Нечисть

– Да ну тебя, Михалыч! Старческие удовольствия… Какие уж тут удовольствия, когда заводу хана!

Степан в сердцах сплюнул. За завод было обидно.

– Ты не горячись, Степан Ильич. Дался тебе этот завод. Сорок лет ему отдал, в печёнках он у тебя уже сидеть должен, – Михалыч попробовал перевести всё в шутку, – я такси вызвал, поедешь? Нам по пути вроде.

– Не поеду. Сам дойду. Свежий воздух старикам полезен, ты ж меня в старики записал… – И Степан Ильич, не прощаясь, пошёл в темноту.

Директор хотел его окликнуть, но передумал. Пусть прогуляется старик, отойдёт. Тоже мне защитник трудящихся нашёлся, трухлявый… на пенсию самому давным-давно пора. А с цехом немец найдёт что сделать. Площади немаленькие, если под склады или под офисы отдать – вложения за год окупит…

Придя домой, Степан Ильич завалился спать. Даже с женой не стал разговаривать. Упал на диван и отключился.

Проснулся от того, что кто-то на него смотрел. Степан Ильич повернулся, вгляделся во мрак. На книжной полке слабо светился бюст Ленина, который сварщик притащил с завода лет двадцать назад. Как раз когда Союз рухнул и наступили демократические времена со всеми их потрясениями. Красный уголок тогда разбирали, он и прихватил…

Ленин смотрел на старого сварщика. Внимательно, исподлобья, хмуря литые брови. А потом вдруг заговорил:

– Как можно спать, товарищ, в такую тяжёлую для трудящегося люда пору? Когда мировая буржуазия расправила свои хищнические крылья и тянет когтистые лапы к горлу обескровленного пролетариата? А?

– Да я это… – только и пролепетал Степан Ильич в ответ. Голос спросонья был хриплым и слабым. Ленин его пугал. Хотя была в нём и какая-то гипнотически притягательная сила.

– Сегодня вы, товарищ, это, а завтра ваш завод того! – строго сказал ему Ленин. – А ещё Ильич! Тёзка мой по батюшке. Нельзя так, товарищ! Нельзя спать в такое трудное время!

У Степана Ильича заныло в груди. Тяжким бременем прижало его чувство вины. Он обернулся: не видит ли жена. Но жена крепко спала, отвернувшись к стене.

Сварщик вновь повернулся к Ленину.

– Что мне делать, Владимир Ильич?

Ленин засветился как будто ещё сильнее, словно кто-то обильно измазал его белым фосфором.

– Ситуация назрела, прямо скажем, революционная. Ждать больше нельзя! К ружью, товарищ! Отстоим завод в честь столетнего юбилея Великого Октября!

Чувство вины сделалось сильнее. Ведь и вправду – в этом году сто лет со дня революции, а Степан Ильич и забыл. А всё потому, что седьмое ноября больше не красный день календаря… И рабочий человек теперь не в почёте. Нет, нельзя, ни в коем случае нельзя отдавать завод немцу в такой год!

– Отстоим, Владимир Ильич, – Степан вскочил с дивана и встал по стойке смирно. – Отстоим! Во славу Великого Октября!..

Ранним утром Степан Ильич пришёл на завод, хоть директор вчера и объявил об отгуле. На вахте сказался, что нужно доделать заказ и убрать рабочее место – приготовиться к приезду нового хозяина, так сказать. Закрылся в цеху и принялся за дело – а дело предстояло непростое: отстоять завод. По заветам великого Ильича…

Хорошо, хоть никто не беспокоил. Только в обед приехал директор, который, впрочем, практически не обратил на сварщика внимания. Делает там что-то старый – и чёрт с ним. У директора своих проблем хватало. Надо завтра цех инвестору сдать, документы все уже подписаны, деньги в банке на аккредитиве… А со Степаном Ильичом ссориться не хотелось. Видно же, что мужик переживает. Прикипел к заводу… Ох уж эти старики-разбойники!..

Директор пробыл недолго, а Степан Ильич трудился до позднего вечера. Ушёл уже затемно. Вернулся домой, выпил сто грамм, посмотрел телевизор и лёг спать. Жена только покачала головой: муж в последнее время ходил сам не свой, оно и понятно: завод, где он отпахал сорок с лишним лет, закрывать собрались…

А на следующий день в вечерних новостях (правда, далеко не на всех федеральных телеканалах и уж точно не в списке самых важных) вышел сюжет о том, как в одном из райцентров N-ской области подпавший под сокращение рабочий захватил завод.

Ведущий загробным голосом сообщил, что поступают тревожные вести из регионов, а затем на экране возникла картинка с заводом. Камера оператора выхватила огромный алый плакат, закреплённый на крыше одного из цехов, на котором крупными неровными белыми буквами было выведено: «ЗАВОД ИМЕНИ 100-ЛЕТИЯ ОКТЯБРЯ», а внизу более мелким шрифтом подписано: «Хрен вам, а не цех!»

