Дети Сатурна. Серия «Ревизор Роскосмоса»

Всё-таки, по своему первому образованию я инженер, а потому происходившее заинтересовало меня чисто с технической стороны. Если шар не сталкивается с преградой, значит, он её каким-то образом обнаруживает. Как?

Я оставил своё место место у стены и метнулся к сейфу. Там лежал мой заветный кейс, тот самый, что дороже моей жизни. Вытащив из хранилища бесценное богатство, я раскрыл свой арсенал и быстро нашёл нужные мне приспособления. Точнее, устройства обнаружения скрытых излучений. Для такого, как я, ревизора, они важнее любого калькулятора или компьютера, ибо порой спасают жизнь. Я выбрал сканеры электромагнитных излучений и акустических полей, здраво рассудив, что золотой вечный двигатель никак не может использовать для селекции окружающих объектов радиоактивные флуктуации. На борту «Академика Королёва» таковые должны были стремиться к нулю, а значит, ими можно было пренебречь…

Пока я копался в своём рундуке, золотой шар прекратил движения у стенки и выкатился из спальни вон. Я хорошо слышал узнаваемый звук качения и к моему удивлению, он не на секунду не прекращался. В какой-то момент я почувствовал жгучий интерес к тому, что же делает золотой шар во время моего отсутствия в соседнем помещении? Осторожно приблизившись к проёму, я выглянул из спальни в гостевой холл. Шар методично катился по полу вдоль его стен и, достигнув проёма в кабинет, нырнул туда. Секунд через десять он выкатился обратно и продолжил своё движение вдоль стен.

Увиденное больше всего напоминало движение кошки, обнюхивающей новое для неё помещение.

«Ах ты ж, степлер хтонический, что ж ты делаешь?!» – не удержался я и только сейчас понял, что уже некоторое время разговариваю с шаром, точно с живым объектом. Наверное, это выглядело смешным, но самом деле мне было совершенно не до смеха.

Я быстро пересёк гостевой холл, наклонился над катившимся шаром и активировал сканер электромагнитных излучений. Шар равнодушно катился вдоль стены, а я вприсядку двигался за ним, придерживая сканер на расстоянии полуметра. Видел бы меня кто-нибудь в эту минуту!

Сканер не обнаружил никаких флуктуаций электромагнитного поля… Что ж, хорошо! у меня имелось кое-что и на этот случай.

Включив детектор акустический возмущений, я поднёс его к шару, продолжая двигаться вприсядку вслед за ним. Шар – чем бы он ни являлся – мог излучать ультразвуковые волны и обнаруживать преграду по отражённому сигналу. Дельфины, касатки и прочие умные твари именно так и делают, правда, занимаются они этим в воде, среде более плотной, чем воздух, но почему бы какому-нибудь креативному малайскому конструктору игрушек не приделать ультразвуковой свисток для его использования в воздухе? Вполне себе пристойная локация на расстоянии нескольких метров…

Но – нет! Акустических сигналов шар также не излучал.

Я убрал обратно в кейс свои приспособы и вернулся обратно к драгоценной игрушке. В голове оформилась кое-какая мысль, как всегда гениальная и неожиданная.

«Давай-ка прогуляемся, подлец,» – предложил я своему золотому vis-a-vis и, подхватив его в ладонь, вышел в коридор. Территория была пуста и было где разгуляться – пятьдесят метров в носовую оконечность и почти двести тридцать – в корму. На велосипеде можно кататься или на джамп-ходулях прыгать…

Шар описал вокруг меня круг и покатился вдаль коридора: метр… два… десять… Я не шевелился, мне было интересно, куда же эта штука укатится? Достигнув конца коридора, шар покатился обратно… миновал мои ноги… и покатился в противоположный конец, тот, что был длиннее.

Мне показалось, что я стал догадываться об алгоритме его поведения. В той степени, разумеется, в какой слово «поведение» вообще могло быть применимо к данному предмету. С чем бы я ни имел дело, это странное поделие обследовало доступную область пространства с целью… наверное, с целью выяснить его конфигурацию, так что ли? Чем бы этот предмет ни являлся, он обследовал пространство по периметру и при первом проходе игнорировал дверные проёмы, а вот при втором – сворачивал в них и осматривал новый периметр. Ну, то есть, как осматривал? Катился вдоль преграды, перпендикулярной силе действующей на него тяжести. И всякий раз, совершив обход периметра, эта штука возвращалась в исходную точку. Бумеранг такой, понимаешь ли…

Минуты через полторы шар прикатился из дальнего конца коридора и принялся кружиться вокруг меня.

Дура эта была совершенно неодушевлённа – тут даже сомнений быть не могло – но действовала логично и последовательно. Так-то… Что бы придумать заковыристого для этого подлеца?

