Длинные руки нейтралитета

Вторым в рубке был мичман Шёберг.

– Ваше благородие, вроде туман собрался густеть, – осторожно заметил рулевой. – Не выскочить бы нам…

– Не выскочим, до берега далеко, и вокруг никого, – проворчал вахтенный офицер, почему-то глянув себе на ладонь.

Прошло ещё полчаса. «Морской дракон» шёл всё с той же скоростью десять узлов.

Мичман бросил короткий взгляд на хронометр:

– Пора, братец. А ну: право на борт, курс норд-норд-вест! Так держать!

Про себя Шальнов удивился быстроте поворота. Но, разумеется, до языка эта эмоция не дошла.

А ещё через час в рубке появился командир. И тут же последовал доклад вахтенного офицера:

– Владимир Николаевич, есть неустойчивый сигнал. Точно на норд, дистанция не менее двадцати миль. Минут через десять…

Шёберг не договорил, но Семаков понимающе кивнул.

Мичман спрогнозировал точно: именно через это время даже сквозь туман стало доноситься глухое: бух… бух-бух-бух… бух-бух… бухххх… а серебряный прибор начал недвусмысленно указывать направление.

– Похоже, неподвижные они. На якорях стоят, что ли?

– Очень возможно, Иван Андреевич.

– Так что, выходит, перестрелку ведут с береговыми батареями? – небрежно спросил Шёберг.

– По диспозиции нет там береговых батарей. Это неприятельский флот работает по нашим войскам на Альме.

– Туда ещё полчаса идти. Туман успеет развеяться.

– Но уж на пять миль подойдём. Сдавайте вахту, сразу же дайте знать Михаилу Григорьевичу и прикажите трубить боевую тревогу.

– Вахту сдал.

– Вахту принял.

Боцманская дудка дала чуть глуховатый сигнал. Матросские ноги загремели по палубе. Комендоры разбежались по постам, а в трюмах подносчики гранат застыли в готовности. В лотках обоих гранатомётов, как по волшебству, появились тёмно-серые гранаты.

В рубке появился идеально выбритый лейтенант Мешков в безупречно выглядящем мундире. Командир за пару минут объяснил начарту положение дел. Тот, в свою очередь, стал раздавать распоряжения уже по своей части:

– Комендоры, не палить без приказа! Целиться на высоту пять сажен выше мачт, смещая прицел каждый раз тоже на пять сажен. Пять гранат на корабль. Больше потратить разрешаю, только если какая-нибудь из гранат не взорвётся…

Наличные боеприпасы на «Морском драконе» позволяли истратить пару дополнительных гранат, лишь бы наверняка поразить цель. Впрочем, лейтенант Мешков тут же отдал должное осторожности:

– Кроев! Не забывай считать боеприпасы!

– Обижаете, вашбродь… – ворчливым голосом отозвался из трюма боцман.

Туман рассеивался прямо на глазах.

– Через пять минут мы их увидим, – делано-нейтральным тоном сообщил Шёберг.

Имелось в виду: «Нас увидят». Все офицеры в рубке поняли недосказанное.

На этот раз мичман ошибся: на «Морском драконе» не видели противника ещё, самое меньшее, с десяток минут. Зато потом…

– Неприятельская эскадра на якорях! – заголосил сигнальщик.

Он мог бы и не утруждать горло: её заметили все. Командир дослал вперёд рычаги форсажа и двигателей. «Морской дракон» приподнял нос и пошёл в атаку.

К огромному удивлению всех, в том числе матросов и унтеров, на кораблях союзной эскадры орудия на бортах, противоположных берегу, с очевидностью заряжены не были. «Морской дракон» заложил поворот, выходя на курс, параллельный строю вражеских кораблей.

– Носовой гранатомёт, целиться по линкору, который третий слева. Кормовой – по четвёртому. Задай им жару, братцы! Давай!

Сказано было не по уставу, но команду поняли мгновенно.

Уже знакомые огненные шары полыхнули над палубой первого линкора. Князь машинально отмечал: «Первая граната лопнула на уровне топа бизани, вторая – на пятнадцать сажен ниже, похоже, сигнальщиков сдуло с фор-марса… Третья тоже низко, не выше грот-марселя… А ведь и грот-мачты уже нет…»

– Стой, Патрушев!!! Дробь!!! – заорал начарт во всю силу. У него были основания для этой команды.

Первая же граната от кормового гранатомёта взорвалась не в воздухе, а на палубе. Результат заставил ахнуть тех, кто его увидел.

Патрушев и заряжающий Шумило позже клялись, что борта линкора у кормы раздуло от взрыва («Ну, как лягушку надули через соломинку»). Может, так оно и случилось, но свидетелями только эти двое и были: они глядели в тот момент на второй линкор, а большинство и в рубке, и на палубе смотрело на результаты действия носового гранатомёта. Как бы то ни было, обшивка продержалась крайне недолго. Она разлетелась крупными кусками вплоть до ватерлинии. Воды Чёрного моря хлынули потоком в трюм. Вот это заметили уже все.

Нижние чины на палубе заорали «Ура!». Трюмные люки поддержали матросскими голосами. Сигнальщик Мягонький сорвал с себя бескозырку с явным намерением подбросить её вверх, но, видимо опасаясь, что головной убор может потеряться, стал просто размахивать им, сопровождая это действие воплем:

– Утопи-и-и-ли-и-и!!!

Командир хотел было отдать команду: «Всем вниз!», но передумал. В ней не было нужды.

Нельзя сказать, чтобы дерзкое нападение оставили без внимания. Обстрел русских позиций мгновенно прекратился, артиллеристы перебежали к другому борту и стали поспешно заряжать и наводить орудия. Но было уже поздно. До ближайшего корабля противника было чуть менее трёх морских миль, когда борта эскадры союзников окрасились белыми дымами. Семаков позволил себе злорадную ухмылку: ядра легли с позорным недолетом.

– Лотки дополнить до пяти гранат! А потом разрешаю подняться наверх и поглядеть.

Подносчики работали с невиданной скоростью. Все боялись опоздать и упустить зрелище. Однако опасения оказались беспочвенными.

Громадный линкор садился кормой. Рядом с ним полыхал пожар на жертве носового гранатомёта. Комментарии так и сыпались:

– Не жилец… эка он воду глотает…

– Это что ж, брат, ты его с одной гранаты?

– Нет, с двух, но вторая, значит, была зря. Корма-то уже пошла на щепочки…

– А первый знатно горит.

– Смолёная палуба, как не гореть. Опять же мачты сшибло к разэтакой и растакой…