Затем специальный корреспондент с места событий поведал печальную историю провинциального предприятия, оказавшегося на грани банкротства, которое должен был выкупить и спасти от разорения немецкий инвестор. Однако именно в день его приезда один из рабочих завода заварил все входы и выходы в цех, вывесил только что продемонстрированный транспарант (камера ещё раз крупно выхватила надпись «ЗАВОД ИМЕНИ 100-ЛЕТИЯ ОКТЯБРЯ») и потребовал передачи предприятия под управление «трудящихся масс» (корреспондент подчеркнул, что дословно цитирует ультиматум захватчика).

Старое и новое руководство предприятия попыталось провести с доморощенным террористом переговоры, которые, однако, не увенчались успехом. После этого последовало небольшое историческое отступление, посвящённое столетнему юбилею октябрьского переворота, руководимого большевиками, примером которых, по всей видимости, и воодушевился почётный сварщик.

Как раз в это время подтянутый к месту событий ОМОН принял решение о штурме, и камера в прямом эфире показала, как облачённые в броню бойцы окружают здание цеха. Оператор следовал за цепочкой полицейских.

Внезапно раздался взрыв, который все поначалу приняли за начало штурмовой операции, однако уже в следующую секунду омоновцы бросились врассыпную от цеховых ворот. Ещё через мгновение тяжёлые ворота отворились и в клубах огня и дыма оттуда показалась бронированная тележка с установленными на ней баллонами и приспособлениями из трубок, которую толкал перед собой закованный в латы из сваренных металлических пластин рыцарь. Оператор оказался на земле, и дальше съёмка велась в довольно непривычном ракурсе «снизу вверх».

Рыцарь же двинулся на ОМОН, толкая перед собой тележку, поливающую полицейских огнём. Позади него инфернально полыхало зарево пожара. На цеховой крыше гордо трепетал алый транспарант «ЗАВОД ИМЕНИ 100-ЛЕТИЯ ОКТЯБРЯ».

ОМОН перегруппировался и ударил по рыцарю автоматными очередями. В это время в цеху грянул мощный взрыв, заставивший сложиться стены и обрушивший крышу. А ещё через мгновение сдетонировал и сам рыцарь, обдав округу густыми огненными струями. По замечанию корреспондента, скорее всего, одна из автоматных очередей угодила в размещённые на тележке баллоны с горючим газом, используемым в газосварочных работах. После этого полицейским оставалось лишь констатировать окончание штурмовой операции.

Оператор, наконец, поднялся с земли и показал дымящиеся руины цеха. Через минуту взволнованный корреспондент сообщил, что масштабы случившегося ещё только предстоит оценить. Согласно первичной информации в результате штурма пострадали несколько бойцов ОМОНа, которым сейчас оказывается необходимая медицинская помощь, а также погиб сам захватчик. Кроме того, по всей видимости, захваченный цех подвергся сильному разрушению, и в ближайшее время его нормальное функционирование восстановить вряд ли получится. Подвигло ли рабочего на такой поступок отчаяние или же он является участником террористической организации – будут выяснять компетентные органы…

Жир

Володя постоянно ел. Кушал, питался, потчевался. Всегда и везде. Его челюсти неутомимо измельчали и пережёвывали пищу, а желудок выделял океаны сока для переваривания. Его кишечник сладострастно урчал, расщепляя всё новые порции еды на белки, жиры и углеводы, а сфинктер блаженно трепетал, выпуская скопившиеся газы. Все остальные органы могучего Володиного чрева, кажется, навсегда были обречены играть роль второго плана: они всего-навсего обеспечивали бесперебойную работу пищеварительной системы.

О, эти лоснящиеся от жира бифштексы с запечённым картофелем и баклажанами, хрустящие кусочки бекона, острый зельц, фаршированные перцы и разнообразнейшие салаты! Божественная скандинавская селёдка с брусничным вареньем и аппетитные комочки икры! Нежнейшие французские круассаны с вишнёвой начинкой, черничный пирог и воздушные завитки зефира!.. Он был готов есть с утра и до глубокой ночи.

Володин день являл собой чётко выстроенную последовательность из завтрака, обеда и ужина. Время между ними – невыносимые кулинарные пробелы, скрашиваемые, правда, обязательными лёгкими перекусами. Каждую свободную минуту жизни наш герой наполнял величайшим удовольствием питания. Потребления спагетти болоньезе и курицы-гриль, чудеснейшей краковской колбасы с мелко порубленным сельдереем и петрушкой.

Гамбургер с горчицей и кетчупом казался Володе огромным космическим кораблём, ниспосланным мудрой Вселенной для удовлетворения его извечного голода.