Дома смерти. Книга I

– левое ухо почти отделено от головы грубым «звёздчатым» разрывом 5,0*5,0 см в наибольших измерениях (поз.6);

– впереди левого уха и на всей поверхности левых скулы и щеки расположены многочисленные кровоподтёки, сливающиеся в единый багрово-красный массив (поз.7);

– левое верхнее веко отёчно и имеет выраженное кровоизлияние (поз.2);

– на левой губе слева три разрыва размерами от 0,9 см до 1,2 см (поз.8);

– на ягодицах 2 прямоугольных кровоподтёка с размерами сторон около 5 см. Аналогичный кровоподтёк – на задней поверхности средней трети левого бедра. Цвет кровоподтёков сине-красный. Их форма и размер соответствовали орудию, использованному для удара, однако на месте преступления подходящих предметов найдено не было.

Также наружный осмотр показал, что шея не имеет видимых следов травмирования, а на руках нет защитных ран.

При внутреннем осмотре были зафиксированы многочисленные трещины костей черепа, группирующиеся в левой теменной кости и достигающие височной кости и крыльев клиновидной кости. Отмечены субарахноидальные кровоизлияния в нескольких отделах мозга – в нижней части левой лобной доли, на задней и боковой поверхностях мозга, а также в мозжечке. Рана теменной кости достигла мозгового вещества, вызвав его деформацию на участке с максимальным размером до 7,5 см и углублением в вещество мозга на 2,5 см.

Кроме того, рентгеновское исследование лицевой части черепа показало, что с левой стороны кости расколоты, и перелом верхней челюсти слева простирается вверх до нижнего края левой глазницы (это помимо перелома верхней челюсти справа, определённого на ощупь).

Хотя шея погибшего не имела видимых повреждений или следов трения, при внутреннем исследовании в толще мышц было отмечено обширное двухстороннее кровоизлияние протяжённостью более 10,0 см. В просвете гортани оказалось небольшое количество жидкой крови, хотя хрящи гортани и подъязычная кость остались целы. Не подлежало сомнению, что Дэйн Уингейт подвергался длительному удушению, возможно, с использованием шарфа или толстого полотенца, не оставившего явных следов сдавления.

Желудок погибшего, как и в случае с Джоном Шарпом, оказался пуст. Это означало, что смерть обоих молодых людей произошла более 4 часов с момента последнего принятия пищи.

В качестве непосредственной причины смерти Дэйна Уингейта эксперт признал комбинированное воздействие тяжёлой черепно-мозговой травмы и удушения.

Итак, судебно-медицинское исследование тел погибших предоставило следствию немалую пищу для анализа. Вкратце, наиболее существенные моменты, вскрытые судебными медиками, можно свести к следующему:

– Дэйн Уингейт в сравнении с остальными погибшими получил наименьшие телесные повреждения и был умерщвлён наименее жестоким способом. Все его сколько-нибудь существенные травмы оказались локализованы в области головы и шеи. Преступник не использовал нож для умерщвления Дэйна, орудуя только молотком. Джон Шарп испытал намного более тяжёлые и продолжительные мучения, часть его ранений могут быть квалифицированы как «пыточные», т.е. причинённые с целью доставить страдания, а не смерть. Но наибольшая степень страдания (хотя, конечно, проблематично сравнивать и «взвешивать» страдания разных людей ввиду отсутствия объективных критериев оценки) выпала на долю Гленны «Сью» Шарп. В силу непонятных причин она сохраняла подвижность (т.е. ноги её не были связаны) даже тогда, когда уже было пролито много крови и потому кровью оказались запачканы ступни её ног. Преступник (-ики) предпринял весьма изощрённые меры для того, чтобы лишить женщину возможности позвать на помощь, чего не сделал в отношении подростков. Скорее всего, Гленна видела убийство собственного сына и его друга, прожила дольше их обоих и, понимая, что её ждёт неминуемая смерть в случае бездействия, приложила все возможные в её положении усилия для самоспасения (потёртости на левом бедре и руках оставлены при интенсивных попытках освободиться от связывавшего его электрического провода);

