Нормальные горожане

– А это здесь причем?

– Как это причем! Не думаешь ли ты, что семья – это просто форма удобного существования? Нет, друг мой, семья больше чем просто «папа, мама, дети». Семья – это место первой социализации человека, а значит в совокупности из каких семей выйдут дети, таким и будет весь социум, поэтому семью называют ячейкой общества, то есть семья первая связующее звено между человеком и обществом

– Хочешь сказать, если не будет семьи, не будет и общества?

– Именно это я и говорю. Сам посуди, где ребенок получит правильный навык общения, если не в семье?

– Не знаю, но объективно институт семьи становится пережитком…

– Ты заблуждаешься и даже, если это так, то что придет на его место?

– Не знаю, детские дома и дома престарелых…

– Не дай бог. Ты видел, когда ни будь толпу детдомовских? Нет! Тогда я тебе скажу – это не та компания, которую хочется встретить в подворотне. А если таким станет целый народ…нет, так и скажи, что не подумал прежде чем сказать.

– Я тебя понял, но есть же такая тема, количество разводов растет геометрически, хочешь сказать это не указывает на семейный кризис?

– Указывает. Конечно указывает. Но в этом указании нет ни слова о том, что институт семьи себя исчерпал. Это скорее пустая болтовня любителей выдать желаемое за действительное, а может такая тенденция кому-то выгодна и этот кто-то просто-напросто берет деньги у государства на борьбу с этим кризисом. На самом деле, мне кажется, что нет никакого кризиса семьи, а есть избалованность отдельных граждан и неумение выбирать партнеров. Если бы каждый из нас посмотрел на себя более или менее беспристрастно и выбрал для себя действительно подходящего партнера, а не идеализированного, то и эти самые разводы резко бы пошли на спад. Хотя, наверное, все же это индустрия…Средства массовой информации, все эти сериалы и шоу сеют в головы неустойчивых граждан идею того, каким должен быть партнер, а в жизни приходится жить с живым человеком…

– Вот я и говорю! – не растерялся студент.

– Но кризис все равно здесь не причем! – одернул его сценарист, – Вопрос все равно остается открытым, что придет на смену семье, как первичной форме, где воспитываются дети, а старики с комфортом доживают свой век? Семью нельзя уничтожить, ее можно только чем-то заместить. Вот мне и интересно, что это может быть: прайд, коммуна, стая, клан, племя. Что это будет? Только не надо идиотских высказываний про индивидуальность, пока мы не гермафродиты, речи о индивидуальности не идет.

– Но люди все равно деградируют, – не найдя ничего лучше, сказал студент.

– Это-то здесь причем?! Пусть они хоть наглухо отупеют – это ничего не изменит. Или ты думаешь, что семьи заводятся от большого ума?! Ха! Это естественная форма существования человека и чем больше он подвержен инстинкту размножения, тем скорее обзаведется семьёй. Даже в доску тупой, поймет, пусть не умом, так гормонами, что нужно объединится с особью противоположного пола, и как можно скорее наклепать себе подобных.

Новой главой дневника были рассуждения о природе любви. В записях не имелось отметки о принадлежности к какому-либо роду деятельности рассказчика, стояло только: «Говорит случайный человек».

