Дар Павшего: Восход Чёрного Солнца

Старик, казалось, был слепым. Его глаза были широко раскрыты, но никто ни разу не видел, чтобы старик моргнул либо перевёл взгляд в сторону. Он всегда смотрел только в одну, только ему известную точку. Даже когда его насильно кормили жидкой, но очень наваристой похлёбкой, он продолжал смотреть в эту точку.

Но на самом деле старик вовсе не был слеп. Это выяснилось, когда приходил учёный медикус и водил рукой перед лицом старца. Этот медикус определил, что зрачки реагируют на свет. Он выдал заключение, что, соответственно, старик не слепой, а только видит не этот мир, а что-то своё, невидимое всем остальным. Так как охране было абсолютно всё равно, в какие ещё миры смотрит старец, на этом и остановились. Смотрит, куда ему надо, да и шут с ним. Лишь бы не окочурился ненароком.

Второй охранник, тот, что стоял в качестве ассистента, опять не выдержал гнетущей тишины и произнёс:

– Ну, может быть, всё-таки иссякли мысли у старика. Чего ты так рвёшься да кипятишься? Может быть, всё оттого, что пора бы и пообедать? Скоро и старику похлёбку принесут.

– А знаешь, – на удивление дружелюбно произнёс писарь, – такой похлёбки, той, что кормят этого старца, я бы и сам не прочь был отведать. Видел бы ты, как её готовят. Целую перепёлку отваривают, затем мелко-мелко крошат. А затем с разными пахучими травами и даже земляными яблоками смешивают. Мммм…

Сказав это, писарь сглотнул слюну и вспомнил, что не ел с утра. И лишь на одну секундочку отвлекшись от работы, от воспоминаний сделал блаженное лицо, подняв взор вверх. Подумать-то о похлёбке он подумал, но стражник прекрасно помнил ту затрещину, которая досталась ему от сотника за попытку отхлебнуть чуть-чуть из котелка. Совсем чуть-чуть, а синяк-то до сих пор болит! Хорошо, что рёбра целы остались.

– Идиот! Совсем мозги потерял? Ты что же, хочешь в Дом Истины к жрецам-мозгоправам для особой инструкции отправиться? Встань, стой прямо и смотри на меня, кому говорю! Глаза не отворачивай, а то отворачивать нечего станет! – стал чуть ли не с пеной у рта кричать на писаря сотник, потрясая у него перед лицом пудовыми кулачищами. – Да ты хоть знаешь, что Видящий, если его не кормить и не ухаживать за ним, проживёт не дольше, чем пару закатов? Что мы тогда Экзархиусу скажем? Что тебе, сукиному отродью, похлёбки, собственноручно жрецами приготовленной, больно уж захотелось испробовать?

– Клянусь самим Солнцем! Не повторится никогда такое! Никогда не стану впредь пытаться даже… Клянусь. Клянусь, верой дедов наших клянусь!

После мыслей про похлёбку, с содроганием вспоминая этот малоприятный эпизод, охранник продолжал наблюдать за старцем. В его взгляде хоть и не было видно никакого движения, но из его глаз прямо-таки била водопадом мудрость. Всем сердцем ощущалось, что он своим немигающим взглядом видел сквозь время, видел прошлые века, настоящее и само грядущее.

Это охранник давно понял и поэтому, начиная с той самой оплеухи от начальника, так добросовестно относился к своим обязанностям. Ему не надо было повторять, он теперь и сам кому хочешь, ну, кроме сотника, конечно, за этого Ведающего зубы повыбивает. Но, к слову сказать, иногда старик его весьма сильно доставал своими бесконечными повторами одного и того же. Как и происходило весь вчерашний и сегодняшний день.

«Как и раньше было, лишь Веды это знание ведают. Я тоже ведаю через века, но никто не ведает Её через Её сущность. В чертогах памяти и вещих снах грядущего мы видим лишь восход, восход Его. И лишь Он сам его понять может. В памяти снов и мудрости, как Ветра, так и нашего Солнца осталось наследие. Наследие присутствия Солнца Их. Тех, кто пришёл с небес, не быв на небе. То был Дар от Того, кто был Богом, при этом Богом не являясь, то был Дар. Дар Того, кто пал. Но не Дар это был, а Гнев…»

– «Это был дар того, кто пал. Он был богом, но богом при этом не был». О, это уже что-то появилось новое, так и запишем, – еле слышно прошептал охранник-писарь. – «Не дар это был, а гнев». Очень интересно!

– С самих небес пришли и к богам какое-то отношение имели? Уж не богохульником ли является стары…

– Тише, тише, – прошептал писарь. – Чего раскудахтался? Стой смирно да слушай. Мы ведь не жрецы? Что нам решать о богословских толкованиях? Тем более, он Вед! Ему, стало быть, видней.

Тем временем старик продолжал свой речитатив:

«Как птица Урхат, явившись, взывает к своему Предначертанию, так и Они, Люди Иные – Странники Неба, воистину с небес явились. Примчались вслед за Павшим и на огненной колеснице взывали ко Второму Солнцу! Чёрному Солнцу! Но не дано им было Их узреть. Павший был зряч, он позаботился о нём… Он мудр».

