Черная книга

Девочка не поняла слов бабушки. Она пожала плечами и виновато улыбнулась в ответ. Девочка смотрела на Эрмелинду, а та смотрела на ромашковое поле и в ее глазах светилась и грусть, и радость, и сожаление о чем-то потерянном навсегда, и что-то такое, что можно было бы назвать умиротворяющим, небесным покоем…

23.

Эрмелинда умерла в начале октября 1142 года. Согласно ее последней воле, она была похоронена не в замке, а на ромашковом поле, вблизи дуба. Одинокая могила с высоким крестом вызывала недоумение местных жителей, и кое-кто из них стал шептать, что, мол, если баронесса приказала похоронить себя вне освященной земли кладбища, в этом есть что-то нехорошее. Этому слуху возразила одна древняя старушка, сказав, что на ромашковом поле был когда-то похоронен святой рыцарь и поэтому поле давно освящено его прахом. Правда, она не смогла вспомнить имени рыцаря, а так же объяснить, почему над его могилой, если он действительно святой, нет креста.

Маленькая Мария покинула Берингар. Герцог Саксонский сдержал свое слово, он вырастил девочку, сохранив ее небольшое приданое, и через пять лет выдал Марию замуж за благородного итальянского барона Манфреда Искони. Барон был немолод, ему уже исполнилось сорок два года, у него было двое детей, которые оказались старше своей мачехи. Но брак обещал быть удачным, потому что Мария легко подружилась с обеими дочерями своего мужа.

Берингар был оставлен людьми навсегда после того, как герцог Саксонский, выполняя волю Эрмелинды, попытался продать его. Но никто так и не купил старый замок, потому что покупателей беспокоил близкий, ночной вой волка, доносящийся каждую ночь словно из-под земли.

Лишенный заботливых рук, Берингар быстро начал стареть. Уже через десяток лет надвратная башня замка обрушилась, увлекая следом за собой крепления главных ворот, и Берингар стал похож на голову зверя с распахнутой пастью. Следом обрушилась кровля донжона, не ремонтировавшаяся много лет еще при жизни Эрмелинды. А уже через двадцать лет Берингар можно было назвать руинами еще издалека, например, проезжая по дороге рядом с ромашковым полем, на котором растет одинокий дуб и рядом с которым стоит высокий крест…

Черная книга

1.

… Утренние кошмары стали мучить рыцаря Анри Деладье сразу после смерти жены. Перед тем как проснуться, он иногда видел маслянистую колодезную воду возле своего носа и в ней, как перья, плавали лунные, неживые отсветы. Чуть дальше, окружая его со всех сторон, громоздились и тянулись вверх огромные валуны стен колодца. Другой кошмар заключался в том, что время от времени Анри одолевали в бою мавры, причем не превышающие ростом детей: они валили рыцаря на землю, смеялись и щекотали тупыми саблями. Анри вырывался, куда-то бежал, спотыкаясь на острых, как бритва, камнях, падал и видел свои руки перепачканные не кровью, а чем-то черным и липким, как смола. Именно в эти секунды у Анри оживало тело: начинала ныть либо старая рана на пояснице, либо промозглая сырость, все-таки пробравшаяся в шатер, просачивалась и под шерстяную рубаху рыцаря.

Но самое страшное было впереди. Мельтешащие видения вдруг исчезали, и рыцарь с ужасом чувствовал, как его лицо рвет прелую, пыльную мешковину. Все происходило так, словно чьи-то незримые руки просовывали пальцы под его затылок и медленно приподнимали его голову. В этом странном движении и звуке рвущейся перед лицом замшелой ткани – к сожалению и ужасу! – было куда больше реальности, чем, в боли в пояснице или в холоде под левой лопаткой. В нос рыцаря лезла залежалая, подвальная пыль, а глаза – словно в них и в самом деле швырнули чем-то похожим на пыль или пепел – хотя и, как казалось, были широко распахнуты, ничего не видели.

Анри просыпался с криком, судорожно отряхивал рукой лицо и, вскочив на ноги или оставшись стоять на карачках, обнажал меч. Ему мерещились в ворохе разбросанных в палатке одежд дьявольские рожи, голые, бесстыдно задранные женские ноги, и еще такое, о чем было бы стыдно сказать даже во время дружеской попойки.

Сердце рыцаря постепенно успокаивалось, иногда отдавая тупой болью в локте, туман в глазах рассеивался и только страх уходил медленно, цепляясь за память и странные сны.