«Как это случилось, так и мучаюсь над тем, как ее понять, все вокруг говорят – это просто любовь, и их это устраивает, а я вот мучаюсь. Кто бы знал, как я завидую тем, кто нашел единое выражение любви и успокоился, ведь у меня-то этих лиц сотни и никакой определенности. Нет, я не имею в виду будто я бабник – всё не так буквально, я только хочу сказать, что по-человечески хорошо бы понять, как быть, если кругом видишь только любовь. Любовь без романтики и вообще человека, куда не посмотрю – везде она. Что с этим делать не понятно. Я уже догадываюсь, что это человеческие глаза меня обманывают и если смотреть не с рациональной точки зрения, то выходит, что это великое счастье видеть кругом одну только любовь, но рациональное все еще есть, ум никуда не делся и от этого страшновато и растерянность какая-то или скорее дезориентация. Куда и зачем идти, если кругом одна и та же любовь. От нее, конечно тепло, свободно, уютно даже, но просто больше ничего нет и бывают такие мысли, что это злая шутка судьбы и если я по настоящему ее приму, то в этот момент случится что-то страшное. Вроде такого злого розыгрыша. Вот поэтому и не могу расслабится целиком. Еще из минусов этого состояния – жена обижается – ревнует к каждому столбу. Раньше я в упреках жил, как все, а как любовь видеть стал, так и началось. Люди стали смотреть иначе: когда в них любовь видишь и они ее в тебе различают. Мужики кивают, женщины ресничками хлопают, дети улыбаются, будто я какой-нибудь артист на прогулке. А жена спряталась за ревность и больше ничего к себе не пускает. В ней-то тоже любви столько, что захлебнуться можно. Ну, ладно, это я так. Еще, пока не привык к этой любви всё хотелось что-то сделать хуже, потому что, когда ты в любви, больше ничего не надо – двигаться некуда. И не то чтобы это сильное удовольствие, нет, больше это что-то нейтральное. Вот и хотелось что-нибудь испортить чтобы выйти из этого нейтрального, пусть даже и в минус. Однажды испортил – нарочно сломал замок в комнате и ничего не изменилось, даже больше того, дочка с женой меньше ссориться стали. Раньше бегали, прятались друг от друга в этой комнате, а как замок сломался, так и спокойней стали. Кстати, недавно был на похоронах старого знакомого. Ехал туда и думал – вот там-то точно так встряхнет, что сразу выскочу из этого нейтрального состояния, но ничего подобного – кругом все равно та же самая любовь. Труп крышкой накрыли, положили в яму, присыпали землей, женщины в слезах, а я только любовь и вижу, даже как-то не по себе стало. Оказывается, даже в чужой смерти никакого страха нет, хотя если кругом одна любовь, почему смерть должна быть исключением?» …

___

Сегодня к Дусе зашел ее парень Дима, тоже художник, но с академическим образованием. С некоторых пор они договорились, что должны иметь возможность приходить в гости друг к другу так, чтобы ненароком не сбить поток вдохновения, как известно не приемлющий никакого графика. Случались эпизоды, когда на кого-то из них сваливался творческий порыв и любое даже мелкое отвлечение могло спугнуть его, и чтобы избежать этого, они обменялись ключами от квартир.

Обыкновенно Дуся прятала свой дневник подальше от посторонних глаз, но именно сегодня, сделав очередную запись, оставила его прямо на кухонном столе. А Дима, как раз расположился на кухне, и пока дожидался Дусю, прочитал его от корки до корки.

Дусина творческая смена заняла больше времени чем ожидал Дима. После прочтения дневника, прошел может быть час, когда Дуся вышла из своей студии. Она улыбнулась, но увидев на столе свой дневник насторожилась, торопливо стащила его со стола и став серьезной спросила, прочел ли его Дима. Получив положительный ответ разволновалась и взялась изображать муку: стала хныкать, как ребенок и бормотать о том, что нельзя читать чужих писем, а тем более дневников.

– Дуся, ты меня не ругай. Тем более то, что я прочел мне очень понравилось, – сказал Дима глядя прямо Дусе в глаза.

– Это не имеет значения – все равно нельзя читать чужих дневников!

– Скажу еще раз – мне понравилось, но это не дневник, – стараясь говорить мягче, заметил Дима.

– Как это не дневник?! Это мой дневник!

– Нет, я тебя знаю, а это чужие слова. Это записки за твоими гостями, это их опыт их слова, их смыслы… Это не твой дневник.

– Нет мой! Все эти смыслы мои, просто у меня не было слов, чтобы их выразить.

– Тогда тем более не твои. Это, как если бы вместо того чтобы писать свои картины, ты взяла бы фотоаппарат, прошлась по музеям, потом склеила из фотографий альбом и говорила – это мои эмоции и чувства, просто у меня не нашлось умения, холста и краски. Нет, когда проживаешь собственный опыт, к нему и слова и остальное прилагается, а это, в хорошем смысле, плагиат и если хочешь остаться честной перед собой, подпиши эту тетрадь «Чужой дневник».

