Мещане

Домна Осиповна села. Она заметно была взволнована.

– Я вчера еще была у вас, – начала она.

– Знаю-с!.. Я вчера очень занят был, – перебил ее Грохов.

Чем он, собственно, занят был, мы отчасти знаем.

– Вы были в Петербурге? – продолжала Домна Осиповна.

– Как же-с! – отвечал было Грохов, но у него в это время страшно закружилась голова, а перед глазами только и мелькали две вчерашние женские ноги.

Домна Осиповна ожидала, что он будет что-нибудь далее говорить, но Грохов только в упор смотрел на нее, так что она даже покраснела немного.

– Что ж, муж эту бумагу, о которой я просила вас, дал вам? – сказала она.

– Выдал-с! – отвечал Грохов и, отыскав в деле Олуховых сказанную бумагу, подал ее Домне Осиповне и при этом дохнул на нее струею такого чистого спирта, что Домна Осиповна зажала даже немножко нос рукою. Бумагу она, впрочем, взяла и с начала до конца очень внимательно прочла ее и спросила:

– Что же, с этим видом я могу теперь везде свободно жить?

– Конечно-с!.. Без сомнения, – едва достало силы у Грохова ответить ей.

Ему все трудней и трудней становилось существовать; но вдруг… – таково было счастливое свойство его организма – вдруг он почувствовал легкую испарину, и голова его начала несколько освежаться.

– Очень можете-с, очень! – повторил он значительно оживленным голосом.

Домна Осиповна несколько мгновений как бы собиралась с мыслями.

– А насчет обеспечения меня, – проговорила она и при этом от волнения приложила дрожащий свой пальчик к губам, как бы желая кусать ноготь на нем.

– И это устроил-с! – отвечал Грохов; испарина все более и более у него увеличивалась, и голова становилась ясней. – Я сначала, как и вы тоже желали, сказал, что вы намерены приехать к нему и жить с ним.

– Интересно, как это он встретил, – заметила Домна Осиповна.

– Испугался очень!.. Точно я из пушки в него выстрелил! – отвечал Грохов.

Домна Осиповна вспыхнула вся в лице.

– Как лестно это слышать, – произнесла она.

– Кричит, знаете, этой госпоже своей, – продолжал Грохов, – «Глаша, Глаша, ко мне жена хочет воротиться…» Та прибежала, кричит тоже: «Это невозможно!.. Нельзя…» – «Позвольте, говорю, господа, закон не лишает Михаила Сергеича права потребовать к себе Домну Осиповну; но он также дает и ей право приехать к нему, когда ей угодно, тем более, что она ничем не обеспечена!» – «Как, говорит, не обеспечена: я ей дом подарил».

– Вот хорошо! – почти воскликнула Домна Осиповна. – Он мне дом подарил, когда я еще невестой его была.

– Ну, когда бы там ни было, но он все-таки подарил вам… – начал было Грохов, но при этом вдруг раскашлялся, принялся харкать, плевать; лицо у него побагровело еще больше, так что Домне Осиповне сделалось гадко и страшно за него.

– Это все госпожа его натолковывает ему, – проговорила она, когда Грохов позатих немного.

– Нет-с, ошибаетесь!.. Совершенно ошибаетесь, – возразил он, едва приходя в себя от трепки, которую задал ему его расходившийся катар. – Госпожа эта, напротив… когда он написал потом ко мне… О те, черт поганый, уняться не может! – воскликнул Грохов, относя слова эти к начавшему снова бить его кашлю. – И когда я передал ему вашу записку… что вы там желаете получить от него лавки, капитала пятьдесят тысяч… Ну те, дьявол, как мучит!.. – заключил Грохов, продолжая кашлять.

– Как, однако, вы простудились, – заметила ему с состраданием Домна Осиповна.

– Страшно простудился… ужасно!.. – говорил Грохов и затем едва собрался с силами, чтобы продолжать рассказ: – Супруг ваш опять было на дыбы, но она прикрикнула на него: «Неужели, говорит, вам деньги дороже меня, но я минуты с вами не останусь жить, если жена ваша вернется к вам»… О господи, совсем здоровье расклеилось…

И Грохов, как бы в отчаянии, схватил себя за голову.

– Это, я думаю, все от ваших усиленных занятий, – проговорила, по-прежнему с состраданием, Домна Осиповна. – Но что же, однако, муж мой выдал вам какой-нибудь документ? – поспешила она прибавить, потому что очень хорошо видела и понимала, как Грохову трудно было с ней вести объяснение, и даже почему именно было трудно.

– Выдал-с! Сейчас вот вам передам все: это вот-с купчая крепость на лавки, а это ваши деньги, – говорил он, пододвигая то и другое к Домне Осиповне.

Она купчую крепость тоже прочла весьма внимательно и начала потом считать деньги, раскладывая их сначала на сотни, а потом на тысячи.

– Тут всего тридцать тысяч! – произнесла она недоумевающим голосом.

– Тридцать-с! – ответил сначала очень коротко Грохов; но, видя, что Домна Осиповна все еще остается в недоумении, он присовокупил: – Все имущество я ценю в двести тысяч, хотя оно и больше стоит… десять процентов мне – значит, двадцать тысяч, а тридцать – вам!

Слова эти окончательно озадачили Домну Осиповну.

– Но десять процентов, кажется, берется, когда дело ведут! – произнесла она с какой-то перекошенной и злой улыбкой.

– А я разве не вел дела? – возразил ей Грохов. – Но кроме того, мы уговорились так с вами… У меня вашей руки письмо есть на то.

– Но я полагала, что дело дойдет до суда, – говорила с той же злой улыбкой Домна Осиповна.

– Ну, за это вы благодарите бога, что дело до суда не дошло, – произнес с ударением и тряхнув головой Грохов, – по суду бы супруг ваш шиш вам показал.

– Как же шиш… и как это деликатно с вашей стороны так выражаться! – сказала, вся вспыхнув, Домна Осиповна.

– Так, шиш! – повторил еще раз Грохов. – В законах действительно сказано, что мужья должны содержать своих жен, но каких? Не имеющих никакого своего имущества; а муж ваш прямо скажет, что у вас есть дом.

– Но дом я, – возразила Домна Осиповна с прежней неприятной улыбкой, – сейчас могу продать!

– А тогда он скажет, что у вас деньги есть.

– Деньги я тоже могу прожить, подарить, потерять…

Грохов усмехнулся при этом.

– Да, как же, обманешь кого-нибудь этими побасенками: нынешние судьи не слепо судят и прямо говорят, что они буквы закона держатся только в делах уголовных, а в гражданских, – так как надо же в чью-либо пользу решить, – допускают толкования и, конечно, в вашем деле в вашу пользу не растолковали бы, потому что вы еще заранее более чем обеспечены были от вашего мужа…

Всех этих слов Грохова Домна Осиповна и не слушала, а молча и с заметно недовольным лицом укладывала бумаги и деньги в карманы своего платья.

– Вы потрудитесь во всем этом дать мне расписочку, – сказал Грохов, пододвигая Домне Осиповне бумагу и перо.

– Что же я написать должна? – спросила та.

– Напишите-с, что документы и деньги, переданные мне вашим мужем, вы сполна получили, а я напишу, что следующие мне по делу сему деньги вами тоже уплочены!.. – отвечал Грохов и написал, что говорил.

– Ну, не очень я деньги сполна получила, – говорила Домна Осиповна, начиная писать расписку.