Шпионские рассказы

9.

В фойе больницы, в единственном мягком кресле сидел генерал Кошкин. Он читал газету и, казалось, не обращал внимания на детей. Двух-трех летние забавные малыши были везде: они с визгом бегали друг за другом, болтали ногами на впопыхах расставленных легких стульях, а самые отчаянные уже добирались до плакатов на стенах рассказывающих о вреде абортов.

Эмили попыталась сделать первый шаг, но не смогла. Прямо возле ее ног весело визжала, вопила и пищала целая куча-мала малышни.

Генерал Кошкин улыбнулся и перевернул страницу газеты.

– Я могу пройти? – хрипло спросила Эмили.

– Да, если сможете… – пожал плечами генерал.

10.

Двухлетняя Машенька ерзала на коленях отца и упрямо тянула руки к цветным карандашам на столе генерала Кошкина.

– Машенька, перестань сейчас же! – Костя слегка шлепнул дочь.

Девочка заревела так, словно ее попытались отдать Бармалею.

– Дети!.. – снисходительно сказал майор Дубов и подобострастно посмотрел на хозяина кабинета.

– Иди сюда, малышка, – генерал Кошкин взял девочку на руки. – Ну, что тут тебя интересует?

– Ка-лан-да-ши!.. – по слогам выпалила Машенька.

– Николай Петрович, я ведь, собственно говоря, зачем пришел? – начал Костя. – Не могу я так больше, я же не нянька.

– У вашей жены Эмили очень ответственная работа, – вкрадчиво напомнил майор Дубов. – Имейте совесть, гражданин.

– Я хочу иметь дома жену, – повысил голос Костя.

– Вы когда последний раз виделись с Эмили? – генерал Кошкин рисовал вместе с Машенькой огромный, цветной дом. Причем в качестве ученика выступал именно он. – Это было, кажется в Цюрихе?

– Да, семь месяцев назад. У меня рейс оттуда был, а погода…

– Семь месяцев! – глубокомысленно заметил генерал и посмотрел на Дубова.– То-то я гляжу на последних фото Эмили одевает платья свободного покроя… Она одевала их даже когда ликвидировала банду террористов «Януса» в Стамбуле и когда устроила автогонки с перестрелкой в центре Бангкока.

Майор Дубов наморщил лоб, пытаясь угадать мысль начальства.

– Придется отзывать Эмили и как можно быстрее, – пояснил Кошкин. – Когда женщина рожает, она кричит на родном языке.

Дубов удивленно заморгал глазами.

– Товарищ генерал, Эмили ведь француженка!

– Ну и что? – генерал нагнулся к девочке – Машенька, ты что-нибудь знаешь по-французски?

– Знаю! – радостно сказала девочка. Она набрала в грудь побольше воздуха и громко выпалила. – Мой папа – Костя, а мама – Эмили!

Генерал Кошкин и Костя переглянулись.

– Вот вам и французский язык! – улыбнулся генерал. – Учтите, Дубов, женщина всегда кричит на том языке, на котором говорят ее дети.

«Вот и приехали!.. Кажется, действительно придется отзывать Эмили, – подумал майор Дубов и почесал затылок. – А ведь какая шпионка эта Эмили была, а?!.. Просто супер!»

Любовь моя шпионская…

Жизнь шпионская по разному складывается. Некоторым удача так и прет. Например, забросят нашего человека за бугор, окончит он и там разведшколу, а потом его – снова к нам. Полный кайф, понимаешь!.. Лежи себе на конспиративной даче и ни черта не делай. За тебя коллеги даже разведдонесения напишут. А зарплату, между прочим, и с той и с этой стороны регулярно платят, к тому же звания идут. Некоторые вот так, лежа на диване, до полковников дослуживались и двойной пенсии.

А вот другим не везет. Мишку Кадкина после заброски за рубеж в ЦРУ попал. Работенка такая, хоть разорвись на две части: и за ихними террористами нужно присматривать и нашему начальству донесения писать. Одни сплошные нервы, а не жизнь.

Потом влюбился Мишка. Тут уж, честное слово, хоть на три части самого себя рви: нашим, вашим и еще Шейле кусочек. Шейла – это любовь Мишкина: глазки у нее голубые, коса русая и личико улыбчивое. Такой девушке где-нибудь в Рязани хороводы между березками водить, а она два университета вражеской контрразведки закончила.

Женился все-таки Мишка… Он – шпион, она – шпионов ловит. В общем, жили дружно. Потом дети пошли. Встанет Мишка ночью, колыбельку покачает, а потом за стол – свои шпионские донесения писать.

Иной раз тоска по Родине одолеет: задрожит рука у Мишки и слезы на бумагу – кап-кап… А на бумаге цифирь проступает – симпатические чернила проявляются.

Больше всего на свете Мишка своей красавицы-жены боялся. Вот же он враг – рядом с тобой. Поцелует тебя враг, улыбнется тебе враг, а потом и по головке погладит. Заболеешь или ранят тебя террористы – этот враг от тебя ни на шаг не отойдет. А шпиону в горячечном бреду проговорится раз плюнуть.

Мишка, бывало, мечется и стонет сквозь медикаментозный сон:

– Уйди же, уйди, дура!..

Шейла ему на грудь упадет и плачет.

– Майкл, любимый!.. – шепчет ему, – я с тобой!..

Даже в бреду Мишке спокойно на родные российские березки полюбоваться не давали. А еще, бывало, ночью прильнет к Мишке Шейла и смотрит на него. Смотрит и молчит!..

Выкурит Мишка сигарету и спрашивает:

– Ну, что смотришь?..

Шейла его ладошкой по груди погладит, вздохнет и шепчет:

– Да так, Майкл… Странный ты какой-то!

Тьфу, черт!.. Да как тут не быть странным-то?! Дети, например, у Мишки кто? Старший – Джонсик, средний – Питер, а дочка – Мери. Если к своим смываться придется, их-то с собой не заберешь. Но они хоть и от Шейлы, а все равно же родные и самые любимые!..

Заглянет маленькая дочурка Мэри своими огромными глазищами в лицо Мишки и спрашивает:

– Пап, ну почему ты все-таки такой грустный?

А что ей скажешь? Врал, конечно, Мишка. Закурит он, отойдет к окошку и врет-врет-врет… Мэри маленькая совсем, что она понять сможет? Даже когда она и с секретными бумагами играла, Мишка на это внимания не обращал. Ребенок же!..

Мери пальчиком по шпионской цифири водит и спрашивает:

– Папа, а это что?..