Мещане

Татьяна Васильевна задумалась над ответом Бегушева; главным образом она недоумевала, что это такое: порицание или сожаление?

– Что вы хотели сказать последним афоризмом? – спросила она.

– Право, не знаю, не я автор этих изречений, – отвечал Бегушев.

– Ну, это неправда, – вы автор; во всяком случае я все-таки вижу, что Россия, по-вашему, лучше Европы!

– Нет, хуже! – возразил Бегушев.

– Чем?

– Хоть бы тем, что тот же спиритизм, – это великое открытие последнего времени… (Бегушев прежде еще слышал, что Татьяна Васильевна сильно ударилась на эту сторону), – разве Россия, а не Европа выдумала его?

– Но и не Европа, а Америка! – воскликнула Татьяна Васильевна; к Америке она была еще несколько благосклонна и даже называла американцев, по примеру своих единомышленников: «Наши заатлантические друзья!»

– Но Америка – та же Европа. Это все переселенцы европейские! – заметил Бегушев.

– Да, но какие переселенцы! – произнесла Татьяна Васильевна, прищуривая свои золотушные глаза. – Это все сектанты, не хотевшие, чтобы церковь была подчинена государству, не признававшие ни папы, ни Лютера!

– Я скорее полагаю, что это просто были люди беспорядка – антигосударственники.

– А вы думаете, что я за государство? Что я государственница? – спросила Татьяна Васильевна каким-то уж торжественным тоном. – Впрочем, об этом не время и не место говорить!

– Кажется! – произнес, грустно усмехаясь, генерал.

– Но зато, вот видите, муж ваш – чистейший государственник! – указал на генерала Бегушев.

– Он, я думаю, ни то, ни другое! – отозвалась с презрительной гримасой Татьяна Васильевна.

– Нет, я – государственник! – возразил генерал, начинавший не на шутку сердиться на Бегушева, что тот болтал всю эту чепуху с его супругой, которую Трахов, в свою очередь, тоже считал дурой, но только ученой и начитанной. В настоящий момент, когда разговор коснулся государства, генерал более всего боялся, чтобы речь как-нибудь не зашла о Петре Великом, – пункт, на котором Татьяна Васильевна была почти помешана и обыкновенно во всеуслышание объявляла, что она с детских лет все, что писалось о Петре Великом, обыкновенно закалывала булавкою и не читала! «Поэтому вы не знаете деяний Петра?» – осмеливались ей замечать некоторые. – «Знаю!» – восклицала Татьяна Васильевна и затем начинала говорить часа два-три… На этот раз она, слава богу, о Петре не вспомнила, может быть потому, что в голове ее вдруг мелькнула мысль, что нельзя ли Бегушева обратить к спиритизму, так как он перед тем только сказал, что это учение есть великое открытие нашего времени!

– А что, скажите, как поживает спиритизм в Париже? – спросила она сначала издалека и как бы в шутку.

– Не знаю, я что-то там с ним не встречался! – отвечал Бегушев. – Не правда ли, кузен, мы не встречались в Париже с спиритизмом! – обратился он к генералу.

Тот обмер.

– Нет, я там бывал на нескольких сеансах спиритов, – пробормотал он.

– Он бывал на сеансах… – повторила за мужем Татьяна Васильевна. – Расскажи, что ты там видел?

Генерал поставлен был в отчаянное положение: он, как справедливо говорил Бегушев, нигде не встречался с спиритизмом; но, возвратясь в Россию и желая угодить жене, рассказал ей все, что пробегал в газетах о спиритических опытах, и, разумеется, только то, что говорилось в пользу их.

– Что ты видел, рассказывай! – повторила Татьяна Васильевна.

– Видел я женскую руку и плечи, – начал он.

– Женских рук и плеч мы с вами, кузен, много видели; но, сколько помнится, все это были живые и на земле существующие! – заметил Бегушев.

Генерал чуть не провалился на месте.

– Бегушев, не забывайтесь, – вы знаете, что я терпеть не могу этого! – сказала строго Татьяна Васильевна.

– Чего этого? – спросил Бегушев.

– Ну, будет! Пожалуйста, не развивайте далее. Говори, что ты еще видел! – повторила она снова мужу.

– Еще видел я… видел летающие гитары! – бухнул тот на авось.

– Нет, постойте, этого вы не могли, кузен, видеть: это было в Лондоне! – остановил его Бегушев.

– Точно то же было и в Париже! – вздумал было возразить генерал.

– Не говори неправду: это было только в Лондоне! – объявила ему супруга.

– Я, наконец, перезабыл, где и что видел, – этому столько времени прошло! – произнес генерал с досадой.

– И подобные вещи можно забывать!.. Забывать могут!.. – воскликнула Татьяна Васильевна. – Стыдись!.. Это простительно такому неверующему ни во что, как Бегушев, а не тебе!

Генерал постоянно притворялся перед женой и выдавал себя за искреннего последователя спиритизма.

– Почему же вы меня считаете совершенно неверующим? – спросил Бегушев по наружности смиренным и покорным голосом.

– Потому что спиритизм отыскивает сердца простые, а не такие, как ваше!

– Мое сердце точно такое же, как у Тюменева! – возразил Бегушев.

– Теперь – да! – оно такое же, но прежде сердца ваши были разные! – произнесла знаменательно Татьяна Васильевна. – Ефим Федорович верит искренне в спиритизм!

Тюменев, в самом деле, всегда очень терпеливо выслушивал Татьяну Васильевну, когда она по целым часам развивала перед ним всевозможные объяснения спиритических явлений.

– Если бы я и неверующий был, то согласитесь, что могу сделаться и верующим: уверовал же Савл[56 - Савл – языческое имя апостола Павла.] во Христа, – говорил Бегушев, как бы угадывая тайное намерение Татьяны Васильевны посвятить его в адепты спиритизма.

Золотушные глаза той при этом заблистали.

– Вы правду это говорите или нет? – спросила она.

– Как кажется мне, что правду, – отвечал Бегушев уже уклончиво.

– В таком случае вот видите что, – произнесла Татьяна Васильевна, энергически повертываясь лицом к Бегушеву на своем длинном кресле, на котором она до того полулежала, вся обернутая пледами, и при этом ее повороте от нее распространился запах камфары на весь вагон. – Поедемте вместе со мной на будущее лето по этой ненавистной мне Европе: я вас введу во все спиритические общества, и вы, может быть, в самом деле уверуете!..

– Пожалуй!.. – согласился Бегушев, бывший, как мы видели, в этот вечер в давно уже небывалом у него веселом настроении и даже не на шутку подумавший, что было бы очень забавно прокатиться по Европе с смешной кузиной и поближе посмотреть спиритов. Он этого нового шарлатанства человечества не знал еще в подробностях.

– Не верь, ma chere, не поедет!.. Он в Париже даже скучал, а поедет он с тобой!.. – неосторожно проговорился генерал: он по опыту знал, каково было путешествовать с его супругой.

– С тобой он скучал, а со мной не будет! Не правда ли? – спросила Татьяна Васильевна Бегушева.

– Конечно, – подтвердил тот и потом вдруг встал: ему уж надоело дурачиться.