– из сказанного выше логично вытекает предположение о том, что именно Гленна «Сью» Шарп явилась основным объектом нападения. Если бы она не представляла интереса для преступника (-ов), женщина была бы убита первой;

– секс не являлся мотивом преступления. Ни одна из жертв не подверглась изнасилованию, на месте преступления не были найдены следы спермы. Косвенным свидетельством неких манипуляций сексуального характера могла служить одежда Гленны «Сью» Шарп, поднятая под мышки, чтобы оголить грудь, но этот вывод был неоднозначен. Оголение груди могло преследовать совсем иную цель, например, унижение женщины или являться элементом угрожающих действий. В целом, ни криминалистическим изучением места преступления, ни результатами судебно-медицинского исследования тел погибших сексуальный мотив нападения не подтверждался;

– убийца (-цы) предпринял осознанные и целенаправленные действия по искажению картины преступления. Во-первых, он снял с рук жертв и унёс с собой часть клейкой ленты, очевидно потому, что опасался оставленных на ней отпечатков пальцев. Могла быть и другая причина для подобных действий – унося часть улик, убийца рассчитывал скрыть от следствия использованный им способ обездвиживания жертв. Во-вторых, судебно-медицинская экспертиза доказала, что не все орудия преступления были брошены убийцей (-цами). Так, преступник унёс с собою инструмент (условно назовём его «шило»), использованный для нанесения Джону Шарпу прокола трахеи диаметром 3 мм. Также с места преступления исчез тупогранный предмет с контактной поверхностью в виде прямоугольника или квадрата и стороной до 5 см. Этим предметом были нанесены три удара по ягодицам и бедру Дэйна Уингейта. Это мог быть большой молоток с квадратной «пятой» (в отличие от найденного на месте преступления с круглой ударной поверхностью), либо торец деревянного бруса сечением несколько менее 5,0*5,0 см;

– преступник оставил следы, чьё происхождение явно было связано с ним (-ими), поскольку источника подобных следов в доме семьи Шапр обнаружить не удалось. Речь идёт о волокнах, найденных на липкой ленте, использованной при связывании рук Джона Шарпа и на пальцах Дэйна Уингейта. Кроме того, короткие человеческие волосы, не принадлежавшие членам семьи Шарп, оказались обнаружены на полу перед диваном в гостиной. Подобные им короткие волосы криминалисты отыскали на полу у ног тела Гленны Шарп. Наконец, те же самые волосы, налипшие на брызги крови, оказались обнаружены на северной стене гостиной. Кроме того, 2 нити синтетического волокна удалось найти при осмотре прилегающей к месту преступления территории – они зацепились за верхушку забора к югу от дома №28. Всё это в совокупности позволяло криминалистам сделать некоторые предположения относительно внешности и одежды преступника;

– судебно-медицинская экспертиза смогла довольно уверенно определить интервал времени, когда было совершено преступление. Желудок Гленны «Сью» Шарп был пуст, а у здорового человека время эвакуации пищи из желудка в кишечник обычно не превышает 4 часов. Стало быть, смерть женщины последовала спустя более 4 часов с момента последнего приёма пищи. Поскольку время ужина 11 апреля было известно с высокой точностью из показаний Шейлы Шарп и её выживших братьев (приём пищи закончился до 20:00), то можно было с высокой вероятностью считать, что смерть Гленны Шарп последовала после полуночи. Также на время причинения жертвам преступления ранений и открывшегося у них вследствие этого кровотечения определённым образом указывало состояние крови, высохшей на открытых частях тел, но остававшейся влажной на волосах и одежде. По степени развития трупного окоченения также можно было довольно точно определить интервал времени совершения убийств. По совокупности всех признаков специалисты по судебной медицине отнесли время убийства всех трёх человек к отрезку времени с 00:00 до 03:00 часов 12 апреля 1981 г. В целом это очень достоверная оценка, причём сделанная даже с некоторым запасом. За прошедшие годы не возникло оснований пересмотреть данный интервал в сторону его увеличения или сдвига.

