Лебединая охота

– Пойдем, провожу до дома, – он сам положил руку Андрея на свое плечо. – Завтра с тобой останусь. Мне со своей левой ломаной лапой татар сподручнее на стене резать. И эта… – Гридя постучал пальцем по лубку на левой руке, – мне вроде щита будет.

8.

На ханском пиру пили хмельной кумыс и почти никто не прикасался к дорогому греческому вину. Нерастраченные силы уходили в слова и гости быстро хмелели. Бату слушал, иногда улыбаясь в жидкие усы, и скользнув взглядом по лицу очередного говоруна, опускал глаза. Запоминал и думал, думал и запоминал…

У Великого Хана болела голова, и хотелось отдохнуть – лечь, закрыть глаза и вытянуть уставшие ноги за день ноги. Голова Бату помимо воли клонилась вниз, он словно он рассматривал богатые кушанья. Но, потеряв нить разговора гостей, Великий Хан вскидывал голову и, бросив быстрый взгляд на говорившего, быстро опускал глаза.

«Устал охотник, – подумал Бури, краем глаза рассматривая лицо Бату. – Опасается вспугнуть добычу не то что лишним вопросом, а простым взглядом».

Больше всех гостей горячился Кадан. Спор шел о неожиданно выпавшем снеге.

– Позволь привести какого-нибудь из местных стариков, Великий Хан, – Кадан приложил руку к груди. – Я слышал, что в этих местах снег идет даже летом. Мой названный брат Бури ошибается, когда говорит, что это не так…

– А ты не спорь попусту и принеси ему августовский снег, – грубо пошутил кто-то. Слова шутника прозвучали из-за спин тех, кто сидел рядом с ханом Бури.

Бури широко улыбнулся и лениво, несильно ткнул локтем назад. Шутник видимо опрокинул чашу с кумысом, которую держал в руках и все засмеялись.

Улыбнулся и Бату. Грубая шутка могла легко стать причиной для ссоры. И ее пытался провоцироваться кто-то из людей Бури.

«Значит слова Амарцэцэг, подсказанные ей моей умной женой, все-таки дошли до ушей и сердца «медведя» Бури, – решил Бату. – Он решил доказать мне свою верность, но не очень-то спешит. Или ждет более удобного случая?..»

Кадан пропустил шутку человека Бури мимо ушей. Он заговорил о том, что сейчас жители «злого города», наверное, режут своих малолетних детей, чтобы они не достались врагам. Улыбка Бури стала еще шире и еще добродушней: Кадан тоже не спешил со ссорой, хотя и его ушей наверняка коснулись слухи переданные челядью Великого Хана. Значит, он боится меня, решил Бури, и моя выдержка не должна превращаться в терпение бессильной старухи».

«Для того чтобы узнать настоящую силу медведя нужно сунуться в его логово. И ты все равно сунешься в берглогу! – решил Бури. – Не хочешь сегодня, тогда завтра, когда пойдешь на «злой город». Я буду подгонять тебя и твоих воинов во имя славы Великого Хана и медвежье логово будет за твоей спиной, болтун!»

Переводчик-половец притащил в шатер пленную старуху. Он держал ее сзади за волосы и прямо у порога рванул вниз, ставя на колени, а потом, с силой ткнул ее лбом в пол.

Бату шевельнул указательным пальцем – «подними ее!» Половец новым рывком поднял лицо старухи так, что ее дрожащий подбородок углом выступил вперед.

– Да не мни ты ее так, – усмехнулся Кадан. – А то сломаешь.

Когда хохот стих, Кадан объяснил половцу, что он должен узнать у старухи. Воин, не выпуская из руки волосы старухи, задал ей несколько вопросов. Та отвечала тихо и толмач раз за разом перебивал ее, пытаясь понять смысл сказанного. В нетерпении он с такой силой рвал ее за волосы, что по запрокинувшемуся лицу пожилой женщины побежали слезы.

– Что она говорит? – как всегда первым спросил нетерпеливый Кадан.

