– Но это же больше ста миль! Даже не смешно.
– Нисколько, – согласился Ллойд, аккуратно проводя бритвой по щеке. – Я жил там прошлый год, когда проходил курс в клинике профессора Локка. Мне не было смешно, вы верно подметили.
– Локка? – она наморщила лоб, вспоминая. – Хм… Не слышала о такой клинике. Хотя живу под Кармартеном.
Ллойд пожал плечами. Это неловкое движение стало причиной того, что бритва охотно врезалась в кожу, причиняя неимоверную боль. Опять, опять она обманула его!
– Ах ты ж!.. – досадливо поморщился он. – Порезался. Я всегда режусь на этом месте. В смысле, не здесь, перед умывальником, а на клинике профессора Локка. Всегда, всегда!.. Вот, уже и кровь пошла.
– Странный вы какой-то, право, – улыбнулась дама.
Ллойд передумал бриться. Морщась от боли, он торопливо смыл с лица остатки крема.
– Странный?.. – говорил он при этом. – Ну, не знаю. Возможно, так получилось. А клиника профессора Локка открылась совсем недавно, лет сорок тому… Неудивительно, что вы о ней не слышали.
К счастью, он не видел, как вытянулось лицо незнакомки при этих словах, а то порезался бы ещё раз, несмотря на то, что держал бритву на отлёте, на вытянутую руку.
– Это очень хорошая клиника, – продолжал он, протирая лицо полотенцем. – Мне там здорово помогли. У меня было уже три курса. Каждый год – два. Теперь приступы случаются крайне редко.
– Приступы?.. У вас сердце? Желудок?
Ллойд недоуменно взглянул на свою собеседницу. Всё таки, женщины – странные существа.
– У меня и то и другое, – позволил он себе усмехнуться. – В желудок я ем. А сердце стучит – тук-тук… тук-тук… тук-тук… Я иногда его слышу. Говорят, это плохо. Нельзя слышать своё сердце, если оно здорово. Так что, возможно, сердце у меня тоже больное.
– Я хотела спросить о вашей болезни, – пояснила дама.
– Ну, спросите, – согласно кивнул он.
– Я уже спросила.
– Не слышал, простите. Повторите, пожалуйста.
– У вас серд… Э-э… Что у вас болит? От чего вы лечитесь у профессора Локка?
– Болит у меня душа, – охотно объяснил Ллойд. – А у профессора Локка я лечусь от болезни души.
– Что? – дама бросила на него быстрый взгляд. Ллойд часто замечал на себе такие же вот странные взгляды.
– Я говорю, что у меня болит душа, – повторил он. – А у профессора…
– Да-да, – торопливо кивнула она. – Я уже поняла.
Ллойд забросил полотенце обратно на плечо, всем телом повернулся к ней. Наконец-то хорошенько её рассмотрел. Да, не красавица, не в его вкусе, но… есть в ней что-то…
– Странная вы какая-то… – пробормотал он.
3. День первый. Меган Маклахен
Меган Маклахен была вошью. Нет, не буквально, конечно, а по определению судьбы. Сама она никогда не задумывалась над такими вопросами, как: вошь ли она, насекомое ли вообще, в чём её смысл. На все эти вопросы давно ответил муж. Да, Меган Маклахен – вошь. Разумеется, она насекомое, причём очень ленивое и довольно бесполезное. А вот смысла-то в ней никакого и нет! Она приняла эти ответы, как свои собственные, довольно быстро и безболезненно, особенно после того, как не родился их первый ребёнок, а потом умер второй, не прожив и недели. А потом она вообще не могла зачать. Какая польза в бабе, которая не может нормально родить? Да никакой, понятное дело.
Став вошью, оторвавшись от мира людей, Меган быстро и незаметно для самой себя состарилась, прожив жизнь на острове – во всех смыслах сказанного. Мир для неё стал островом, остров стал её миром. Пирс Маклахен стал её мозгом, глазами, ушами и судьбой.
Короткое и страшное – пожалуй, больше всего страшное именно этой рубленой краткостью – слово "война" она старалась не произносить и не слышать. К сожалению, Пирс Маклахен не мог ни дня провести без радио, поэтому проклятое слово было постоянно на слуху, то и дело вторгалось на её остров.
Войну она представляла смутно. Если бы не самолёты, которые вдруг замельтешили туда-сюда, если бы не радио, если бы не военные корабли, иногда проходившие совсем рядом, Меган так бы и умерла в неведении – столь же незаметно для себя, сколь и состарилась. Но война не давала покоя Пирсу Маклахену. А значит, и ей тоже.
