Оценить:
 Рейтинг: 0

Учитель музыки

Жанр
Год написания книги
2015
<< 1 2 3 4 5 6 7 >>
На страницу:
2 из 7
Настройки чтения
Размер шрифта
Высота строк
Поля

– Хельга, – позвал он, повернувшись в комнату. – Хельга, иди сюда, здесь какая-то дама, она утверждает, что мы снимаем у неё квартиру.

– Что? – немедленно воскликнула сумасшедшая гостья. – Какая-то дама? Это вы обо мне? Меня зовут Янна Бернике, господин Скуле. Потрудитесь запомнить, если ещё не сделали этого до сих пор. И что это за Хельга? Кого вы зовёте? Вы что, привели женщину? Но когда я сдавала вам эту квартиру, между нами было оговорено, что…

– Простите, – прервал её Витлав Эриксон, – простите, госпожа Бернике, я неважно себя чувствую.

И захлопнул дверь перед носом в высшей степени раздражённой дамы. Она немедленно начала стучать в дверь, к которой он прижался спиной, закрыв глаза, чувствуя, как разрывается его голова в попытках хоть что-нибудь сообразить.

– Хельга, – шептали его губы. – Хельга, иди сюда… Да где же ты, бог ты мой?! И… и где – я?

– Господин Скуле! – слышал он голос Янны Бернике. – Немедленно откройте! Я никому не позволю…

– Зайдите попозже, госпожа Бернике, – простонал он, прижавшись губами к замочной скважине. – У меня раскалывается голова. Пожалуйста, зайдите позже.

Быть может, она образумится и больше не придёт, эта чокнутая старуха.

– В высшей мере беспардонно! – слышал он её голос. – Просто предел наглости! Если вы напились вчера до потери памяти, это ещё не значит…

Тем не менее, голос удалялся – кажется, она уходила.

«Если вы погрязли в разгуле… – шёпотом повторил он слова этой сумасшедшей Бернике. – Если вы напились вчера…»

Так вот почему у него так трещит голова! Он вчера погряз в разгуле и напился до такой степени, что не помнит ни тяти ни мамы, как она сказала.

Что, в самом деле? А по какому поводу?

Он попытался вспомнить вчерашний день, но память сидела с закрытыми глазами и только морщилась от головной боли. Какие-то смутные воспоминания шелохнулись где-то в затылке, отозвавшись тошнотой и головокружением, но тут же и притихли – так быстро, что он не успел схватить их и удержать. Осталось смутное видение – очень смутное, на грани то ли сна, то ли фантазии: ссора с женой, какое-то питейное заведение, расстроенный рояль, на котором он играл…

«Я не умею играть на рояле», – грустно улыбнулся он, отправляясь на поиски кухни.

Кухня нашлась достаточно быстро, и конечно это была не их с Хельгой кухня – тесная, со старыми навесными шкафами, пожелтевшим кафелем, ржавой эмалированной раковиной и старомодным медным краном.

«Что за чёрт!» – пробормотал он, озираясь. Потом взял с полки стакан и открыл кран. Труба отозвалась гудением и дребезгом; изверглась в стакан рваная струя противно тёплой, мутной воды. Он вылил её и некоторое время ждал, пока стечёт застоявшаяся в трубах тёпловатая вонючая жидкость. Когда пошла более-менее прохладная вода, наполнил стакан и жадно выпил. Налил и выпил ещё один. Только после этого протяжно выдохнул, кисло отрыгнул и уселся на табурет, стоявший у окна.

Что-то произошло вчера. Что-то пошло не так. Похоже он в пух и прах разругался с женой, напился с горя и, решив не возвращаться домой, снял на ночь эту квартиру. Да, да, похоже, так оно и было. Но крепко же он набрался, если не помнит всего этого!

Старуха, правда, говорила что-то про… да, она говорила так, будто уже не первый раз приходит к нему, Эриксону, за квартирной платой… «Если вас перестала устраивать сумма оплаты или квартира», – так она сказала. Послушать её, выходит, что он живёт здесь не первый день и даже, возможно, не первый месяц.

Нет, слушать её как раз и не надо. Это какая-то чокнутая старушенция, перепутавшая своих квартиросъёмщиков. Чего стоит одно то, что она величала его дурацкой фамилией Скуле.

Значит, он снял эту квартиру на ночь, будучи в полубеспамятном состоянии после выпитого. Ну что ж, сейчас он пойдёт домой и поговорит с женой. Будет просить у неё прощения за вчерашнее. Да, так он и сделает.

Эриксон тяжело поднялся, постоял минуту, раздумывая, не выпить ли ещё стакан воды. Но нет – в животе противно журчало, а из желудка подступала к горлу тошнота. Он ринулся в туалет – маленький, тесный, в котором едва можно было развернуться – и несколько минут стоял на коленях, обнимая унитаз и извергая в него остатки вчерашнего разгула. Похоже, он ел много свекольного салата, который вообще-то терпеть не может – такой цвет приобрела вода в унитазе.

В следующий момент его довела до зябкой дрожи мысль, что это, возможно, не свекла, а кровь, и он долго всматривался, пытаясь определить, чем так окрасилась вода. Нет, всё-таки это был свекольный салат. Во всяком случае, необходимо, чтобы это был свекольный салат.

Наспех поплескав в лицо водой из умывальника, стоявшего тут же, и прополоскав рот, он вернулся в спальню и долго искал свою одежду, прежде чем до него дошло, что он спал одетым – в брюках и рубахе. И только пиджак его был снят и повешен на спинку шаткого стула, прикорнувшего у стены.

Сдёрнув со спинки пиджак, он долго пытался попасть в рукава и всматривался в предмет, лежащий на стуле. То был какой-то чехол или футляр – чёрной кожи, вытянутый, с замком-молнией по всей длине. Эриксон не помнил, чтобы владел когда-нибудь таким. Неужели он что-то купил вчера, будучи в практически бессознательном состоянии?