Голову над этим я ломал недолго, для человека с богатым внутренним миром и воображением ревизора выдумать глупость проще простого. Взяв шар в ладонь, я вернулся в каюту и аккуратно поставил игрушку на край четырёхугольного стола. Опасаясь, что тяжёлый шар тут же полетит в пол, подставил снизу ладонь, но предусмотрительность оказалась излишней.

Шар покатился по краю, достиг угла и… повернул под прямым углом, покатился вдоль другого края. Потом последовал новый поворот… Я наблюдал за этими эволюциями и нехорошее предчувствие зашевелилось где-то глубоко внутри меня. Я не понимал, что же именно вижу, но мой здравый смысл и инженерные знания подсказывали мне идеи одну хуже другой. А мысль о том, что подарившая мне эту странную вещь женщина убита и уже ничего не сможет пояснить, не только раздражала, но и вообще лишала покоя.

Я испытал сильное побуждение взять в руку видеокамеру и отснять небольшой ролик об этом маленьком чуде. А потом перегнать его, вместе с соответствующими комментариями на Землю, дабы мой шеф, генерал Панчишин, тоже получил возможность немного размять мозги. Замысел казался неплох, но по здравому размышлению я решил не заниматься такими глупостями, по крайней мере, не делать этого сейчас. Во-первых, непонятно, как странная игрушка связана с неизвестным мужским трупом, прилетевшим на Землю в «консерве» под видом трупа Регины Баженовой. Во-вторых, ничто не указывает на то, что эта вещица каким-то образом связана с убийством Акчуриной. Сам-то я считаю, что некая связь существует, но это покуда всего лишь моя профессиональная паранойя… В-третьих, а впрочем, первых двух пунктов было вполне достаточно для того, чтобы не морочить голову почтенному руководителю Службы ревизионного контроля. Панчишин обложит меня в сердцах по-матушке и будет прав, не хватало ему на его седую, лысую, умную голову ещё таких вот ребусов.

Взяв шар в руку, я сдавил пальцами гравированные ромбы и вращение внутренних шариков моментально прекратилось. Никакой инерции, ни малейшего звука, никакого разогрева – металл имел ту же самую температуру, что и десять минут назад. И что особенно интересно, невозможно было определить никакого видимого источника энергии. А кроме того, весьма любопытно, как эта штука ориентируется в пространстве? Как она стабилизируется, ведь для ориентации необходима стабилизированная платформа, с привязанной к ней системой координат, управляющей системой, ну и само-собой, системой исполнительных механизмов… где всё это помещается? и что означает явно упорядоченное движение шара по замкнутому контуру? Он кружится вокруг, словно щенок вокруг ног хозяина…

Едва я спрятал непонятный девайс в нагрудный карман, как в голове тренькнул узнаваемый сигнал скрытого вызова и активизировавшийся чип известил меня о получении сообщения от Панчишина. Шеф оказался лёгок на помине, стоило мне подумать минуту назад о его светлости, как тут же появилось и сообщение от него!

Я опять углубился в недра своего заветного кейса, извлёк шифратор и включить его. Перед глазами замигал курсор опознания устройства и через несколько секунд чип развернул и расшифровал полученный файл.

Перед моим внутренним взором возникло лицо Николая Николаевича и чтобы лучше его видеть я перевёл взгляд на иллюминатор. На фоне черного неба шеф в своём белом костюме выглядел контрастно и даже эффектно.

«Порфирий, здравствуй!» – приветствие начальника оказалось вполне предсказуемым. – «Твоё сообщение о последних событиях на борту операционной базы наделало вполне понятный переполох. Ситуацию действительно следует признать экстраординарной – ещё никогда ревизор „Роскосмоса“ во время исполнения служебных обязанностей не становился объектом нападения и… никогда прежде на космическом объекте не совершалось умышленное убийство с попыткой его сокрытия.»

Я понял, что на Земле уже знают что-то такое, что я упустил за время своего семичасового сна. Скорее всего, Вадим Королёв перегнал в Центр управления рапорт о недавних событиях и дополнил его предварительными выводами судебно-медицинсокго исследования трупа Акчуриной. Экспертиза ещё закончиться не могла, но ведь первые выводы можно уже делать по внешнему осмотру. Видимо, на трупе оказались такие следы, что квалификация рода и вида смерти показалась довольно очевидной, о чём Вадим и поспешил сообщить.

«Центром управления получен официальный рапорт командира базы». – продолжал между тем Панчишин, невольно подтвердив мою догадку. – «Конечно, он менее информативен в сравнении с твоим, но до поры он будет считаться основным документом по этому делу. Сам понимаешь, я ведь не могу разглашать факт присутствия на базе своего сотрудника с особыми полномочиями, а потому ты будешь считаться обычным ревизором так долго, как это окажется возможным. Министр сегодня сделает доклад Самому об… имевших место событиях и я буду сопровождать его… так что вопросы, скорее всего, будут и ко мне. Последствия такого доклада, как ты сам понимаешь, могут оказаться самыми неожиданными. Вплоть до подключения к расследованию Директората безопасности или Следкома – этого только нам не хватало, сам можешь представить возможные последствия.»