Оценивая результаты работы Пирса Руни и его коллег, проводивших судебно-медицинское исследование тел погибших, необходимо подчеркнуть ещё один момент, достойный упоминания. Уже в наше время, т.е. в 21 столетии, трагедия в доме №28 в «Кедди резёт» вызвала большой интерес в США, где сложилось уже целое сообщество людей, изучающих разные аспекты случившегося. Некоторые материалы, добытые этими исследователями, существенно дополняют материалы следствия, значительная часть которых оглашена либо не полностью, либо известна вообще в пересказе третьих лиц. Так что работа самодеятельных детективов даёт весьма ценную пищу для размышлений и анализа, хотя, разумеется, она нуждается в определённой фильтрации и не должна приниматься на веру как безусловная истина.

Так, например, среди самодеятельных исследователей несколько лет назад получило определённое распространение предположение о том, что самые тяжёлые ранения были причинены погибшим либо в агональном состоянии, либо уже посмертно. Эта гипотеза базируется на довольно хлипком «доказательстве» того «факта», что разрез шеи Джона Шарпа якобы был нанесён после его смерти. Этот «вывод» произвольно экстраполируется и на остальные жертвы, дескать, если тело Джона было изуродовано post mortem, то и с телами его матери и друга поступили аналогично. Это вольное обобщение не подтверждается данными судебно-медицинской экспертизы. Поскольку текст судебно-медицинского экспертного заключения ныне известен, из него видно, что никаких объективных оснований ставить под сомнение вывод доктора Руни нет. Джон Шарп действительно умер от острой кровопотери, обусловленной порезами правых сонной артерии и яремной вены, а отнюдь не от травм головного мозга: последние, хотя и были смертельны, однако их фатальные последствия не успели проявиться в полной мере (величина внутричерепного кровотечения была недостаточно большой).

В принципе, рассуждения современных исследователей о посмертном травмировании убитых были бы очень полезны с точки зрения правильного анализа поведения на месте преступления убийц и их жертв, но – увы! – все эти «размышлизмы» никуда не ведут. Объективных данных, опровергающих результаты СМЭ или хотя бы ставящих их под сомнение, не существует. Работу доктора Руни и его коллег следует признать добросовестной, качественной и объективной.

Исключительно важным – и даже принципиальным – представлялся вопрос о количестве лиц, совершивших нападение на семью Шарп.

Ряд косвенных соображений заставлял думать, что таковых было более одного. Самое веское из таковых соображений заключалось в том, что для умерщвления жертв были использованы различные орудия (по меньшей мере, 3). Как показывает практика, преступник предпочитает действовать тем орудием, в котором наиболее уверен, которым лучше всего владеет, в эффективности которого не сомневается. Очень редко убийца меняет орудие во время совершения преступления – если такое и происходит, то, как правило, по независящим от него причинам. В данном случае таких причин не просматривалось. Обилие орудий убийства – не менее трёх, но возможно даже пять! – невольно наводило на мысль, что нападавший был не один.

Хотя изложенное выше подтверждается полицейской практикой, всё же это не есть аксиома. И это предположение не могло бы стать истиной, если бы криминалисты в ходе осмотра дома, явившегося местом преступления, и прилегающей территории не сделали важные открытия – они нашли следы разной обуви, которая, по их мнению, принадлежала преступникам. Сначала окровавленные следы мужских туфель были найдены на заднем крыльце, и, поскольку подобную обувь не носил никто из членов семьи Шарп, криминалисты обоснованно предположили, что в их руки попали отпечатки обуви преступника. А несколько позже отпечаток в рыхлом грунте мягкой спортивной обуви (кроссовок или теннисных туфель) удалось обнаружить неподалёку от заднего крыльца. Поначалу криминалисты испытывали определённые сомнения относительно его происхождения, поскольку обувь такого типа была весьма популярна среди обитателей «Кедди резёт», однако, путём сверки всей обуви членов семьи Шарп, а потом и их соседей, удалось выяснить, что данный отпечаток не мог быть оставлен ими. В конце концов, следствие склонилось к тому, что найденный отпечаток связан с трагическими событиями в доме Шарпов и принадлежит кому-то из непрошенных гостей, осуществивших вторжение. Т.о. можно было считать доказанным, что число преступников было не менее двух, однако этот вывод отнюдь не исключал того, что на самом деле их могло быть больше.