– Она говорит, что этот снег – платок Матери их Бога, которым Та укрыла их город…

– Лучше бы она город кольчугой укрыла или щитом, – не выдержал и перебил толмача Кадан. – Что снег?.. Завтра его уже не будет. Ты не про богов у этой дуры спрашивай, а про то, когда и как долго идет этот снег в этих краях.

Половец поклонился Кадану. Он снова что-то спросил у старухи и, выслушав ответ, замахнулся на нее плеткой, которую держал в левой руке.

– Она говорит, что прожила семьдесят три года и никогда не видела, чтобы снег шел позже середины апреля. Ее мать рассказывала ей, что однажды снег выпал за неделю до мая, и он шел вперемежку с ледяными… – воин замялся, подыскивая нужное слово – … ледяными катышками, которые побили всю листву и цветы. Но позже снега никогда не было.

Хан Бури самодовольно улыбнулся: «Значит снег в середине мая и в самом деле воля Неба!»

Увидев его улыбку, Кадан сказал:

– Старуха врет. На этой проклятой земле не бывает весны, и зима сразу переходит в лето.

– А зачем ей врать? – пожал толстыми плечами Бури. – Чтобы растаял лед на реке, и согрелась земля под солнцем – нужно время. Мир везде одинаков и везде есть весна.

Кадан осклабился:

– Мир – разный! Он делится на две части: тот, где есть монголы и тот, где они скоро будут.

Бату с интересом прислушивался к начавшейся перепалке, но она вдруг стихла, после шутки со стороны тысячника Кадана:

– Наверное, хорошо и жирно живут там, где нас пока нет.

Кто-то другой, тоже не видимый за плечом Кадана, предложил выпить за новые походы:

– Скоро во всем мире будет весело! – пояснил говоривший.

Хо-Чан тоже пришел на пир – его позвал сам Бату, – но позже всех. Великий Хан благоволил ученому китайцу, но, как правило, смущенное и желтое лицо Хо-Чана всегда мелькало за лицами и спинами монгольских начальников в дальнем углу огромного шатра. Он занимал самое скромное место, почти ничего не ел и не пил, а если кто-то просил его передать то блюдо, до которого не мог дотянуться, Хо-Чан послушно вставал на карачки и брал его, даже если кто-то шутя бил его по рукам.

На этот раз Бату увидел китайца и поманил его рукой.

Сердце Хо-Чана согрело огромное чувство благодарности. Это чувство было настолько теплым и живым, что китаец улыбнулся. Он низко поклонился и не до конца выпрямившись, направился к Великому Хану. Замерев в трех шагах от него, он долго ждал, чтобы тот снова взглянул на него.

– Сядь здесь! – высокомерно сказал Батый, показывая на свободное место слева рядом с собой.

Хо-Чан присел сначала на корточки, потом осторожно подсовывая под себя ноги, сел.

– Рассказывай о делах, – потребовал Великий Хан.

О своих делах китаец умел рассказывать в зависимости от обстоятельств: коротко, если понимал, что у Великого Хана мало времени, и обстоятельно, если тот никуда не спешил и старался действительно вникнуть в суть проблем.

На этот раз, Хо-Чан изложил все кратко и ясно. Мешал страх и тяжелый, уставший взгляд Великого Хана. Осторожность подсказала Хо-Чану, что Бату тревожит какая-то важная мысль и не стоит испытывать его терпение.

Когда Хо-Чан закончил говорить, Бату кивнул и не стал задавать вопросов.

– Ешь и пей! – коротко бросил он.

Хо-Чан налил в серебряный кубок греческого вина и жадно выпил. Зажевав выпитое куском жареной курицы, он снова потянулся к вину.

– Кумыс не любишь? – спросил его сидевший напротив Кадан.

– Не привык еще, – виновато улыбнулся Хо-Чан.

Он снова выпил и понял, что пытается залить вином свой страх.

– За пять лет не привык к кумысу? – делано удивился Кадан.

– За это время можно нарожать пятерых сыновей, – подал голос Бури. – Если они не будут пить кумыс, то как они станут воинами?

– А рожать кто будет? – снова скаля зубы, спросил Кадан. – Сам Хо-Чан?

Все дружно захохотали.