Каждое утро Анри от души ругал свою «благородную рыцарскую палатку» доставшуюся ему на распродаже в Реймсе. Жуликоватый продавец, расписывая ее достоинства, не упомянул ее главного недостатка – палатка была похожа на старый, дырявый мешок. Она была крива на один бок, неуютна, и в ней почти не было света (единственное оконце вверху было затянуто мутной слюдой), а вход в палатку загораживали несколько слоев тяжелой парусины и две вшитые между ними доски. Последние должны были предупредить внезапное ночное нападение на спящих воинов, выполняя роль двери. Но рыцари кляли «хитроумную задумку» с дверью каждый день, раз за разом задевая доски локтями, головой, а то и носом. Замаскированное в парусине дерево было коварнее любой засады.

Немного успокоившись и придя в себя, Анри сел и отбросил меч. В палатке никого не было. Снаружи раздавался какой-то ленивый шум, говорящий о том, что рыцарский лагерь, хотя и проснулся, единого дела сплачивающего людей, не было и чей-то грубый голос (судя по всему принадлежавший герцогу Трайому) переругивался с аббатом Круазье.

Анри почесал затылок и постарался припомнить, где вчера он спрятал «аварийную» флягу вина. Не слишком сильное напряжение мысли тут же отозвалось в его голове тяжелой, пронизывающей насквозь болью. Анри простонал что-то типа «Вот ведь черт!..» и накрыл тяжелой пятерней пылающий лоб. Жизнь без пары пинт пусть дешевого и кислого вина, казалась ему адом.

Маленький, едва чадивший камелек в углу палатки отбрасывал розово-черные тени. Дым уходил в приоткрытое слюдяное окошко, но не весь, отчего запах в палатке состоял из смеси горячего железа, пота и конской упряжи. Анри почувствовал, что его начинает подташнивать, пора бы было выйти на свежий воздух.

«Аварийная» флага, как правило, находилась в правом, самом дальнем углу палатки, под старым седлом, но, не обнаружив ее там, рыцарь чуть не взвыл от досады. Он замер и снова попытался вспомнить вчерашний вечер, а точнее говоря, попойку. Мысли растворялись и гасли в тумане где-то посередине пира. Знакомые и незнакомые лица, чьи-то руки, темные фигуры, слова, хохот и звон чаш превращалось в полную мешанину похожую на кисель.

«Неужели я ее не спрятал?!..» – с ужасом подумал Анри.

Он тут же приступил к суетливым поискам: зашуршала одежда, зазвенели пустая посуда и бутыли, но нужный (точнее говоря, вожделенный сосуд из дешевого серебра) провалился как сквозь землю. Анри с досадой ударил кулаком по какой-то, мягкой с виду, куче и чуть не сломал палец о невесть как попавшие в нее ножны. Он сунул саднящий палец в рот и принялся сосать его так, словно надеялся ощутить вкус вина. Боль постепенно распространялась по всему телу, растворялась в нем и превращалась в тошноту.

Через минуту Анри возобновил поиски. Мысль о злосчастной фляге была неистребимой, как потребность в дыхании. Вино могло успокоить любую боль, притупить неприятные воспоминания, покончить с тошнотой и просто дать силы.

«А вдруг надо мной пошутил кто-нибудь?!» – подумал Анри.

Головная боль, до этого еще терпимая, взорвалась в голове белым, слепящим шаром. Рыцарский шутки были делом не редким, правда, как правило, они носили безобидный характер. Обычно прятали шпоры, подшлемники или подковы. Последние как правило засовывали в подушки спящим.

Анри в бешенстве рванул подвернувшийся под руку лоскут ткани. Тот затрещал, мелькнул перед носом рыцаря золотым шитьем и полетел в угол. Под лоскутом лежали старые, кожаные штаны Карла Матиуса. Анри обратил на них столько внимания, сколько требовали обстоятельства: он чуть приподнял их, фляги под ними не оказалось, зато из кармана штанов вывалились две мелкие серебряные монетки.

Анри замер, рассматривая деньги. Он вдруг вспомнил, что проиграл вчера в кости свою вожделенную серебряную фляжку герцогу Трайому. Анри сглотнул слюну и понял, что теперешняя его жажда стала вечной и неугасимой, как адский огонь. Вчерашняя игра была обычной – так, от скуки – и никто не просил Анри ставить на кон именно фляжку, тем более что и Карл Матиус и герцог Трайом отлично знали, насколько она необходима Анри по утрам.

«Сам настоял, идиот проклятый!..» – выругал себя Анри.

Острое, пронзительное чувство одиночества вдруг захлестнуло его с такой силой, что на глазах рыцаря показались слезы. Можно было, конечно, выбраться из палатки и найти в лагере вино, ведь рыцарский лагерь никогда не испытывал в нем дефицита. Но все дело в том, что у Анри не было денег. Они кончились у него еще в румынском Тивекасте. А менять что-то из предметов рыцарской экипировки на вино, считалось не только дурным тоном, но и строго запрещалось законами рыцарского похода.