После этого подзатянувшегося, но совершенно необходимого отступления, связанного с необходимостью дать представление о картине случившегося в доме №28, вернёмся к изложению фабулы расследования.

Как уже было сказано, в первые часы с момента открытия факта преступления Мэрилин Смартт и её сын Джастин Исон попали в число важнейших свидетелей и выехали из «Кедди резёт» в Квинси, где остановились в доме четы Микс и всё время находились под охраной полиции. Кроме того, в середине дня 12 апреля в офис шерифа позвонил работник магазина «Сьерра» в Квинси и сообщил, что какой-то подозрительный индеец незадолго до полудня орал перед магазином об убитых в «Кедди резёт» людях и даже называл их по именам. Торговец не придал этому поначалу ни малейшего значения, однако, услыхав по местному радио сообщение об убийстве трёх человек в доме №28, посчитал нужным связаться с правоохранительными органами. Детектив Крим немедленно отправился в Квинси для «отработки» этого сигнала.

Но основная следственная работа, разумеется, 12 апреля и в последующие дни шла именно в «Кедди резёт». Помимо изучения места преступления (о чём уже написано выше), она заключалась в проверке заявления Мэрилин Смартт, а также сборе свидетельских показаний местных жителей о событиях вечера 11 апреля 1981 г. и ночи на 12 апреля.

Мартина Смартта и его дружка Северина Джона Бубеда (по кличке «Бо») 12 апреля представителям следственной группы допросить не удалось. Оба словно испарились, хотя многие люди их видели тем утром уже после появления на месте преступления работников службы шерифа и полиции штата. Более того, Мартин Смартт даже подходил к шерифу Дугласу Томасу, чтобы поздороваться, ибо они были лично знакомы – Мартин работал поваром в ресторане «Keddie resort lodge», а шериф частенько туда заглядывал.

Первый допрос Смартта был проведён только в середине дня 13 апреля. Начался он в 11:25 – это время известно точно, поскольку стенограмма допроса тайны ныне не составляет. Допрос проводили детективы Министерства юстиции штата Калифорния Крим и Брэдли, впрочем, допрос данное действо напоминало менее всего. По форме это был свободный обмен мнениями на самые разные темы. Примечательно, что детективы не задали Смартту ни единого вопроса, напрямую вытекающего из показаний его жены Мэрилин, т.е. не выясняли ничего, связанного с окровавленными молотком и ветошью в их доме, а также одеждой и обувью, якобы сожжёнными Мартином на заднем дворе утром 11 апреля. Ни слова об этом в ходе допроса не прозвучало!

Водительское удостоверение Мартина Смартта.

Допрос начался с того, что детективы попросили Смартта рассказать о событиях вечера 11 апреля. Мартин спокойно и, не путаясь в деталях, разъяснил, что примерно с 22:00 до 01:00 он вместе с женой Мэрилин и своим другом «Бо» Бубедом находился в местном баре, что может подтвердить большое количество свидетелей. Мартин подчеркнул, что знал практически всех в баре, за исключением одного действительно незнакомого мужчины. Тот пробыл в питейном заведении недолго, что-то около получаса в интервале 22:30—23:00. Упоминание о незнакомце сразу заинтересовало детективов, и они попросили Мартина описать внешность этого человека, что Смартт и сделал. По его словам, незнакомец являлся белым мужчиной ростом около 170 см, его длинные грязные тёмно-каштановые волосы были собраны в хвост, едва не достигавший талии. Он был усат, его возраст Смартт определил в 24—25 лет, т.е. мужчина выглядел довольно молодо. Одет незнакомец был в футболку, джинсы levi’s, а кроме того, незнакомец имел при себе дешёвый нож типа «бабочка» с откидной половинкой рукояти. Описывая этого мужчину, Смартт подчеркнул, что тот выглядел как человек, который обычно доставляет проблемы, и несколько раз повторил, что тот «выглядел неуместно» в этом тихом баре.