Я с трудом мог представить, как к Сатурну полетит следственная группа, не имеющая опыта форсированных космических перелётов. Зато моё воображение очень хорошо рисовало вариант с отзывом на Землю всего личного состава базы. С точки зрения финансовых потерь это было равносильно физическому уничтожнию базы, но наши официальные следственные органы размышлениями над такими пустяками себя никогда не утруждали. Как известно, плохое зрение аллигатора является проблемой окружающих, но никак не самого аллигатора.

«Разумеется,» – продолжал Панчишин. – «руководство „Роскосмоса“ постарается избежать самого негативного для нас развития событий, хотя объективно говоря, ущерб уже нанесён. В связи с этим я хотел бы заострить внимание на следующем: во-первых, совмещение во времени всех имевших место событий не кажется случайным, а связано с твоим появлением на борту „Академика Королёва“. Кто бы и чем бы там ни занимался, он уже встревожен самим фактом твоего прилёта. Поэтому прошу тебя проявить максимум осторожности и не дать себя убить. Во-вторых, в ближайшее время, по-видимому, оформится предложение по отправке в поддержку тебе помощника и телохранителя. Проблема не в затратах и не в поиске корабля, сейчас на „Ломоносове“ как раз припарковался седьмой „скороход“ после обслуживания… проблема… кхм… в легендировании. Второго ревизора не пошлёшь, надо что-то выдумывать.»

Тут я, конечно, возразил бы, но факт удалённости от Земли на семьдесят световых минут лишал это занятие всякого смысла. Утешало лишь одно – телохранитель не прилетит сюда ранее одиннадцати-двенадцати дней, а учитывая динамику событий, тут за это время произойдёт много всякого. Глядишь, и сам полёт станет неактуален.

«В-третьих, по поводу неизвестного мужского трупа, доставленного на Землю.» – меланхолично продолжил Панчишин и я моментально напрягся. В принципе, именно информация о неизвестном трупе реально могла бы мне сейчас помочь. – «Имеется пара важных новостей. Первая связана с тем, что наконец-то нам однозначно сообщили о способе причинения смертельного ранения. Неизвестному действительно просверлили голову высокооборотным сверлом, как мы это и предполагали. В предыдущем сообщении я уже проинформировал тебя о том, что в раневом канале обнаружены частицы, указывающие на то, что погибший в момент смерти был облачён в скафандр не-российского производства. Так вот дальнейшее исследование раневого канала позволило подтвердить наличие в нём микроследов легирующих сталь материалов, там их порядка полутора десятков. Теперь мы считаем доказанным, что неизвестный был убит российским инструментом. То есть, ты понял, что это означает, да? Космонавт в не-российском скафандре убит российским инструментом… Другая новость связана с окончанием комплексного исследования „консервы“, в которую было помещено тело неизвестного. Вчера я получил официальное заключение, согласно которому Акчурина работала с этим трупом, она запечатала контейнер своими печатями, отпечатки её пальцев и биологические следы сняты с его поверхности. Таким образом, можно считать доказанным, что именно Акчурина отправила на Землю труп неизвестного под видом тела Регины Баженовой. Непонятен смысл этой манипуляции, а кроме того, непонятно, для чего тело Баженовой после официального вскрытия было оставлено на борту „Академика Королёва“. Ну и само-собой, непонятно откуда возле Сатурна может появиться бесхозный труп. Коллеги из Европейского Космического Союза молчат, как партизаны. Молчат и китайские товарищи, не забываем, что как раз месяц назад через систему Сатурна проходил их корабль и притом на небольшой скорости. Теоретически, с него мог соскочить человек, либо его выкинули в космос принудительно. В общем, никто не сознаётся в исчезновении своего космонавта и в этом вопросе за истекшие сутки ясности не прибавилось. На этом я прощаюсь и напоследок ещё раз попрошу тебя быть максимально осмотрительным.»

Сообщение закончилось. Я не без внутреннего удовлетворения подумал о том, что правильно поступил, не послав Панчишину видеозапись с золотым шаром. Генералу вместе с Министром «Роскосмоса» предстоял в высшей степени неприятный доклад Президенту и если бы перед ним он получил моё сообщение с вопросами о странной игрушке, то наверняка схватился бы за голову. Решил бы часом, что Порфирий Акзатнов умом тронулся после удара по голове. Нет уж, в такой ситуации надо до последней возможности оставаться ледоколом и руководствоваться принципом «были бы мозги – было бы и сотрясение». Не зря ведь аксиома советской космонавтики гласит: чем меньше ты грузишь начальство, тем легче твой собственный калоприёмник.