Дуся кричала, топала и трясла вымазанными в гипсе кулачками. Дима же безропотно молчал и только подчеркивал каждый выпад подруги соответствующим мимическим пассом. Дуся чуть успокоилась, он встал из-за стола, взял из ее рук смятую тетрадь и отложил в сторону.

– Ну, всё, всё… – обнимая еще протестующую Дусю, сказал Дима, – я еще раз тебе говорю – не нужно выводить идеального человека, не нужно из себя лепить нового Будду или Христа…кстати они-то, как раз это лучше всех понимали. Ты же художник, и даже в этой тетради у тебя написано – нужно понимать собственную ценность. Где-то здесь есть о самоцензуре… Я тебя прошу не ври себе и не нужно создавать идеалов – ты уже прекрасна. Ты ведь не врешь в живописи, не врешь в скульптуре – они поэтому и живые, а если нужно вести записи – пиши о себе. И знаешь если бы это был по-настоящему твой дневник, я бы это понял по первым же строчкам, и клянусь тебе, я бы нашел в себе силы его не дочитывать.

Воспитанный мальчик

По природе Коле достался резвый характер. С тех пор, как научился ходить: лез куда его не просили, дрался, не слушал никого, и одежда на нем будто горела. Мать растила его одна. Кстати, она считала, что именно безотцовщина стала причиной такого сыновьего поведения, но менять ситуацию не спешила. До поры ей казалось, что с сыном ничего нельзя поделать: ни крики, ни побои не могли урезонить его натуры. Она уже понемногу стала смирятся с этим, но, как бывает, вмешался случай. Однажды, на детской площадке ей попалась незнакомая мамаша, как позже выяснилось новая соседка. Ее ребенок вел себя ровно противоположно Коле: не вопил, не задирал окружающих детей, но при этом был активен и легко общался со сверстниками. Колина мать не удержалась и умилилась такому поведению ребенка, к слову в этот же самый момент, Коля снял с какого-то ребенка кепку, нацепил ее на себя и с диким воплем побежал в сторону помойных баков. Мать Коли даже не попыталась вернуть все на место, а только сокрушаясь вздохнула и схватилась за голову. Новая соседка, надо думать восприняла это, как крик о помощи и произнесла: – «Характер ребенка – это не приговор!». Разговор завязался быстро и еще быстрее скатился к теме психологии ребенка. Новая соседка подходила к вопросам воспитания с неведомой Колиной матери стороны – она отрицала физические наказания и приветствовала силу убеждения. Основным аргументом здесь, являлось многократное повторение тех требований, которых необходимо достичь. Но требования эти должны звучать в форме не оставляющей выбора. А фразу, в случае с Колей предлагалось выбрать такую: «Хорошо, что ты у меня такой спокойный», причем независимо от того, подходит ли это к случаю с точки зрения здравого смысла. В рамках этого метода, необходимо было одинаково реагировать, как на драку или валяние в луже, так и на обыкновенное спокойное поведение.

Колина мама ясно усвоила этот порядок воспитания, хотя он и оставлял некоторые вопросы. Соседка четко предупредила, что на начальном этапе практики, ребенок будет дезориентирован и первой пострадает его здравая оценка ситуации. Но в процессе повторения предложенной фразы, из количества она перейдет в качество, и ребенок сам не заметит, как станет куда спокойней. При этом, после активной фазы трансформации, возврат верной ориентировки на здравый смысл, необходимо будет восстанавливать в общении со сверстниками. Итак, мать Коли хотя и сомневалась в этичности применения такой техники, но после того, как Коля попытался бросить цветочный горшок в соседа по лестничной площадке, решила: либо психиатрическая больница, либо это. И как часто бывает – самолечение победило. Вот только ей показалось, что фраза: «Хорошо, что ты у меня такой спокойный», слишком слабая для характера сына и нужно нечто позабористей, чтобы уж наверняка и с запасом. И ее собственная простота вместе со стремлением максимально подавить сыновью душевную смуту, привели ее к двум другим словосочетаниям: «Ты у меня слабохарактерный» и «Ты дурак».

