– Какие средства! – отвечал квартальный. – Должны составлять акты и представлять мировому судье, а тот сам собачник; напишет резолюцию, чтобы обязать владельца собак подпискою не выпускать собак из квартиры.
– Он в свою квартиру и не пускает их… все бегают по чужим кухням, – заметил опять старший письмоводитель.
– Этта тут повар из большой квартиры ловко огрел эту серую собачонку: целую кастрюлю кипятку кувырнул на нее! – рассказал письмоводитель помоложе.
Квартальный и вся прочая канцелярия его засмеялась.
Бегушев тем временем сел.
– Вам угодно что-нибудь приказать мне? – спросил его квартальный, по-прежнему стоя на ногах.
– Просьба моя вся состоит в том, чтобы вы мне сказали: есть у вас списки бедных вашего квартала? – проговорил Бегушев.
Вопрос этот так же удивил квартального, как и священника.
– У нас только паспорта записываются, – объяснил он, – мы стараемся наблюдать, чтобы просрочек не было и чтобы вся прислуга имела чернорабочие билеты.
– Только!.. – протянул Бегушев. – Но квартал, вероятно, вы обходите каждодневно и знаете всех его жителей?
– Извините… господин Бегушев, если я не ошибаюсь?..
– Бегушев, – подтвердил тот, – меня вот вы знаете!
– Я видал вас часто в театре, когда бывал дежурным, а квартал я не могу весь знать, потому что поступил сюда недавно.
– Но ваш помощник, может быть, знает?
– Не думаю!.. Он тоже недавно перешел.
– А вы не знаете? – обратился Бегушев к писарям.
– Мы вот с ними поступили, – отвечали те, показывая на квартального.
– В таком случае, предместник ваш не знает ли? – отнесся Бегушев к сему последнему.
– И того не думаю!.. Он также был тут недолго; но для какой, собственно, надобности вам нужны списки о бедных? – проговорил квартальный.
– Я желал бы помогать им немного!.. – пробормотал Бегушев.
Писаря при этом все переглянулись между собою.
– Для этого вам всего лучше обратиться в благотворительный дамский комитет… там все сведения есть об этом!.. – посоветовал квартальный.
– Не пойду я туда! – отозвался сердито Бегушев.
«Вот вам вселюбящая церковь наша и всеведущая полиция! – рассуждал он, идя домой, а затем ругнул всю Россию и больше всех самого себя: – Задумал я делать, чего совсем не умею; захотел вдруг полюбить человечество, тогда как всю жизнь никого не любил, кроме самого себя!»
Дома Бегушев, как нарочно, наскочил на довольно неприятную сцену.
Усевшись в своем кабинете, он услыхал, что в гостиной раздавался чей-то мало знакомый ему мужской голос, и спросил подававшего ему кофей лакея:
– Кто у нас?
– Князь Мамелюков приехал к Аделаиде Ивановне, – отвечал тот.
Бегушев сделал недовольную мину. Князь Мамелюков был один из должников Аделаиды Ивановны, которая, будучи почти каждодневно пилима Маремьяшей, что «когда же вы, сударыня, будете собирать долги?.. Когда ж?..» – написала, наконец, циркуляр ко всем своим должникам, приглашая их приехать к ней и поговорить с ней в присутствии ее брата. Князь Мамелюков явился первый. Бегушев, знавший его немного по обществу, всегда его презирал. Князь, при своей гордой и благородной наружности, был отъявленный аферист и прожектер, только не такой невинный, как граф Хвостиков. Он тоже писал проекты, но умел их и проводить. Аделаиде Ивановне он должен был тысяч сорок и, конечно, давным бы давно мог ей выплатить; но князь очень просто рассчитал, что старушка, по своей доброте, никогда не решится подать на него вексель ко взысканию. Время пройдет, десятилетняя давность минует, старушка, бог даст, умрет, и эти сорок тысяч останутся у него в кармане. Прибыв к Аделаиде Ивановне, князь начал с того, что поцеловал ее в плечо, а затем, слегка упомянув об ее письме, перешел к воспоминаниям о том, как покойная мать его любила Аделаиду Ивановну и как, умирая, просила ее позаботиться об оставляемых ею сиротах, а в том числе и о нем – князе. Старушка сильно начала поддаваться его влиянию, как вдруг появился Бегушев. Князь Мамелюков был несколько озадачен его приходом; Аделаида же Ивановна очень обрадовалась, что брат ее и друг пришел к ней на помощь. Бегушев и Мамелюков весьма сухо раскланялись между собою. Последний снова стал продолжать прежний разговор с Аделаидой Ивановной и как бы совершенно случайно объяснил, что старший брат его – атташе при посольстве. «Знаю, знаю!» – говорила старушка. – «А младший, Петя, ее любимец, вероятно скоро будет полковником!» – «Вот как, очень рада!» – произнесла она, мельком взглядывая на брата, которому начинало сильно надоедать слушать эту ни к чему не ведущую болтовню.
– Вы к сестре по делу вашему, конечно, приехали? – спросил он князя.
– Да, так, по маленькому, – отвечал тот с легкой улыбкой.
Он не полагал даже, что Бегушев знал об его долге Аделаиде Ивановне.
– Что ж, вам угодно будет заплатить ей деньги? – продолжал Бегушев.
Князь немного покраснел.
– К сожалению, теперь я не могу: я в совершенном безденежье!.. – сказал он.
– Тогда мы представим вексель ко взысканию!.. – отнесся Бегушев к Аделаиде Ивановне.
– Да, – едва достало духу у той проговорить: она почти вся дрожала.
– Но я именно о том бы и просил Аделаиду Ивановну, чтобы она мне отсрочила, – продолжал князь, окончательно смутившись. – Если угодно, я перепишу ей вексель?
– Сестре деньги-с нужны, а не векселя! – сказал ему резко Бегушев.
– Но Аделаида Ивановна сейчас была почти согласна!.. – заметил князь.
– Нет!.. Нет, я не могу согласиться!.. Я столько времени живу без копейки, благодеянием только брата!
– Александру Ивановичу есть, я думаю, из чего поддерживать вас!.. – проговорил с усмешкой князь.
– Считать в моем кармане, я полагаю, вы не можете, как не считаю я в вашем! – проговорил Бегушев, едва сдерживая себя.
– Нет, вы считаете некоторым образом, убеждая Аделаиду Ивановну непременно взыскать с меня деньги.
– Ах, нет, нет, это я сама! – повторила еще раз старушка, хоть и трепетным голосом.
– Очень жаль, – проговорил князь, вставая и натягивая перчатки, – что ни старое знакомство, ни дружба – ничто не может вас убедить подождать.
Не будь брата, Аделаида Ивановна непременно бы сказала, что подождать она может, – только недолго, но тут промолчала, потому что Бегушев на нее сурово смотрел.
Князь, раскланявшись, уехал.
– Князь, должно быть, очень, очень запутался в своих делах! – начала Аделаида Ивановна глубокомысленным голосом. – А в душе он благородный человек.
– Не серди ты меня, пожалуйста, этим «благородный человек»!.. Ты спроси, что о нем говорят в Петербурге… Его считают там за первейшего плута в России, а у нас, слава богу, плутов довольно, и есть отличные!