Николая, как и стражников поначалу, крайне удивило, что Ведающий говорил шёпотом, но звучало это так громко, как будто Первый глашатай зачитывает на площади Высший указ. Голос старца звучал словно прямо внутри головы. Но это можно было услышать только совсем рядом с дверью камеры. Снаружи камеры около противоположной стены уже ничего не было слышно. Несколько локтей, а такой эффект. Чудеса, да и только! Лучше даже и не пытаться понять. Не нашего ума дело… Со временем все привыкли. Хотя и теперь иногда мурашки по коже бежали.

Молодой писарь озвучил свои ощущения по этому поводу:

– Это такое чувство, как, например, когда в сабельный бой с очень сильным противником идёшь. Знаешь, что ты тоже искусен, но всё-таки есть сомнение: а вдруг? Те самые «муравьи» по телу начинают бегать… Интересно, как ему это удается? Мне бы научиться такому мастерству, тогда меня даже в жрецы взяли бы. Вот бы спросить, да ведь не слушает и слушать не хочет. Уставился в одну точку да бормочет громче глашатая. Привыкну ли я когда-нибудь к этому? – в который уж раз сам у себя спрашивал и сам же себе отвечал писарь.

– Как птица? – вдруг ни с того ни с сего подал голос второй стражник. – Может, он это про горного орла говорит? Он тоже очень большой, я видел. И к своему хозяину тоже взывает, когда зайца поймает. Клекочет и крыльями машет.

– Но это только для людей подходит. Тут же явно речь идёт про некую огненную птицу, которую он называет Урхат. А это может быть дух, а может, и демон, которому поклоняются лишь люди из земель Нортов. Из старых земель, про которые и говорить всуе нельзя. Мне эту легенду рассказывал ещё мой дед, а ему его, а тому ещё его дед. Представляешь, этой птице столько должно быть лет? Может, как самой Стражной горе, которая, по той же легенде, из огня появилась. А может быть, даже и больше. И вот ведь интересно: откуда только этот старик про неё узнал? Хотя… Он же Вед, ему и не такое известно, – на удивление спокойно выдал свою интерпретацию слов Ведающего старца писарь. – Но теперь – тссс! Слушаем дальше.

– Это было настолько давно? Да, чудеса, такого и в день Солнцестояния на городской ярмарке не услышишь, – искренне удивился напарник.

– На ярмарке? Скажу тебе больше: такого и в подвальчике дядюшки Вэна не услыхаешь, выпив его знаменитую настойку из … А, что он там опять? Тссс…

«Из тьмы веков слышу я Завет. Не легенда это и не быль. А лишь Истина! Истину не каждому дано понять, не каждый ощутит Благость Ведания. И не всякий сможет узреть, как светят не в небе Чёрные Солнца. Солнца, которые несёт на себе Великий Мо! Не каждый узнает, но каждый почувствует на себе. Благость, исходящую для всех. Благость, подаренную людям Павшим Богом… Предтеча гнева Иных, который…»

Неожиданно старик, начав очередную фразу, замолчал. Молчание продолжалось уже довольно-таки долго. Осмелев, более старший охранник продолжил задавать вопросы.

– Так вот, ты погляди. Уж не о том ли странном каменном монументе, найденном на месте Силы и том, что намедни жрецы в Храм привезли, старик свою речь ведёт? Не о нём ли особо прислушиваться велел Экзархиус?

– Да, это действительно интересно. Я быстренько запишу это. Это что-то новенькое пошло: «Чёрное Солнце не одно, их несёт на себе Великий Мо!»

– И про то, что кто-то гневается по этому поводу, не забудь записать. Я думаю, что это очень важно.

– Ага. Записываю. Старика, кажись, прорвало на новые истины. Уже неделю ничего нового не было, а тут про какого-то Великого Мо говорит. Может быть, это он и гневается?

– Я, между прочим, сам видел, как там, куда этого истукана привезли, что-то светится. Я тогда хозяйство Верховного Халдрамана охранял, а он там мерцал, между прочим, голубоватым оттенком! Как мантия Экзархиуса на солнце, вот! Но то в темноте было. Солнце не светило, и луны не было. Всё было за тучами. Что там мерцало, так и не увидел.

– А вот мне рассказывали жрецы, когда я грамоте и письму учился, что этот блин, похожий на загадочного зверя, должен светиться, когда вся сила гор и лесов перетекает и сливается с силой луны и неба, а может, и самого Солнца. Но в этом они до конца сами не были уверены. Кажется, они говорили, что однажды Огненный Бог скатился на своей колеснице прямо на Стражную Гору. И велел там построить храм. Там он собрал правителей и мудрецов со всех земель и островов, затем передал им Чёрное Солнце, которое выглядит, как камень, но камнем никогда не было. Оно давало силы для жизни всего на земле. Но если придёт зло из-за гор и заберёт этот камень из храма, то быть беде. Не будет равновесия в природной силе и наступит хаос. Вот что я слышал!