Надо сказать, метод оказался очень сильным и буквально за полтора года, из резвого и порывистого ребенка, Коля превратился в горемычного недотепу с обостренным вниманием к деталям. Не глупого, но глубоко неуверенного в себе и пугающего мать своей любовью подолгу сидеть в тишине и бездействии.

Ближе к выпуску из школы, мать неожиданно распознала такое поведение сына, как некое отклонение и тем сильней удивилась, когда проведенный психиатром тест ничего подобного не показал. И хотя расчет матери на то, что в семье растет потенциальный: врач, артист или по крайней мере военный, немедленно зачах, то здесь нашлось место и успокоению, потому, что из такого в том числе не получится, ни бандита, ни вора, ни любого другого преступника.

Решительность или более-менее явные таланты в Коле не проявлялись, зато совершенно бесполезные: рассудительность и занудство с недавних пор обнаружили себя во всей красе. Кстати, вновь прорезавшаяся теоретически полезная любовь Коли к биологии, которая по мнению Надежды должна была когда-нибудь стать залогом будущей профессии учителя, себя не оправдала. В университет Коля так и не поступил ни с первого, ни со второго раза, а денег для взятки в семье решительно не хватало. Словом, мать собралась с духом и, образно говоря, поставила на сыне крест. С тем определила, что подошел возраст для женитьбы и в виду слабой сыновьей инициативности организацию его личного счастья тоже взяла на себя.

Претенденткой на безымянный палец Коли стала Дарья – дочь школьной подруги матери. Крупная физически и многократно превышающая Колю в смысле опыта человеческого общения. Грубоватая, сильная, вычеркнувшая себя из разряда тех, кто выходит замуж по любви, по причине не особенно выразительной внешности и тяжелого характера. Она нуждалась в замужестве только в рамках общественной нормы – чтобы не хуже, чем у других. Мужчина как опора и глава семьи ее не интересовал. Она уже имела опыт сожительства с взрослым мужиком из глубинки и, как только синяки и ссадины зажили, стала искать более современных, так сказать демократичных взаимодействий. В отношениях она хотела диалога: места конструктивному обсуждению любого возникшего вопроса, где женщина имела бы равное право высказаться без опаски физического замечания. Здесь Коля, как кандидат, во всех известных смыслах, не имел конкурентов. До того, как Дарью сосватали, она было думала податься в феминистки, но воспитание и зависимость от общественного мнения заставляли ее рассуждать так: «Феминистка или нет, а какой-никой мужик нужен!».

Свадьбу сыграли в конце августа. Хотя свадьба – это слишком громко – скорее вечер в честь бракосочетания в узком кругу. В общем, расписались и поехали на квартиру к Дашиной матери. Из празднующих, кроме молодых и их матерей, за столом сидела Дашина подруга, две престарелые соседки по парадной и бывший отчим Даши, недавно отлученный от бытовой деспотии посредством развода Михаил. Он случайно зашел к матери Даши занять денег до зарплаты и так же невзначай остался на торжество, не обращая внимания на протесты окружающих. Несмотря на мужское пополнение, Коля на этом женском празднике поддержки не заимел. Этот бывший отчим пил один, нес какую-то чушь и частил с тостами. А что касается друзей, которых можно и нужно было позвать на торжество, то у Коли с этим было плохо. Дружить он не умел. Да и кому нужен зануда, разве что компании таких же, но никого подобного в его родном дворе не находилось и все праздники, будь то: новый год, день рождения, а вот теперь и свадьбу он праздновал с мамой. Отец Коли, по словам матери, был капитаном грузового судна и утонул вместе со своей баржей где-то в территориальных водах Аргентины. Колю до поры эта версия устраивала. Он догадывался, что такой ответ лишь выдуманная отговорка, но тот факт, что она более или менее правдоподобна дарил успокоение. Это могло значить, что мать все же рассматривает его, как хотя бы мало-мальски думающего и не пытается подсунуть варианты: об отце космонавте, летчике-испытателе или того хуже иностранном шпионе. (Кстати, по словам матери, довольно крепкая физиология Коли – это единственная заслуга его «утопленника-отца»).