Затем в процессе общения с детективами Мартин припомнил ещё одного странного незнакомца, который появился в баре всего на несколько минут около часа ночи, т.е. заметно позже описанного выше. Этот человек не задержался, он быстро купил упаковку с 6 банками пива и покинул зал, но сама по себе такая покупка выглядела странно. И Смартт объяснил почему – пиво в местном баре очень дорого, в зависимости от сорта его цена колеблется в диапазоне 3,0—3,5 $ за упаковку. Местные жители по таким грабительским расценкам пиво не покупают, предпочитая «затариваться» в местном магазинчике (разумеется, в дневное время, ибо по ночам тот закрыт). А вот бедолага, пожелавший пива посреди ночи, оказался вынужден покупать его по «цене бара». Мужчина, купивший пиво в баре, был крупнее и старше того, которого видел Мартин прежде: рост этого незнакомца составлял 180—185 см, возраст – около 30 лет, он имел вьющиеся короткие волосы, хотя они и были длиннее, чем у самого Мартина Смартта (он для наглядности сравнил их со своими). Описывая незнакомцев, в разное время заглядывавших в бар вечером 11 апреля 1981 г., Мартин – случайно или нет? – довольно точно воспроизвёл приметы преступников, известные следователям из рассказа загипнотизированного Джейсона Исона. Имелись, конечно, и некоторые отличия, но общую схожесть нельзя не отметить (один из незнакомцев постарше и повыше с короткими волосами, другой – младше и ниже – с длинными). Кстати, возможность мистификации Смарттом детективов можно отмести сразу, поскольку незнакомцев в баре видели и другие свидетели (о чём ещё будет сказано особо).

Портреты людей, напавших на Гленну «Сью» Шарп, её сына Джонни и его друга Дэйна Уингейта, нарисованные полицейским художником на основании свидетельских показаний Джастина Исона, данных под гипнозом. Мальчик в состоянии гипнотического транса сообщил шерифу Дугласу Томасу, что в ночь с 11 на 12 апреля видел «сновидение», в котором плыл с незнакомцами на одном корабле вдали от берега и те бросили за борт Джонни и Дэйна, а Гленну Шарп несколько раз ударили в грудь ножом. Джастин сообщил детальные приметы, позволившие нарисовать портреты неизвестных мужчин. Последующим опросом лиц, находившихся вечером 11 апреля в баре «Задняя дверь», удалось установить, что неизвестные мужчины, соответствовавшие полученному описанию, появлялись там в разное время и покупали спиртные напитки.

Этим моментом допрашиваемый очень ловко обеспечил себе alibi, честно говоря, даже трудно сказать, получилось ли это у него случайно, или он очень тонко просчитал ситуацию. Рассказывая о незнакомце ростом 185 см, покупавшем пиво, Смартт между делом упомянул, что когда тот появился в баре, он в это время разговаривал с Дугом Альбином, одним из управляющих «Кедди резёт». Т.е. в достоверности рассказа Смартта можно было удостовериться, переговорив в самим «мистером Альбином».