Все эти китайцы, русские, индийцы, японцы и прочие, о которых то и дело упоминало радио, представлялись ей однообразной неразборчивой массой, этаким морем, которое вот-вот вытеснит настоящее море, то море, которое она хорошо знала и даже любила, но которого всё же боялась. Сейчас эта человеческая масса была где-то далеко, она неумолимым и страшным прибоем накатывала на сушу – на неведомые Меган государства со смешными названиями вроде Польши или Алжира. Но страх, который излучала эта сила, летел далеко впереди неё – он уже добрался до Англии, превратив её в растревоженный муравейник, до Уэльса, до её острова. До – страшно сказать! – Пирса Маклахена, её неустрашимого хозяина, который при необходимости мог плюнуть и на весь мир, а не только на каких-то никому не ведомых китайцев.
Вздохнув, она отставила блюдо, полное натёртого картофеля, и выглянула в окно, вытирая руки о старый серый передник.
Дамочка. Статная. Запыхалась от подъёма. Городская, что с них возьмёшь, с городских. Удивительно, что без вещей. Беженка, может. Но у беженки денег-то вряд ли хватит на постой. А то хорошо бы – хоть поговорить было бы с кем. С хозяином-то шибко не наговоришься: у него разговор короткий, как слово "война", и такой же обрывистый. Сказал – сделай. Не сделала – получи. Ох, грехи наши тяжкие!..
А с дамочкой поговорить было бы любо. Новости узнать. Что там, в городах и как. Городскую жизнь Меган не знала совершенно, да как-то никогда и не была эта жизнь ей особо интересна. А вот под старость лет любопытной стала. Да и посмеяться вечерком, перед сном, над городскими глупостями – отчего же не посмеяться. Не так уж много смеха в её жизни.
Пришлось потерпеть четверть часа, пока варился соус – не бросить же его на полуготовности, это ж всё равно что вылить.
Присыпала мукой натёртый картофель, накрыла салфеткой (эх, почернеет же, вот получит она тогда!), бросила в мойку тарелку и нож, сгребла в мусорное ведро очистки. Одним глотком допила остававшийся в кружке эль, бросила кружку туда же, в мойку и засеменила к двери.
Вспомнила, охнула, вернулась. Быстро ополоснула кружку. Пшикнула в воздух из баллончика антистатика для белья, чтобы перешибло запах эля. Не дай бог зайдёт хозяин и учует пивной дух – быть тогда беде. Хотя все беды уже перепробованы и привычны давно, однако каждый раз она очень их не хочет.
Выйдя из кухни, Меган бросила косой взгляд в полумрак коридора, чтобы убедиться, что хозяин не сидит на своём излюбленном месте – на скрипучем стуле у маленького узкого оконца, выходящего на сторону Скомера, как раз на маяк.
Войдя в гостиную, увидела, что там уже Ллойд – постоялец со вчерашнего дня. Ллойд был ей неинтересен и жалок, потому что она своим простым не изощрённым умом, а точнее внутренним каким-то чувством, сразу, с первого же слова и взгляда определила в нём дурачка. То есть не просто дурачка чья пустая голова не содержит в себе ничего, кроме ветра, а – дурачка настоящего, чей разум помутнён и иссушен болезнью.
Дурачок стоял у раковины, с полотенцем на плече, и зажимал окровавленным пальцем тонкий порез на щеке.
– Странная вы какая-то, – пробормотал он дамочке как раз, когда Меган ступила в гостиную. А бледные глаза его (голубые они у него до бледности) смотрели на дамочку с испугом и, похоже, восторгом. Чему Меган и усмехнулась сразу внутренне.
– Добрый день, мадам, – обратилась она к сидящей на диване гостье.
– Я не замужем, – ответствовала та.
Странный ответ вообще-то. Меган, вроде, ничего ещё не спрашивала про её семейное положение. Ну, не замужем, так и радуйся, голубушка!
– Ну и не расстраивайтесь, – сказала она вслух. – Какие ваши годы! Успеете ещё в эту кабалу.
– Нам-то какое дело, – пробормотал себе под нос в то же время пришибленный.
– А вас не спрашивают! – почему-то огрызнулась в его сторону дамочка. Видимо, они уже успели тут немного поговорить. А с этим умалишенцем разговаривать – это ж дело не простое. Уж Меган-то знает, попробовала один раз. Ничего хорошего не получилось. Вот у хозяина – у того получается. Но у него со всеми разговор короткий, а что не по нему, так ведь может и…
– Неправда! – с жаром возразил Ллойд. – Спрашивают. И довольно часто. Сколько времени, например. Или как пройти к Махоган-сквер. Зачем же вы говорите, если не знаете!
– Я всего лишь хотела сказать, что я не мадам, а мадемуазель, – устало произнесла гостья. И взглянула на умалишённого сердито. Сердито, но вроде как и со смехом.
– Ну и сказали бы, – немедленно снёсся тот. И продолжал наставительно: – Всегда нужно говорить то, что хочется. Зачем отказывать себе в подобных мелочах? Так говорит профессор Локк.
– Да какое мне дело до вашего Локка, странный вы человек! – вспылила дамочка.