Некоторое время я продолжал смотреть в иллюминатор, наблюдая за тем, как величественно серп Сатурна заполняет собою область обзора. База сейчас входила в зону тени и большая часть планеты пряталась в темноте. Когда солнечный свет будет полностью перекрыт, россыпи звёзд и Млечный путь станут особенно ярки. Кроме того, на неосвещенной стороне планеты, особенно в приполярных областях, иногда появлялись растягивавшиеся на десятки тысяч километров полярные сияния, различимые из космоса. Те, кто видел, говорят, что шоу очень занимательное, надо будет как-нибудь выделить полчаса и попытаться рассмотреть…

База сейчас входила в зону тени и большая часть планеты пряталась в темноте. Когда солнечный свет будет полностью перекрыт, россыпи звёзд и Млечный путь станут особенно ярки.

Хотя, вообще-то, для начала следовало бы узнать, видны ли вообще полярные сияния с широты и высоты стояния операционной базы. А то попаду в глупейшее положение, сказав где-нибудь неосторожно, что хочу их увидеть, не покидая станции, а потом окажется, что это в принципе невозможно из точки размещения «Академика Королёва»!

Где-то там, с другой стороны Сатурна, никогда не видимая с борта операционной базы, находилась орбитальная база Европейского Космического Союза. «Гершель» был много меньше «Королёва» и располагался ближе к плоскости колец. Европейцы не пытались заниматься добычей полезных ископаемых, поскольку так и не смогли решить проблему скоростной транспортировки грузов к Земле. Зато они деятельно рыскали по спутникам в системе Сатурна и активно вели исследование самой планеты. Как ни крути, а таинственный космонавт, чья голова оказалась просверлена российским инструментом, должен был быть оттуда, с другой стороны Сатурна, с «Гершеля».

Разумеется, если он не соскочил с китайского «Великого похода», или если его не выпнули оттуда принудительно, как весьма здраво предположил Панчишин.

Вадим Королёв зашёл за мной, чтобы вместе позавтракать. Командир выглядел спокойным, видимо, за те часы, что я спал, он трезво осмыслил ситуацию и взял себя в руки. За пару минут, что потребовались нам для преодоления ста пятидесяти метров «синего» коридора, он рассказал самое интересное, чему стал свидетелем после моего ухода из медицинского отсека:

– Я потребовал от Капленко и Нефёдовой сохранения тайны как самого факта смерти Акчуриной, так и результатов судебно-медицинской экспертизы, которую они проведут. Так что какое-то время нам удастся скрывать случившееся от экипажа. Но понятно, что это продлится не очень долго, вряд ли более сорока восьми часов. Причину смерти определили быстро, даже до собственно вскрытия. Рентгеновский снимок показал обширное смещение трёх позвонков шейного отдела в сторону левого плеча.

– Левой рукой ударили. – понял я. – Если, конечно, она лицом к лицу с убийцей стояла.

– Да, если смотреть со стороны стоящего лицом к лицу, то направление удара для бьющего – слева направо. Удар был сильный, шансов никаких не оставил, шею свернул, как курёнку… прости Господи! Следов борьбы нет, ни защитного травмирования, ни повреждений одежды – ничего такого. Просто ударили один раз и убили. Наши врачи кровь взяли на анализ – яды, медикаменты, снотворное – но и без всяких веществ картина выглядит достаточно очевидной. Самое интересное…

– Да?

– Акчурина была беременна. Седьмая или восьмая неделя – точно будет указано в официальном акте.

– Известно с кем она поддерживала интимные отношения?

– Разумеется! С Завгородним Андреем Николаевичем.

В памяти всплыло худощавое лицо мужчины, молчаливо сидевшего в Ситуационном зале по правую руку от меня в дальнем конце стола. Поскольку этот человек присутствовал при встрече со мною, стало быть он имел несокрушимое alibi. Что ж, интересно…

– Это руководитель одной из экспедиций? – уточнил я на всякий случай.

– Да, Второй экспедиции. Они ведут добычу прямо из кольца.

– Надо будет с ним поговорить.

– Тогда придётся… – Вадим не закончил фразу, поскольку мы вошли в помещение кают-компании и кто-то в дальнем углу зычно гаркнул:

– Командир в отсеке!

Присутствующие – а их в эту минуту оказалось в помещении человек восемь – мгновенно вскочили и стали навытяжку. Ритуал этот остался с тех дремучих времён, когда космос по преимуществу осваивался военными, и космонавты, даже будучи без погон, всё равно оставались в погонах. Я отметил подсознательно, что присутствующие таращились не столько на Королёва, сколько на меня, что было, в общем-то, вполне понятно, принимая во внимание моё давешнее эпохальное явление экипажу с разбитой головой.