Варнак

– Кто издал?

– Да не один ли фиг, – весело тряхнула она головой. – Ну что, я стреляю?

Сказано было просто – так, как девчонка спросила бы у отца: «Ну что, по мороженому?» И не поймёшь, то ли она этак шутила, то ли всерьёз.

– Хм… – Пастырь дёрнул бровью. – А если я не один?

– А ты не один?

– А ты представь.

Она задумалась на минуту…

Вот сейчас. До неё три шага. Луч фонаря в глаза, сделать кувырок вперёд и в сторону, подсечка. Она и сообразить ничего не успеет. Если не забоится, может и шмальнёт разок, но ведь всё равно промажет. А девчонку взять неплохо было бы, для возбуждения сговорчивости в ребятках. Ребятки-то, похоже, серьёзные, хоть и шпана.

Она будто почуяла, или вспомнила что-то, велела:

– На колени, руки за голову!

Пастырь усмехнулся. Но видя, как посерьёзнело её лицо, послушно положил руки на затылок и медленно опустился на колени.

В следующий момент она быстро дёрнула стволом вверх, пальнула, вернула ствол обратно, беря в прицел голову Пастыря. Он невольно вздрогнул от выстрела, матюкнулся.

– Фи! – наиграно покривилась она. – Вожатый, а матерится.

Сейчас на её сигнал прибегут мальчиши-плохиши – это ясно же. Надо действовать.

– Так у тебя пистолетик не игрушечный, что-ли? – Пастырь удивлённо поднял брови. – Ай-яй-яй, девочка, разве можно детям носить настоящее оружие!

– Типа крутой, да? – произнесла она, дёрнув губами. – Ничего, Хан тебя быстро…

– Хан? – переспросил он, готовясь, прикидывая расстояние. – Это кто?

Но девочка была не проста. Она уловила что-то в блеске его глаз, сделала шаг назад, выходя за границу света, падающего из каморки. Ответила тихо и напряжённо:

– Узна?ешь.

– Я сына своего ищу, – сказал Пастырь, прикидывая, как бы можно было её обезоружить. – Вадиком зовут.

Сейчас между ними было метра три. Заговорить зубы, рвануться в сторону, выдёргивая обрез?.. Но стрелять в неё Пастырь не будет, не-а, не будет. Стрельнуть в эту девчонку – это же… это… Нет!

– Не там ищешь, – отозвалась она.

А добраться до неё сейчас он вряд ли сможет. А пока сможет, так она пальнуть успеет пару раз. Пулять будет в панике конечно, но чёрт его знает – вдруг, попадёт.

– Он в лагере был. В Сосновке, – говорил он между тем. – Ровесник твой, наверное. Ему вот-вот шестнадцать стукнет…

Можно продавить психику, но это долго, а тут с минуты на минуту будут её кореша. Фонариком ей в голову?.. Синяк будет, ну в худшем случае приконтузит немного…

– Там многие были, – ответила девчонка с нарочитой ухмылкой. – Они и сейчас там.

Интонация последних слов нехорошо кольнула. Недобрая девочка. То ли слишком по-взрослому циничная, то ли…

Пастырь крутнул в руке фонарь, поворачивая его ребром, удобно перехватывая пальцами за выступ светильника.

– Тебе никто не сказал, что сюда нельзя ходить? – спросила она.

– А что такое? – удивился он, примеряясь бросать.

Со стороны платформы послышался топот бегущих ног, потом мальчишеский голос окликнул:

– Стрекоза! Позвучи!

Стрекоза небрежно уклонилась от летящего ей в голову фонаря (на самом деле – нет, не в голову, высоко взял), опередив Пастыря на долю секунды. Ему несподручно было бросать, и торопился уходить в сторону, так что прочитать начало его рывка успела бы и кенгуру, а прицельность оставляла желать лучшего.

– Здо?рово! – иронично произнесла Стрекоза, когда он, сделав кувырок влево и вперёд, больно ударившись плечом о какую-то железяку, поспешно вскочил и тут же зацепился ногой за торчащий из земли металлический прут, едва не повалившись обратно.

– Я репетировал, честно, – буркнул он, шипя, растирая голень и благодаря бога, что девчонка оказалась не истеричкой и не начала палить, а то сняла бы с одного выстрела, пока он тут из себя Рембо изображал. Ниндзя хренов…

– Стрекоза! – позвал тот же голос и тут же произнёс недоумённо: – Оппачки!

Из-за угла вывернули трое пацанов. Когда они ступили в слабое облако света от сторожки, Пастырь смог их немного разглядеть. Самому старшему годиков – как Стрекозе, как его Вадьке. Ну, может, постарше на год. И, хотя ростом особо не вышел, но крепкий. Двум другим от силы лет по четырнадцать. Все в банданах. У старшего в руках «калаш», у младших – «макарычи»; один ещё держит горящий факел.

– Мясо! – восторженно продолжал старшой. – Здоро?во, мужик!

– Здравствуй, мальчик, – кивнул Пастырь.

Салажня прыснула, старший загоготал.

– Прикольно! – хмыкнул он, подходя к пленнику. Подойдя, остановился, чтобы на секунду заглянуть в глаза, и внезапным незаметным движением пнул Пастыря в колено. Отрок был в кроссовке, поэтому, хотя и попал он хорошо, но Пастырь устоял. Только нога предательски слабо задрожала, но он не позволил ей подломиться.

– Не пинай меня больше, мальчик, – усмехнулся Пастырь. – А то я тебя ударю и убью. Нечаянно.

Пацан, не отвечая, потянул сквозь зубы воздух, ощерился, двинул автоматом в живот. Ну, это пожалуйста, это сколько угодно: Пастырев пресс не всякий мужик пробьёт. Он снова усмехнулся, глядя на малолетку сверху вниз. А тот недобро стрельнул глазами, отошёл к Стрекозе, которая уже спрятала пистолет за пояс джинсов, стояла, сложив руки на груди и улыбаясь. И непонятно было, то ли она своей улыбкой подыгрывает этому щенку, то ли насмехается над его беспомощностью.

– Откуда этот бык тут взялся? – спросил у неё шкет.

– Говорит, наш новый вожатый. Пастух его зовут.

– Только не Пастух, а Пастырь, – поправил варнак.

– А-а, – протянул пацан, потянув носом и сплёвывая, старательно изображая из себя взрослого деловитого парня.

– Угу, – кивнула Стрекоза. – Весёлый дядик.

– Главное – здоровый, – непонятно и гнусно усмехнулся шкет, оглядывая массивную фигуру Пастыря. – Ну чё, мужик, пойдём. Повеселимся.

– Пойдём, – кивнул Пастырь, перенося вес на подбитую ногу, проверяя, не захромает ли. Впадлу было бы хромать перед этими…