Ипоходрик

Ваничка. Нет, маменька, ничего, пойдет! Я ей одну штучку скажу, так пойдет.

Настасья Кириловна. Ах, боже мой, боже мой! Молодо-зелено. Но только, друг мой, погодим еще; здесь еще нам надобно побыть, здесь-то нам большая польза может быть!.. Посмотри-ко, комната-то, какая отличная!.. Вещи-то все какие богатые… Поди-ко сюда, погляди: какое пальто бесподобное. Вот бы тебе такое; я думаю, чай, впору будет.

Ваничка (рассматривая пальто). Да-с, маменька, пальто важное; пуговицы, должно быть, московские, здесь этаких совсем нет.

Настасья Кириловна. У него все московское, – страшный ведь богач! Надень-ка, примеряй, друг мой!

Ваничка надевает и охорашивается.

Ах, как прелестно на тебе сидит… бесподобно! Ну, погоди, друг мой, мы у него как-нибудь его выханжим.

Ваничка (смеясь). Не даст, маменька, жалко будет.

Настасья Кириловна. Ай нет, не говори; он предобрейший и преродственный всегда был, а теперь и подавно: куда ему беречь. Говорят, не сегодня, а завтра ляжет в могилу. (Таинственным полушепотом.) Я даже думаю о духовной его попросить: не сделает ли он духовной на наше семейство.

Ваничка (еще более смеясь). Ой, маменька, какие, я вижу, вы ловкие. Недаром папенька говорит, что вам бы на бедность ходить сбирать: вы бы у мертвого выпросили.

Настасья Кириловна. Что же такое? Это не воровство какое-нибудь: женщина не мужчина, чем ей промышлять для семейства? А папеньке твоему уж обыкновенно: чем бы-нибудь только да обидеть меня! (Подходя к столу.) Ах, здесь-то, здесь-то, Ваничка, посмотри: какие прелести. (Берет папиросницу.) Это что еще такое? Бумажник, что ли?

Ваничка. Нет, маменька, это папиросница. Вот бы это мне нужна штука!

Настасья Кириловна. Возьми!

Ваничка (сомневаясь). Ай нет, стыдно!

Настасья Кириловна. Ничего, возьми, право, возьми, я ему сама после скажу. Из кармана-то у тебя совестно уж будет взять. (Сует ему папиросницу в карман.)

Ваничка. Ну, маменька, смотрите, как он рассердится да браниться начнет.

Настасья Кириловна. Вот пустяки: этакой благородный человек рассердится! Еще очень будет рад, что по-родственному без церемонии позаимствовались.

Ваничка. Ну, ладно, маменька, я все на вас сворочу: прямо скажу, что это вы подтибрили.

Настасья Кириловна. Ну, хорошо, говори на меня, что с меня, старухи, взять. (Осматривая комнату.) Чего бы у него еще попросить? Право, уж и не знаю… Разве вот шапку тебе бобровую. Помнишь, ты у меня еще все просил.

Ваничка. Ну, уж это дудки-с!.. Эта вещь дорогая, – рублев пятьдесят стоит. (Надевает шапку, сворачивает ее набок и смотрится в зеркало.) А ведь славно, маменька, точно какой турка.

Явление VI

Те же и Дурнопечин.

Настасья Кириловна(всплеснув руками). Ах, дядюшка!.. (Бросается обнимать Дурнопечина.) Ваничка, обнимай дедушку!

Ваничка быстро снимает шадку и тоже обнимает его.

Батюшко!.. Милой вы мой! Красавец вы мой, бесценный! Вас ли я вижу, ненаглядный вы мой!.. Ваничка, поди, поцелуй у дединьки ручку!

Ваничка хочет поцеловать, но Дурнопечин не дает ему руки.

Дурнопечин.. Полноте, не надобно, мой милый. (Едва приходя в себя от всех этих объятий и выходя на авансцену.) А я вас сначала и не узнал.

Настасья Кириловна(следуя за ним). Мудрено ли, кровный мой! Десять лет ведь не видались. (Показывая на сына.) Позвольте, дядюшка, Ваничку моего вам представить – старший сын мой, дядюшка.

Ваничка (расшаркиваясь перед Дурнопечиным). Я вас, дедушка, вовсе не таким воображал.

Дурнопечин (более погруженный сам в себя). А каким же?

Ваничка. Да я думал, что вы сусами-с!

Настасья Кириловна(перебивая сына). Он, по нашим-то словам, дядюшка, вас воображал этаким молодцом, каким прежде вы были.

Дурнопечин. Стало быть, я очень переменился?

Настасья Кириловна. Ах, дядюшка, узнать нельзя. Вот как бы, кажется, на дороге встретились да наплевали в глаза, так и тут бы не признала.

Дурнопечин (грустным голосом). Все болен, Настасья Кириловна.

Ваничка. Вы бы, дедушка, верхом катались… Вон у папеньки только от этого и проходит.

Настасья Кириловна(перебивая его). Что это, Ваничка, ты про папеньку говоришь, у него уж болезнь известная – геморрой, от которой моционом лечатся. А дядюшка, как я вижу, так весь расстроен.

Дурнопечин (еще более грустным голосом). Именно весь расстроен, не об лечении надобно думать, а о другом.

Настасья Кириловна(тоже грустно). Что это; дядюшка… Конечно, болезнь, видно, большая, однако, мой бесценный, почему же и не пользоваться: вот бы вы попробовали каждое утро огуречный рассол пить или можжушной квас! Одна моя знакомая так от водяной этим вылечилась, да и водяная-то с ней от пьянства приключилась, доктора сказали, что просто неизлечима.

Дурнопечин. Вздор какой!.. Поможет мне огуречный рассол.

Ваничка. Вы, должно быть, дедушка, в самом деле этакой больной, все только про болезнь говорите.

Дурнопечин. Не удивляйся, братец! Может быть, и сам будешь такой же хилой, как я…

Настасья Кириловна. Но что такое с вами, отец мой? Скажите на милость.

Дурнопечин (с горькой улыбкой). Что такое со мной? Видишь, ничего!

Настасья Кириловна. Да вы уж очень, дяденька, в отчаянье-то приходите. Если даже вы и дурно себя чувствуете, добрые дела по крайней мере старайтесь делать; это, дяденька, лучше всяких докторов помогает! Вот вы приехали сюда, не забудьте-ко ваших родных, которые вас истинно любят и уважают, так поверьте, что сейчас же все пройдет! (Переминаясь.) Вот бы я, дяденька, с пребольшой моей просьбицей к вам; знаете, я думаю, отец мой, наше состояние! семейство большое, а воспитывать нечем! Ваничку теперь, по несчастию, выключили из гимназии, за непонятие в науках. Надобно бы в службу определить, а одеть не на что!.. Вот нынче пальты все носят, а у него ничего нет! Не пожалуете ли ему, отец мой, вон это серое пальтишко?., У вас оно, я думаю, валяется, а он бы в нем по праздникам нащеголялся. Ваничка, друг мой, проси дедушку, что это ты какой застенчивый!

Ваничка (сконфузившись и улыбаясь). Дедушка!

Дурнопечин. Разве оно тебе нравится?

Ваничка. Нравится, дедушка!

Дурнопечин. Возьми!

Настасья Кириловна и Ваничка опять ловят у Дурнопечина руку, чтобы поцеловать ее.

(По-прежнему не давая руки с некоторой досадой.) Перестаньте!.. Что за глупости.