Итак, на отрезок времени до часа ночи Мартин вроде бы обеспечил себе и своему другу «Бо» Бубеду крепкое alibi. Но что же было потом? Ведь его супруга, Мэрилин Смартт, заявила, что дружки уложили её спать, а сами ушли из дома. Как она считала – с целью убить Гленну Шарп и её сына. Мартин Смартт, не моргнув глазом, рассказал о том, что происходило после часа ночи. По его версии, он и «Бо» Бубед, проводив Мэрилин домой, вдруг вознамерились извиниться перед женой Дуга Альбина из-за неловкого момента, возникшего в баре при заказе музыки. Дело заключалось в том якобы, что Мартин и «Бо» включили музыку в стиле «кантри», а жена Альбина – Джин – потребовала включить какой-нибудь «рок» или «диско». Возникла перепалка, по результатам которой мужчинам пришлось уступить. Собственно, нежелание слушать диско-музыку и побудило всю троицу покинуть бар в час ночи или сразу после часа ночи. И вот, добравшись до дома №26, где вся троица проживала, благополучно уложив спать напившуюся Мэрилин, мужчины решили опять направиться в бар. И туда они действительно пришли и извинились перед Джиной Альбин в присутствии свидетелей. После чего поговорили с барменом, справедливо указав на то, что его заведение лишилось трёх клиентов из-за взбалмошного поведения бабёнки. Бармен извинился и за счёт заведения сделал Мартину и «Бо» Бубеду по одному коктейлю. Друзья выпили, посидели немного и опять покинул бар – на этот раз окончательно. Смартт не затруднился назвать точное время упомянутого события – случилось это, по его словам, в 01:45—01:50. После этого Мартин и «Бо» вновь направились к себе – в дом №26.

При взгляде на карту «Кедди резёт» легко понять, что все их ночные перемещения имели место в непосредственной близости от того самого дома №28, в котором в это же самое время происходило чудовищное убийство. Детективы, разумеется, поинтересовались, не привлекло ли внимания Мартина нечто подозрительное в этом районе: неизвестные люди? автомашины? непонятная активность? лай собак, наконец? Мартин задумался – и выдал довольно неожиданное наблюдение. По его словам, им при своих блужданиях от дома до бара и обратно постоянно приходилось двигаться в темноте, а это было странно. Обычно на заднем крыльце какого-либо из домов (а им приходилось двигаться мимо домов №№28, 27 и 25) горел свет, так что худо-бедно дорога всегда видна. А тут – ни одной лампочки. Как говорится, не видно ни зги.

Наблюдение это нельзя не признать очень интересным, тем более, что оно подтверждалось сообщениями других свидетелей, опрошенных к тому моменту детективами следственной группы. Чуть позже мы вернёмся к анализу этого факта, который, во-первых, мы можем считать доказанным, а во-вторых, неслучайным, но сейчас продолжим комментировать показания Мартина Смартта (они того заслуживают!).

После возвращения из бара в дом №26 Мартин напоил своего дружка «Бо» Бубеда прописанными тому таблетками. Так сказать, на сон грядущий. Что это были за таблетки? Две – фенобарбитала и две – дилантина, известного в СССР и современной России под названием «diphenin» или «dipheninum». Первое средство являлось снотворным, второе – использовалось в лечении эпилепсии как лекарство с большим набором положительных свойств (иногда «дилантин» даже называли «первой линией обороны от эпилепсии»). Точная дозировка таблеток осталась неизвестна, но тот факт, что «Бо» Бубед принял эти лекарства после 4—5 бутылок пива (по 0,33 л) и пары алкогольных коктейлей, безусловно указывает на его привыкание к данным медикаментам. У «дилантина» имелось несколько интересных побочных свойств, одно из которых представляется особенно любопытным в контексте настоящего очерка. Дело заключалось в том, что это лекарство провоцирует выработку в человеческом организме фермента, ответственного за расщепление и усвоение некоторых видов наркотиков (не всех!). Присутствие в организме избыточного количества этого фермента приводит к снижению порога восприятия наркотика и вызывает более выраженные формы наркотического опьянения. Другими словами «Бо» Будед дурел от кокаина или марихуаны гораздо сильнее обычных наркоманов, по крайней мере, теоретически. Момент этот очень интересен, и на него сейчас следует обратить внимание.

Итак, Мартин Смартт напоил своего дружка таблетками и уложил спать, после чего отправился «на боковую» и сам. Произошло это, по его словам, в 02:10. Однако, в три часа ночи он проснулся…

Если кто-то подумал, что в этом месте Мартин скажет полицейским нечто необыкновенное, то поспешим успокоить такого читателя – ничего подобного не случилось. Смартт проснулся просто потому, что он всегда просыпался в интервале между 3 и 4 часами ночи, разжигал огонь в камине и обходил дом в ночной тишине. По его словам, в это время обычно проходил какой-нибудь железнодорожный состав, и он слушал затихавший вдали стук колёс. Просто такая привычка, хотя и немного странная.

