Седина в бороду – бес в ребро

– Это столько добра натворили, да?.. – удивилась Людмила.

– Коряво… – усмехнулся создатель, – но по смыслу так…

– Но ты, Люська, протянешь недолго… – ехидно заметил Виктор.

Всевышний на мгновение задумался:

– Бутылка, Витя, не всегда приговор на забвение. Как, впрочем, и наркотики… Вот Высоцкий… Когда его забудут? Никогда…

– А я, выходит, всё профукал… – неожиданно с огорчением сказал Виктор.

– Выходит… – согласился Бог и, немного поколебавшись, обратился к Людмиле и Виктору. – Ну всё, хватит прощаться. Пора… Прошу всех молчать и не вмешиваться…

Через секунду раздался негромкий спокойный постепенно поднимающийся по высоте нарастающий по силе и похожий на вой волка гул, который в течение следующих нескольких мгновений затих. Освещение в морге во время гула исчезло, но с прекращением гула появилось вновь. И всё это произошло так быстро, что никто из живых никак не отреагировал на какие-то непонятные и, в сущности, негромкие звуки, а также на кратковременное исчезновение света.

– Так, значит, её зовут Люба… – сказал Олег Павлович.

– Нет, Любаша… – возразила Ольга Ивановна.

– А какая разница? Любаша это Люба, и наоборот.

– Просто, когда ей было ещё лет десять, один туповатый одноклассник ляпнул ей неумную шутку: Люба слезла с дуба… Прибежала домой, кричит: мама, никогда больше не зови меня Любой! А как, спрашиваю. Я слышала, отвечает, одну старшеклассницу все называют Любашей. Хочу тоже быть Любашей!

– Ну, Любаша, конечно, гораздо лучше, – согласился Олег Павлович. – Красиво, нежно…

– Она и сама была нежной. Пока я не сказала на её двадцати-девятилетии, что моя жизнь в этом возрасте круто изменилась к лучшему…

– И что?

– Ну дала ей, дура, толчок к размышлениям о собственной судьбе. Задумалась девка, и сбесилась… Ну как же, у мамы в двадцать девять жизнь стала лучше, а я – среди тараканов и крыс, в бараке…

– А у тебя-то почему жизнь вдруг пошла в гору в те годы?..

– Так тебя же полюбила, балда! И забеременела Любашей!..

– И это стало для тебя счастьем на всю жизнь?.. – с удивлением посмотрел на женщину Олег Павлович.

– Конечно!

Олег Павлович, задумавшись, молчал несколько минут:

– Ну ладно, Оленька, – вдруг встрепенулся он, – пошли, попрощаемся с Димой, и – по домам: завтра похороны… – он встал с лавочки и пошёл к телу Дмитрия.

– Да, пошли… – Ольга Ивановна последовала за Олегом Павловичем.

Анна, увидев, как Олег Павлович и Ольга Ивановна подошли к телу Дмитрия, сказала Любаше:

– Ну что, пора прощаться с Димочкой… Завтра похороны…

– Да, пора… – ответила Любаша и пошла за Анной.

Все молча и со скорбью некоторое время смотрели на тело Дмитрия. И каждый думал о своём. Никто уже ни с кем спорить не хотел.

Вдруг под простынёй медленно и едва заметно, так, как это бывает, когда по животу беременной женщины неспешно перемещается выпуклый след от ручки или ножки переворачивающегося в её утробе ребёночка, перекатилась лёгкая волна движения.

Ольга Ивановна испуганно перекрестилась:

– Ой! Свят-свят-свят!.. Или мне показалось!.. Или… Простыня шевелится!..

– Я тоже подумала, показалось… – с дрожью в голосе откликнулась Анна. – Но если двоим…

– Троим… – с сомнением и надеждой Олег Павлович неотрывно смотрел на простыню.

– Да, четверым не могло показаться… – дорисовала картину всеобщего удивления и испуга Любаша. – Значит?..

У Олега Павловича перехватило дыхание:

– Неужели?..

Вдруг раздался хорошо слышный вздох и негромкий стон Дмитрия. Все оцепенели.

Людмила, улёгшаяся вслед за Виктором на всякий случай на свой стол, высунула из-под простыни голову:

– Ну он их щас в гроб загонит!

Виктор тоже выглянул из-под простыни:

– Не надейся, вдвоём будем куковать…

Ольга Ивановна радостно закричала:

– Он дышит! Он живой!..

– И даже стонет!.. – воскликнула Любаша.

Все быстро окружили стол со всех сторон, стали осторожно прикасаться к телу Дмитрия, ещё не веря в возможное счастье.

Дмитрий начал очень медленно стягивать с головы простыню.

Людмила, опёршись локтем о стол, с интересом наблюдала за происходящим:

– Ну хоть это сделал не быстро…

– По инструкции… – авторитетно подтвердил замеченный Людмилой факт Виктор.

Олег Павлович, видя, как Дмитрий медленно освобождает от простыни голову и поворачивает её в разные стороны, разглядывая окружающих, обнял его пока ещё неподвижное тело, громко и радостно закричал:

– Боже мой, Димочка! Сыночек! Ты живой! Ты всё-таки живой! – не стесняясь окружающих, он заплакал. – Я верил в это! Я надеялся! Я знал! Ты не мог умереть! Мы же все тебя так любим!..