Анри взял две монетки, выпавшие из штанов Матиуса, и положил их на свою широкую ладонь. Потертое серебро было не очень чистым. На одной стороне он узнал узкую, одутловатую снизу, физиономию короля Людовика, изображение на второй настолько затерлось, что монета скорее походила на пуговицу, чем на монету.

Анри сунул деньги в карман и мысленно попросил прощения у Карла. Матиус был не так беден, как Анри, хотя бы в силу оборотистости и живости своего характера. Деловая хватка барона Матиуса уже давно вошла в поговорку в рыцарской среде, и только родство с аббатом Круазье дважды спасало его от суда чести. На какое-то время барон затихал, но уже через пару дней, его толстая физиономия снова начинала светиться лукавой улыбкой рыночного пройдохи.

«Может быть, он и не заметит? – нерешительно подумал Анри. – Или подумает, что потерял…»

Анри сунул чужие деньги в свой карман. Больше в палатке нечего было делать, Анри резко встал и… снова замер. Там, у горящего комелька он увидел маленькую, в пол локтя длиной и покрытую шерстью спину какого-то существа. Незваный гость стоял на коленях, чуть подавшись вперед, нюхал дымок едва тлеющего огня и что-то тихо ворчал.

У рыцаря слегка похолодело под сердцем.

– Эй!.. – громко сказал Анри.

Существо у огня не отреагировало на оклик.

«Крыса, что ли?..» – не без отвращения подумал рыцарь.

Лагерь кишел этими тварями, они шли следом за людьми, а иногда даже опережали их.

– А ведь лучшей стоянки, где они нас поджидают, и не сыщешь, – удивился как-то раз аббат Круазье. – Главное, вода всегда рядом и сушняк для костров есть.

– Не иначе как сам Бог нас ведет, – сладенько подтянул начальству десятник Отто Берг.

Крузье бросил сердитый взгляд на десятника и велел окропить место будущей стоянки рыцарского лагеря, уже заселенное крысами, святой водой.

– Эй, ты!.. – снова позвал Анри странного незнакомца в углу палатки. Он нащупал меч и крепко сжал его.

Гигантская «крыса» или что-то похожее на нее, медленно оглянулась и посмотрела на Анри красными глазами. Непонятное живое существо прижимало к животу крошечный сверток, и, видимо, поворачивалось осторожно, чтобы не тревожить его.

Анри тихо охнул… На него смотрел самый обыкновенный черт. Над его крысиной мордочкой красовались самые настоящие рожки, а ростом он был значительно больше крысы. Узкая грудь была скорее человеческой, а руки – руками, а не лапами. Черт протянул Анри сверток и на его морде вдруг появилось скорбное, какое-то больное выражение.

Мысли в голове рыцаря перемешались. Анри искренне не знал, что ему делать: перекрестится сейчас и метнутся из палатки на улицу или сразу броситься наружу и крестится уже там. Рыцаря сковал страх. Он решил, что если выбежит из палатки, то черт бросится за ним и тогда все увидят удирающего от нечистой силы рыцаря Анри Деладье.

«Так и скажут, вот, мол, допился…» – промелькнула мысль.

Черт приподнял свои лапы выше и Анри увидел крошечный кулечек то ли с куклой, то ли с крошечной мертвой девочкой. Ее личико казалось чистым, но сморщенным и словно было покрыто тонким слоем пыли. Поверх свертка лежала книга, судя по всему, в черной кожаной обложке.

Черт что-то сказал.

– Что? – тихо и леденея душой, переспросил Анри.

Черт показала глазами на девочку, давая понять, что рыцарь должен взять сверток.

Анри передернуло. Он ухватил край ковра, на котором сидел черт и, резко рванув его вверх, накрыл им страшного гостя. Черт взбрыкнул, что-то пропищал, но Анри Деладье был во много раз сильнее. Придавив ковром черта, рыцарь принялся лупить по нему кулаком. Камелек с угольями опрокинулся и Анри обожгло руки. Он рванул ковер с чертом в сторону, угли полетели следом, и в палатке сильно запахло паленым.

– Убью!.. Убью! – тихо и зловеще шипел Анри, продолжая лупить по ковру пудовым кулаком.

Черт наконец перестал дергаться. Анри чуть отдышался, приоткрыл кончик ковра и первое, что он увидел, было мертвое лицо девочки и край черной книги. Лицо девочки не изменилось и было таким же тихим и неживым, а угол книги был загнут так, словно рыцарь несколько раз ударил в ее торец и размозжил обложку. Анри запахнул ковер.