Праздник удался с натяжкой – Михаил напился, не выдержал нудной речи Коли, психанул и разбил ему нос. После, женщины скрутили и вытолкали Михаила взашей и оказали пострадавшему первую помощь. Рука у Михаила была тяжелой и опытной – глаза у Коли заплыли в раскосую монголоидную гримасу и мать забрала его домой до тех пор, пока его вид не вернется в исходное состояние. Возражение новоиспеченной супруги никто в расчет не принял, с тем первая брачная ночь молодых сдвинулась на неопределенный срок.

Даша не знала, как себя вести в подобных обстоятельствах, но решила, что законный брак обязывает как-то реагировать. Выждала пару дней собралась и поехала к свекрови, как прочие ездят в больницы – с фруктами и соком, словно забыла, что в гости к родственникам лучше носить сладости и вино.

Свекровь встретила Дашу улыбкой и теплым приветствием, выдающими намек не то на усталость, не то на обреченность. На Коле все заживало как на собаке, как на старой, больной собаке – он до сих пор носил на лице отек и прикладывал компрессы из крема на основе болотной бодяги, от чего его лицо покрывали красно-коричневые пятна. Дабы не тревожить отечного, занятого просмотром сериалов и компьютерными играми, Надежда пригласила невестку на кухню. За чаем сказала, что погорячилась, и Даша может забрать супруга в любое время. Даша отшутилась и ответила, что так даже лучше, ведь Коле хорошо бы появиться на новом месте в более свежем виде. Так что со своей стороны эту реабилитацию она одобряет и извиняется за недавний протест.

Во второй декаде сентября обновленный Коля собрал чемодан и под надзором супруги переехал в коммуналку на Пяти углах. Здесь Даша владела двумя комнатами, оставленными в наследство бабушкой, почившей с миром несколько лет назад.

Коля вошел в новый дом с ясным и волнующим ощущением праздника и чувством будто всех обманул. Словно никто так и не распознал, и не раскусил его маленького сжатого сердца. И несмотря на то, что его женили подобно тому как в прежние времена выдавали замуж девиц: «без предварительных ласк» и по родительскому указу, Коля все же нашел в себе силы смотреть вокруг с хитрым прищуром. Он рассуждал так: «Женитьба – это ведь дело не одного дня и даже если сначала погорячились, то теперь-то уже подумали основательно. Даша конечно не семи пядей во лбу, но видать разглядела во мне что-то раз согласилась вместе жить? Битого меня видела опять же и ничего – наверное что-то во мне все-таки есть?!».

Колины иллюзии по поводу собственного скрытого обаяния временно укрепила старуха-соседка Антонина Филипповна, в качестве итога знакомства неосторожно заявившая: – «Вот и хозяин в доме объявился!». Но возросшей значимости так и не суждено было закрепиться в сознании новосела, ведь хромая удача Коли именно сейчас выгнала в коммунальный коридор еще одного соседа: бывшего зека Алика по кличке Пугач. Он почесал короткостриженый затылок, внимательно осмотрел Колю и подступив ближе склонился и с вопросом заглянул ему в глаза: – «Хозяин? Ты чё старуха – сослепу что ли плетешь? Это ж мальчик! Ты кто по жизни?»

Коля замешкался и протянув руку ответил:

– Николай.

– И я говорю! Видишь – он и по жизни Николай! – насмешливо рявкнул Алик и вновь исчез за дверями своей комнаты.

Коля не особенно понял, что сейчас произошло, но на всякий случай слегка испугался.

В это же время из комнаты в глубине коридора вышла молодая, красивая, ярко одетая женщина с пышной шевелюрой. Она заперла дверь комнаты на ключ и проходя мимо застывшего в ожидании Коли и Даши возившейся с замком, громко сказала, блеснув алым напомаженным ртом:

– Привет Даша! Привет друг Даши! – и не задерживаясь быстро прошла ко входной двери.

– Муж! – громко одернула ее Даша, но женщина только насмешливо закатила глаза и исчезла в плохо освещенной парадной. – Наташка-проститутка… – шепнула Даша, как только шаги женщины растворились внизу.