– Это было на его столе. Он подкладывал этот листок под письмо. Я заштриховал его карандашом, чтобы увидеть продавленные места на бумаге.
Я раскрыл листок и увидел череду странных символов – иностранный язык.
– Что здесь написано?
– Откуда я знаю? Надо найти переводчика. А пока мы знаем только, что он пишет письма за границу.
– Ну, это не преступление. – Я вернул ему письмо. – Он может писать письма кому угодно, это его право.
– Да, только есть одна загвоздка.
– Какая?
– Он соврал сегодня.
Я вопросительно посмотрел на Грека.
– Был еще один инженер. В пятьдесят втором. После Максимова и перед Косарем. Именно он должен был отвечать за создание третьего пруда.
– И что с ним стало?
– Никто не знает. В архивах ничего нет об этом.
– Тогда откуда ты знаешь, что был еще один инженер?
Грек улыбнулся:
– Бухгалтерия. Быть сыном работницы архива довольно скучно. Я кучу времени проводил в хранилище, помогал маме сканировать документы, они хотят перегнать все в компьютер, а бумаги пустят на макулатуру. Так вот, я нашел зарплатные листы. Максимов перестал получать зарплату в феврале пятьдесят второго, потом в бумагах появился некий «Руков А. В.», но через полгода все упоминания о нем исчезли. И только в январе пятьдесят третьего появился Косарев, то есть наш Косарь.
– А что, если он ничего не знает об этом?
– Знает.
– Откуда ты знаешь это?
Он растирал ступню ладонями.
– Интуиция.
* * *
– Ну здравствуйте, молодые люди.
Мы возвращались с нашего «интервью» (как раз шли через рынок, было уже поздно, и прилавки пустовали), когда нас окликнула моя мама.
– Здравствуй, сынок.
Я представил ей Грека. Грек увидел у нее в руках тяжелые пакеты с продуктами и кинулся помогать. Его хромота тут же прошла.
– Ох, – мама выдохнула с облегчением, – спасибо, Саша. Какой хороший у тебя друг, – сказала она мне.
Грек не просто помог маме донести продукты до дома, он даже поднялся с нами в лифте и дотащил пакеты до самой двери. Ему было ужасно тяжело, он прямо гнулся под тяжестью гречки и сырых куриных грудок, мы с мамой предлагали ему разделить эту ношу, но он упрямо качал головой.
– Еще раз спасибо тебе, Саша, – сказала мама, пытаясь в полутьме попасть ключом в замочную скважину (лампочку на лестничной клетке опять разбили).
Грек достал свой карманный фонарик детектива и посветил на замок.
– Ой, – мама засмеялась, – ты спасаешь меня уже во второй раз за последние десять минут.
Дверь распахнулась, повеяло теплом дома. Мама включила свет в коридоре, и мы минуту щурились, привыкая к яркому электрическому свету.
– Петро, а может, пригласишь друга на ужин?
– Я? Хорошо. – Я посмотрел на Грека и с удивлением увидел испуг в его глазах.
– Я даже не знаю, – сказал он. – Уже поздно. Скоро девять, я должен дома быть.
– А я позвоню твоей маме и скажу, что ты у нас. Скажу, что ты помог мне, и я настаиваю, чтобы ты остался на ужин.
Я смотрел на Грека и не мог понять, почему он в панике.
– Мама учила меня никогда не ходить в гости без торта. Это невежливо.
Моя мама засмеялась:
– Это интересно. А давай мы договоримся, что ты придешь с тортом в следующий раз. А сегодня угощаю я. Торта у нас нет, зато есть гречка и жареная курица.
В гулкой тишине подъезда послышалось урчание.
– Похоже, твой желудок «за».
«Оставь его в покое, – хотел сказать я маме, – чего ты к нему прицепилась? Это мой первый и единственный друг. Сейчас он решит, что ты сумасшедшая, и перестанет со мной общаться».
И в то же время я не мог понять, почему Грек не хочет заходить к нам в гости. Все выглядело так, словно они вдвоем знают что-то, чего не знаю я.
– Ну, хорошо. – Грек переступил порог.
– Вот и славно. Умывайтесь, ужин скоро будет. И да, надо позвонить твоей маме.
– У нас нет телефона, – сказал Грек.
Уши его горели, он как будто стыдился этого.
– Ну, тогда я позвоню вашей соседке и попрошу, чтобы она передала твоей маме, что ты у нас.
– Хорошо. – Голос его звучал сдавленно.
Буквально через две минуты в замке входной двери снова щелкнул ключ – вернулись папа и Егор (отец возил малого в больницу, проверить горло).