В водовороте

– А что, можно мне внучка моего посмотреть? – прибавила она опять кротчайшим голосом.

– Посмотрите!.. Он там в комнате!.. – отвечала Елена, показывая ей глазами на соседнюю комнату.

Елизавета Петровна самыми тихими шагами ушла туда.

Князю между тем пришла мысль воспользоваться посещением Елизаветы Петровны.

– А что, ежели я попрошу мать твою похлопотать насчет крестин?.. Я тут ничего не понимаю, – сказал он Елене.

– Очень хорошо сделаешь; пусть она и устроит все это!.. – ответила Елена, видимо, довольная этой выдумкой князя.

– Но кто же скажет ей о том: ты или я? – спрашивал князь.

– Я скажу! – отвечала Елена.

В это время Елизавета Петровна возвратилась из детской.

– Премиленький!.. Агушки уж понимает, ей-богу! – проговорила она тихо и тихо села около дочери.

– Какое понимает!.. Мы еще и не крестили его и имени ему не давали!.. – сказала Елена.

– Ах, как это можно!.. Пора, пора! – посоветовала Елизавета Петровна несколько посмелее: она и тем была довольна, что с нею разговаривают, а не молчат.

– Мы оба не знаем, как это сделать… – продолжала Елена. – Похлопочите, пожалуйста, вы об этом!

– С удовольствием, с удовольствием! – сказала Елизавета Петровна совершенно уже смело и с некоторою даже важностью. – Я-то это дело очень хорошо знаю… Слава тебе, боже: у меня самой трое детей было.

– А у вас трое было детей? – спросил ее князь ласково. Он очень уж благодарен был Елизавете Петровне, что она принимала на себя крестинные хлопоты.

– Трое-с. В живых только вот она одна, ненаглядное солнышко, осталась, – отвечала Елизавета Петровна и вздохнула даже при этом, а потом, снимая шляпку, обратилась к дочери. – Ну, так я извозчика, значит, отпущу; ночевать, впрочем, не останусь, а уеду к себе: где мне, старухе, по чужим домам ночевать… И не засну, пожалуй, всю ночь.

Последние слова Елизавета Петровна сказала для успокоения Елены, чтобы та не подумала, что она совсем у ней хочет поселиться; получая и без нее от князя аккуратным образом по триста рублей в месяц, она вовсе не хотела обременять ее собой.

– Скажите, вы все-таки, вероятно, желаете сделать завтрак для священников? – отнеслась она к князю.

– Право, не знаю! – отвечал тот, пожимая плечами. – Желаю, чтобы было сделано, как везде это делается.

– Везде так и делается, везде! – подхватила Елизавета Петровна. – Потому что шампанское акушерка подает; тут ей обыкновенно и деньги кладут, – в этом ее главный доход. И как же теперь шампанское подавать без завтрака, – неловко, согласитесь сами…

Князь согласился с ней.

– Наконец, священники всегда обижаются, когда их не угощают, – всегда!.. Сколько раз я от них слыхала: «Закусочки, говорят, даже не поставили, словно щенка какого-нибудь мы крестили!»

Елизавета Петровна очень настаивала на завтраке главным образом потому, что в эти минуты сама очень проголодалась, и в ее воображении необыкновенно приятно рисовались отбивные телячьи котлеты, превосходно приготовляемые одним ее знакомым кухмистером-кондитером, поставлявшим обыкновенно обеды на свадьбы, похороны, крестины.

– Ну, так вы поэтому священников и пригласите! – подхватил князь, более всего беспокоимый последним обстоятельством.

– Хорошо! – сказала Елизавета Петровна на первых порах очень было решительно, но потом она пообдумала, видно, несколько.

– На два слова! – сказала она, уходя в другую комнату и махая рукой князю.

Тот хоть и не совсем охотно, но вышел к ней.

– Я за священниками сходить схожу, – начала Елизавета Петровна, – но что я мать Елены, я им не скажу, потому что будь она дама, то другое бы дело!..

– Ну да!.. – подхватил князь, очень хорошо понявший, что хочет сказать Елизавета Петровна.

– Я сейчас же к ним в церковь и пойду, благо обедня еще не кончилась. Ведь эта большая церковь, вероятно, ваш приход? – присовокупила она, показывая на видневшуюся в окно огромную колокольню.

– Эта самая! – отвечал князь.

– В минуту слетаю туда! – сказала Елизавета Петровна и, проворно войдя в комнату дочери, проворно надела там шляпку и проворнейшим шагом отправилась в церковь, куда она, впрочем, поспела к тому уже времени, когда юный священник выходил с крестом. Он, видимо, хотел представить себя сильно утомленным и грустным выражением лица желал как бы свидетельствовать о своих аскетических подвигах.

Елизавета Петровна прямо подлетела к нему.

– Покорнейшая просьба, батюшка, к вам! – проговорила она, поцеловав крест и раскланиваясь перед священником.

Ее нахальный и расфранченный вид невольно обратили внимание отца Иоанна.

– Чем могу служить-с? – отвечал он, потупляя перед ней свои голубые глаза.

– Тут одна моя знакомая родила и желает имя наречи и окрестить своего ребенка.

– Это в доме Яковлева, вероятно? – спросил всезнающий и стоящий около священника дьякон.

– Точно так! – отвечала Елизавета Петровна.

– Это что я вам вчера говорил! – сказал дьякон священнику.

– А! – произнес тот, снова потупляя свои глаза.

– Так завтрашний день в 12 часов окрестить и откушать!.. – продолжала Елизавета Петровна.

– Хорошо-с! – сказал священник задумчивым тоном.

Получив этот ответ, Елизавета Петровна отправилась обратно к дочери.

– Ну-с, священников я пригласила, – сказала она. – А кто же у вас будут восприемниками: кум и кума?

– Кум будет Миклаков, – отвечал князь и затем приостановился.

– А кума уж вы будьте! – подхватила Елена.

– Хорошо, очень приятно, с большим удовольствием! – отвечала Елизавета Петровна радостно и немножко важничая. – Теперь поэтому о завтраке только надобно похлопотать, – сколько вы изволите жертвовать на него? – отнеслась она снова к князю.

Толстые телячьи котлеты все соблазнительней и соблазнительней рисовались в воображении Елизаветы Петровны.

– Сколько нужно будет? – отвечал тот.