, медь али бронза, железа много. С собой этого нет, да и в Смоленске сейчас днём с огнём не найти. В этом году никак не получится, только из дерева если.

– То не твоя забота. Кстати, а чем вы работать собирались?

– Как чем? Как и все, так и мы. Топором да руками.

Возведение любой постройки, даже самой малой, без хороших инструментов – гиблое дело. Понимая это, конечно, я подготовился. Вот только, насколько они будут эффективны при средневековой технологии строительства, предстояло выяснить эмпирическим путём. Не забыл я и о том, что «город строится не только топором, а ещё и рублём». Запроси мастеровые заоблачную сумму, немедля будем прощаться. С расценками меня ознакомил Савелий, так что на дальнейший разговор я настроился весьма серьёзно, и нытьё про потоп со сложностями архитектурных инноваций пропустил мимо ушей.

– Инструменты нужные и материалы, какие попросите, я вам дам. Сколько возьмёте за работу?

– Прямо так, всё, что запросим? Ну, ежели харчи наши, а всё остальное ваше, то за десяток новгородских гривен столкуемся. А там уж как бог положит. Ты ж на кургане дом ставить хочешь, а это дело такое, тайное. Предки должны разрешение дать, да кто лежит здесь, равнодушным не останется. Я спрошу, что надо сделаю, а как будет – не знаю.

– Сделаем так. Ты, с кем необходимо, договорись, в астрале там пообщайся, в общем, всё, что надо, сделай, только с завтрашнего дня начинай строить. Столоваться будете за мой счёт. Завтрак, обед, ужин и вечерний чай. Мне так спокойнее будет, а то вместо работы пойдёте на охоту, да ещё медведю в лапы угодите. Инструменты, какие потребны, я приготовил. Осмотри сам, сундуки вон, слева от шатра. Всё, что необходимо, отложи в сторону, чего не хватает – скажи, остальное оставь. По окончании работы, если приглянутся, вы сможете их выкупить по хорошей цене. Как посмотришь, посчитай, сколько по времени займёт стройка.

Я подвёл бригадира к ящикам с инструментами. В самом большом лежали: лопаты, двуручные пилы, рубанки, медведки, шерхебели и скобели. Ручные дрели, фуганки, стамески, зубила в сундуке поменьше. Отдельно в двух ящиках лобзики, молотки, тесла и плотницкие топоры. Кирки и три лома с кувалдой валялись на земле. Такое отношение к железным инструментам возмутило мастера, но вида он старался не подавать. Хотя, возможно, он впервые увидел такое разнообразие, применение которому можно было вообразить только в самых смелых идеях. Ведь речь шла о той самой сакральной грамоте, выведенной волокнами древесины, которую настоящему мастеру всегда есть резон познавать. Ибо дать новую жизнь дереву, сохранив его душу, сродни великому искусству. Задумался ли над этим Фрол или над чем-то другим, я так и не узнал.