Совладав, наконец, с пиджаком, ощущая мерзкий вкус во рту, он взял со стула футляр и потянул молнию. В чехле лежал музыкальный инструмент – да, это была длинная деревянная флейта. Он плохо разбирался в таких вещах, но был почти уверен, что это не гобой, не кларнет и не… что-нибудь ещё, названия чему он даже не знал. Да, несомненно, это была флейта.

Откуда у него взяться флейте? Значит, он действительно купил её вчера в каком-нибудь магазинчике на Виллевсгаде или в Пассаже.

«Надеюсь, ты не продешевил, – обратился он к себе, пытаясь изобразить саркастическую усмешку. – Флейта – это именно то, о чём ты всю жизнь мечтал».

Движимый неясной мыслью, он бросил флейту и пошёл осматривать квартиру.

Зрелище было унылое: тесная и скудно меблированная гостиная имела вид старческий, потёртый, сморщенный. Несомненно, она многое повидала, много жильцов переменила на своём веку, много портьер, прежде чем принять в свои затхлые объятия Витлава Эриксона. Платяной шкаф не закрывался плотно, поэтому приходилось вставлять между дверцами сложенный вчетверо лист бумаги, чтобы не расходились. Наверняка они были скрипучи пронзительным скрипом какой-нибудь сарайной двери во дворе нерадивого крестьянина или тяжким стоном его несмазанной телеги. Два узких, как бойницы в средневековом замке, окна подслеповато смотрели на Сёренсгаде, берущую своё начало на площади Густава Стрее. Обшарпанный журнальный столик, два столь же обшарпанных стула, банкетка и невыразительный пейзаж в блеклой раме на стене, завершали лишённую какой бы то ни было вычурности обстановку. Пол нещадно скрипел, а люстра в три рожка вряд ли способна была развеять мрачную атмосферу этой душной комнаты тусклыми осенними вечерами.

Других комнат, кроме гостиной и спальни в этой квартире не было. Эриксон был уверен, что даже в полностью бесчувственном состоянии, даже если бы алкоголь затопил его мозг и выжег все его нервные клетки, даже тогда он не позволил бы себе снять подобное убожество. Это была квартира самого низкого пошиба (хотя, бывают, несомненно, и ещё более низкого), какие снимаются молодыми клерками, только вчера переехавшими из провинции в поисках лучшей доли, юными девушками, приехавшими в город в надежде получить место горничной в более-менее приличном доме, да торопливыми парочками, которым негде провести знойную ночь, а денег на приличный номер в гостинице не осталось после ни в чём себе не отказывавшего вечера. Нет, Витлав Эриксон, инженер в известной строительной фирме, имеющий квартиру в четыре комнаты, одна спальня которой была в полтора раза больше этой гостиной, не способен был опуститься до того, чтобы провести хоть одну ночь в подобном вертепе.

Снова захотелось пить. Он прошагал на кухню и осушил ещё два полных стакана воды, а через пять минут уже корчился в туалете возле унитаза, извергая из себя выпитое. Ещё раз умывшись и прополоскав рот, он уже чуть более бодрым шагом направился в прихожую.

Покинуть эту квартиру, забыть её как несуразный сон, вместе с этой сумасшедшей мадам Бернике – скорей очутиться у себя дома, в ногах жены, умоляющим о прощении за… а за что, собственно? Нет, этого он вспомнить не мог, сколько ни тщился растолкать свою коматозную память. Оставалось только мутное, как похмелье, ощущение того, что их отношения вчера дали трещину. Насколько серьёзную, он вспомнить не мог, как ни пытался.

Уже когда он взялся за ручку двери, с той стороны постучали.

Эриксон замер, прислушиваясь. Наверняка это была Янна Бернике. Эта престарелая маразматичка снова явилась требовать плату у неизвестного ему Скуле. Ведь сказано же ей было: попозже. Так нет, не прошло и часа, она явилась снова.

Стук повторился. Под ногой Эриксона заскрипела половица, едва он сделал шаг, чтобы отойти от двери подальше. Чёрт! Старуха наверняка услышала, потому что стук повторился ещё раз – уже более громкий и настойчивый.

Шёпотом выругавшись, он открыл дверь.

Это была не старуха. Перед ним стояло юное создание, девушка лет шестнадцати – свежая, миловидная, высокая, не по возрасту женственная. На плече её висела сумка, а в руках она держала точно такой же чехол, какой лежал на стуле в спальне, только жёлтого цвета и не кожаный.

– Здравствуйте, господин Скуле, – поздоровалась она.

– Здравствуйте, – обронил Эриксон. – Вы к кому?

И только задав этот дурацкий вопрос, сообразил, что девица назвала его так же, как и маразматичка Бернике.

Девушка растерялась, неловко повернулась на месте, поправила идеально причёсанные волосы, зачем-то посмотрела номер квартиры на двери.

– К вам, – сказала она. – Сегодня же воскресенье.

– Да, – подтвердил он. – Воскресенье. И что?

– Ну как же… У нас урок.

– У вас урок? – не понял Эриксон.

– У нас урок, – поправила внезапная гостья, сделав нужное ударение. И посмотрела на часы, испугавшись, наверное, что они идут неправильно и она пришла во внеурочное время. – Половина второго, – кивнула она. – Разве нет?

Эриксон посмотрел на свои часы. Но они стояли. Конечно, если он был вчера в таком состоянии, то вряд ли оказался бы способен завести их.

– Простите, э-э… Простите, милая, э-э…

– Адель, – сообразила она.
<< 1 2 3 4 5 6 7 >>
На страницу:
2 из 7