– А, теперь понятно становится, зачем Экзархиус хочет узнать, как этим камнем пользоваться. А то лежит себе век вечный на алтаре да светится иногда. Представь себе, если он научится силами всего мира и занебесья управлять?

– Думаю, что это не нашего ума дело.

– На самом деле, если своими словами передать то, что жрецы в свитках вычитали… Когда вручал мудрецам да правителям тот Бог Чёрное Солнце, то говорил, что сами, дескать, додумаете, как пользоваться им, не дети, вроде, спрячьте только получше его, сказал. И ускакал на своей огненной колеснице.

– Видать, чтобы Странники Неба не утащили. Говорят, что когда они в сияющих своих доспехах явились перед Первородными, те преклонились перед Странниками, а кто не преклонился – ослеп!

– Ха, ослепли? Да, видать, не все, ибо тогда бы не было среди нас знати, от Первых род ведущей. А про каменный символ нашего Солнца… Может, им так и надо пользоваться, как жрецы сейчас делают? Положить его в храме, да чтобы Верховный Халдраман со своими жрецами хороводы секретные водили? Ведь хмельная Вед-трава и впрямь стала в наших краях расти только после того, как Павший Чёрное Солнце подарил. Ведь, как легенды говорят, раньше только за золото да меха её покупали. Ещё виноградная лоза появилась после этого. И ещё много чего. То, что торговцы привозят, можно посадить, и оно всё вырастает. А с тех пор, как стену поставили, вообще стали жить, как в небесных садах!

– Да, я бы этого Павшего Бога в гузку бы за это до скончания века целовал. А интересно, почему тогда он стал Павшим? За что его Небесные Странники покарать хотели?

– Тоже в Башню захотел? Язык попридержи, дурень. Про богов, даже павших, так непочтительно не говорят. Ведь у стен есть уши. И ещё говорят, что у Халдрамана есть зеркало специальное, дальновидом называется.

– Точно, это я не подумавши сказал.

Тем временем, пока разговаривали стражники, монотонный сказ седобородого Веда продолжал литься ровным, размеренным речитативом:

«Узнают люди ту благость, только если будут правильно жить и поступать правильно. Друг с другом. И чтить Павшего Бога! Он вернётся и не даст излишнему Гневу пролиться. Но не путайте правителей с Богами. Правителей не чтить надобно, а слушаться. Мудрый правитель лишь должен думать: правильно ли живёт его народ? И верно ли правят сами правители? И что правителям надо делать, чтобы народу хорошо жилось и чтобы Стена стояла несокрушимо?»

– Это же у него тоже новое изречение? Может, не будешь этого записывать? А то ещё схлопочем от начальства за вольнодумие. Правителей, старый дурак, говорит, не надо чтить! Скажут вдруг ещё, что мы сами бунтари!

– Нет, не бзди попусту. Нам-то ничего, кроме награды, за это не будет. Мне сам Экзархиус говорил: пиши всё, что услышишь. До последнего слова. А если хоть слово пропустишь, то… – и сделал ладонью выразительный жест по горлу. – Так что не боись…

…Боись…боииисьььиии…Ииии…

Знакомство с профессором

Коля подскочил с кровати как ошпаренный. Сон при этом как рукой сняло.

«Китайский пылесос, ёперная драма… Какого же лешего? Что это было? Если не явь, то я точно с ума схожу. Уж на что это было меньше всего похоже, так это на сон».

Запах сырости и другие ощущения от затхлого подземелья никак не отпускали органы чувств, а в голове шумело так, будто только что в ней Царь-Колокол отзвонил. Гул стоял неимоверный. И ощущение пустоты… Крайне странное и неприятное, которое невозможно передать словами.

«Вроде протрезвел давно, а такая хренотень приснилась. Но стоп. А ведь сфера-то на самом деле есть, и я, кажется, видел на ней искорку. Или мне на Шепетуху прямая дорога, или на самом деле что-то здесь нечистое творится. Так, надо максимально сосредоточиться и попытаться всё поподробнее вспомнить, пока сон ещё не выветрился из головы. Срочно записать надо, а то забуду. Вспоминай, что там происходило, всё по пунктам. Чай, кофе и так далее – потом. Все мелочи важны.

Итак. Ручка, бумага, планшет. Усесться поудобней. Начну, пожалуй. Что-то там говорилось про какое-то странное солнце, кажется, оно звалось Чёрным. Надеюсь, это не отголоски долговременной памяти, берущие своё начало из этих дебильных анекдотов пионерлагерной молодости. «Африканский вождь Мумбасу Великий и Ужасный, наше Чёрное Солнышко, изволил принять ещё одного иностранного посла. На следующий день после этого приёма посол оказался в полной задни…» Ладно, хорош паясничать, несмешно и неполиткорректно. Сейчас надобно говорить «наше Афроамериканское Солнышко».