Итак, в ночь с 11 на 12 апреля он тоже проснулся, вышел из дома, прогулялся немного среди росших вокруг сосен и вернулся обратно. Ничего необычного он не видел и не слышал.

Дальнейшие показания Мартина, посвящённые утренним событиям 12 апреля, рисуют картину, радикально отличающуюся от той, которая была известна следствию со слов его жены Мэрилин. По его словам, он проснулся в 10 часов утра или даже 10:30, что, в общем-то, похоже на правду, принимая во внимание его ночные блуждания и давешнюю выпивку. Смартт утверждал, что находился ещё в кровати, когда в доме появился Джастин Исон и заявил, будто «Сью» и Джонни Шарпы убиты. По его словам, он одёрнул мальчика, прикрикнув: «Эй, не шути так, входя, это не смешно!» – на что Джастин ему ответил: «Погляди-ка в окно!» Сцена эта в изложении Мартина выглядит очень натуралистично, даже как будто чувствуются интонации говорящих, но…! Но давайте вспомним, что этот же самый диалог Мэрилин Смартт изложила шерифу Дугласу Томасу, приписав себе участие в нём. И в её изложении этот диалог имел место примерно 1,5—2 часами ранее.

Однако, в показаниях Мартина и Мэрилин есть маленькая, но существенная разница. Мартин утверждал, будто запретил Джастину рассказывать о событиях трагической ночи по той простой причине, что в доме находился его младший брат, 8-летний Кейси Исон. А вот в рассказе Мэрилин этой детали нет, поскольку, по её версии, она сразу увела сына на улицу и весь разговор происходил вне дома, соответственно, Кейси не мог его слышать.

Дальше – больше. Мартин, согласно его официальным показаниям, поднялся с кровати и отправился – куда бы вы думали? – на розыски Дугласа Альбина, управляющего «Кедди резёт». При встрече он сообщил тому о своих неоднократных перемещениях поблизости от дома №28 в ночь, когда совершались убийства. И уверил, что ничего подозрительного не замечал. Довольно интересный шаг, который можно интерпретировать по-разному. Как ни крути, а Мартин Смартт своим заявлением в первые же часы расследования в каком-то смысле поставил самого себя под удар, ведь от свидетеля до подозреваемого в таких делах – всего один шаг.

Разумеется, детективы поинтересовались у Мартина, где и как тот провёл день и вечер 12 апреля, ведь тогда его не удалось отыскать для допроса. И Смартт дал самый оптимальный в его ситуации и логичный ответ – он сообщил, что направился в город Рино, штат Невада, где в госпитале ветеранов Вооружённых Сил посетил психиатра, у которого наблюдался уже почти 2 месяца. Кстати, именно в этом госпитале он и познакомился с «Бо» Бубедом, которого и пригласил пожить в «Кедди резёт». Это объяснение Мартина было проверено и получило подтверждение – тот действительно посещал больницу, так что ничего подозрительного в его отсутствии на протяжении всего дня и вечера 12 апреля не было.

На этом описательная часть показаний Мартина Смартта оказалась исчерпана, но детективы его не отпустили. Начались расспросы на, так сказать, сопутствующие темы. В частности, они поинтересовались, пытался ли Джастин Исон по возвращении домой утром 12 апреля восстановить сцену преступления, повторив увиденное?

Вопрос действительно интересный, но ответ Мартина Смартта ещё более интересен. Тот сообщил, что Джастин пытался устроить небольшую сценку с участием младшего брата Кейси, для того, чтобы продемонстрировать, как были убиты Шарпы, при этом сам Джастин взял в руку нож, изображая бандита, и разъяснил, что кто-то из погибших был убит ударами молотка, а кто-то – ножа. Также Смартт отметил, что Джастин точно знал расположение комнат в доме №28, и это показалось ему очень странным. Получалось, что мальчик ходил по всему дому… Этот рассказ Мартина Смартта тем более интересен, что он вступает в прямое противоречие с рассказом его жены Мэрилин о событиях того утра. Ведь, согласно её версии событий, она моментально связала гибель людей в доме Шарпов с ночным отсутствием своего мужа и тут же увела сына из дома, якобы опасаясь за его безопасность. Однако, со слов Мартина, никто никуда мальчика не уводил, по крайней мере, до 10 часов утра, и никакой тревоги за его жизнь в присутствии собственного мужа Мэрилин тогда не испытывала. Кто-то из супругов явно врал, и детективы, в деталях знакомые с показаниями Мэрилин Смартт, разумеется, это поняли.

Cразу скажем, интересные наблюдения Мартина этим отнюдь не исчерпывались. Детектив Крим поинтересовался у него, верит ли он в то, что мальчик действительно мог наблюдать за преступлением в процессе его совершения? Вопрос этот, пожалуй, основной, который следственные работники должны были решить для себя. И любой ответ на него рождает массу новых непростых вопросов. Мартин Смартт дал ответ детективу очень интересный, в каком-то смысле даже неожиданный; он сказал, что Джастин имеет чуткий сон и почти всегда просыпался вместе с ним (т.е. с Мартином) посреди ночи – в 03:00—03:30 – чтобы посидеть у огня. Мальчик имел проблемы с засыпанием, был легко возбудим, и вообще, трудно представить, чтобы он улёгся спать с приятелем в одной комнате и моментально уснул. Потому вполне возможно, что когда в доме Шарпов стали разворачиваться трагические события, Джастин тихонько поднялся с кровати и стал наблюдать за происходившим.

Ответ был хорош и, по всей видимости, соответствовал истине. Но такой ответ неизбежно рождал новый вопрос: почему преступники не тронули детей? И детектив Брэдли задал его Мартину Смартту. Честно говоря, такая прямолинейность Брэдли несколько удивляет, в принципе, он не должен был задавать свидетелю таких вопросов вообще. Тем не менее, вопрос прозвучал, и Мартин снова дал неожиданный (в силу своей прямолинейности) ответ. Он высказался примерно так: можно подумать, что убийцы забыли посмотреть в спальне, но если бы я намеревался кого-либо убить, то проверил бы весь дом… Абсолютно здравая мысль, что и говорить, и указанное Смарттом противоречие, безусловно, приходило на ум всем, причастным к расследованию. Но Мартин на сказанном не остановился и продолжил мысль, напомнив об отсутствующей Тине Шарп, судьба которой 13 апреля оставалась неизвестна точно так же, как и накануне. Он сообщил полицейским, что ему точно известно – Тина была любимой дочерью отца, и преступление было совершено в интересах именно отца, хотя и не обязательно им самим. Тину хотели забрать, чтобы вернуть отцу, но этому попытались помешать молодые люди – Джон Шарп и Дэйн Уингейт, поэтому похищение пошло совсем не по той схеме, какой планировалось изначально. Причём первыми к насилию могли прибегнуть именно Джон и Дэйн, которые, по мнению Смартта, были неадекватны. Дэйн Уингейт считался в округе душевнобольным, «психованным» парнем, и оба друга, как было хорошо известно, баловались наркотиками.

Версия была интересной, и детективы моментально ухватились за услышанное. Брэдли тут же попросил уточнить, какие именно наркотики употребляли погибшие – марихуану или что-то «потяжелее»? Смартт моментально отыграл назад, сообразив, видимо, что проявил слишком подозрительную осведомлённость. Он ответил, что ребята «курили траву», возможно, принимали «какие-то таблетки», но ничего в точности он не знает, ибо откуда же ему знать? В общем, выражаясь разговорным русским языком, «съехал с темы». Оно и понятно, как мы увидим из дальнейшего, тема наркотиков в этой истории совсем не так проста и безобидна, а потому неслучайно то, что каждый, затрагивавший её, делался очень аккуратен в выражениях и всячески от неё дистанцировался. И в допросе Смартта эта попытка допрашиваемого устраниться от всякого обсуждения данной проблемы прямо-таки бросается в глаза.