Ни слова более, ибо от мыслей подобных всего шаг до сомнений, а от сомнений к ереси, со всеми положенными ситуации, последствиями.
Но в моём случае всё было именно так. Халатность, граничащая с преступной небрежностью в части сохранения отчётов, была той верёвочкой, потянув которую Судьба, восседающая на правом плече Отца нашего, привела меня на борт этого корабля. Всё, что от меня требовалось, так это найти в архиве Примарха пару папок и, вознеся благодарственные молитвы, удалиться, не нарушая спокойствие братьев фактом своего присутствия.
Судьба же, не иначе как проникнувшись эманациями Господина нашего, решила иначе, и Примарх, обратив внимание на мою ничтожную персону, приказал мне остаться, дабы было кому охранять души братьев от скверны ереси. Последняя, если верить его словам, а не верить столь достойному Сыну Его я, по понятным причинам, не мог – так вот, она, ересь мерзкая, только и занималась тем, что искушала братьев, подсовывая им одно испытание за другим.
– И кто как не ты! – прогудел он, глядя на меня с высоты своего гигантского, по масштабу простых смертных, роста: – Инквизитор! Должен встать! На пути её! Дабы живота своего не щадя! Щитом веры оградить Сыновей Его от козней сил тёмных!
Последняя фраза, слишком длинная по меркам человека, привыкшего общаться коротким командным лаем, явно утомила моего нового командира. Последовал взмах руки и брат-интендант, получивший кодовое распоряжение, повёл меня на склад, где я был одарён комплектом миниатюрной, по меркам космодесанта, брони. Ну хоть не женской, не той, что для Сестёр Битвы, и на том, Отче, спасибо.
От вознесения благодарственных молитв меня удержал всё тот же брат-интендант – увидев, как я опускаюсь на колени, дабы пропеть благодарственную литанию, он скривился и сухо сообщил, что здесь, в космодесанте, предпочитают возносить молитвы посредством болтера, благо его заряды, куда как вернее множества слов, доносят до еретиков и ксеносов волю Отца.
От такой ереси я просто лишился дара речи, наяву осознав, как правоту слов Примарха – да, работы для меня здесь было полно, так и гений Отца, направившего скромного служку нашего офиса именно сюда.
Позже, когда мне удалось более полно познакомиться с братьями и даже завести дружбу с некоторыми из них, я понял, что мои первоначальные страхи касательно гнезда ереси обнаруженного на борту были сильно преувеличены. Но это всё произошло позже – сейчас же я приходил в себя на полу каптёрки, получив от брата-интенданта тычок в грудь, прервавший мои рассуждения о необходимости молитв во славу его. Решив более не искушать ни судьбу, ни тело я откланялся, и, взвалив на плечо мешок с бронёй и оружием, двинулся на поиск своей кельи, следуя за сервитором, в память которого был заложен план корабля.
Если с бронёй всё было ясно – Слава Золотому Трону она ничем, кроме отделки, не отличалась от бывшей у меня в офисе, то вот оружие, выданное мне интендантом, заставило меня лишний раз усомниться в чистоте его помыслов. Огнемёт. Не болтер, гравган, или, снискавшая моё уважение Благословенная плазма. Нет. Кофр, выданный мне в каптёрке, хранил в своём мягком нутре двухпотоковый огнемёт, который я если и применял, выжигая гнёзда ереси, то не более пары раз за всю службу, предпочитая этому грозному оружию пару болт-пистолетов – простого и надёжного оружия, не раз выручавшего меня в служебных командировках. Но таков был приказ Примарха и не мне осуждать решения человека, бывшего частицей плоти нашего Отца.
Запись номер МХХР-24-ССВА-003
Отче!
К стопам твоим припадаю, ибо наказан безвинно!
Примархом нашим епитимья на слугу твоего ничтожного наложена!
И было б за что! Нет вины за мной! Ведь как было всё – направил Примарх меня за обустройством места лобного наблюдать. За монтажом оного.
А строители, старшим над которыми Примархом был поставлен брат Кирриус – ошиблись. Не иначе тёмные силы их попутали – портал, со словами Твоими, про Огненное Очищение, они на почти на стопу священную ниже возвели.
Их ошибка?
Несомненно!
Я так, брату Примарху и доложил – мол всех их к дознавателям отправить надо – налицо злонамеренное искажение воли Всеблагого. А он мне – исправляй, других монтажников у меня нет. И как? Как исправлять-то?! Не столб же, аутодафный, укорачивать?
Святотатство!
В общем, Отче, вознеся молитвы Тебе, столб я вперёд выдвинул – так даже красивее вышло. На переднем плане еретики горят, а над ними, сзади, проступая сквозь дым и пламя, Слова Твои виднеются.
Только вот брат Примарх не оценил. Возругался, инициативу мою хуля и перед всеми братьями, епитимию огласил.
Три дня на воде. И, конечно же, в молитвах о воздарении мне мозгов – милостию Твоей.
Очень обидно было. Сам же, когда я монтажников наказать просил – напомнил о всеблагости и всепрощении Твоём, а как до меня дело дошло, так и не вспомнил.
Но я, сокрушаясь о неразумности своей – ибо кто я, брата старшего осуждать, наказание сие углубил.
Добавил спирт к воде.
Ибо горек он. Столь же горек, как мир наш, Тобою покинутый.
И вода. Как память о пресноте сущего, без взора твоего благодатного.
Брат Примарх лишь головой качал, когда братья меня из кельи выносили, да на ноги поставить пытались. Последнее – чтобы я самолично мысль сию – о спирте и воде, Примарху поведать смог.
Поведал, и, Отче, хорошо поведал – братья, все присутствующие тогда, воодушевились, слова мои услыхав. Даже сам Примарх проникся. А проникнувшись, отправил меня на поверхность – мы как раз над Кроксом Четыре были. С новой епитимией.
Мёртвый мир, Эльдарами Тёмными оккупированный, очищать.
Слава Тебе, не весь.
Еретиков вразумлять, да души их заблудшие, к свету вести, предстояло мне в небольшом квадранте, границы коего Примарх самолично утвердить соизволил.
И вразумлял, Именем Твоим, и вёл – Освященным пламенем путь указывая. Кому? Да душам их, тёмным. Если, конечно, есть они, у ксеносов этих.
Но сия загадка не по моему разуму.
Я ведь всего лишь скромный слуга отдела расследований, куда мне до столь сложных и высоких материй.
И это наказание я, смирения полный, выполнил. А как на борт Баржи нашей вернулся – так опять Примарх недоволен – никого для показательного аутодафе на привёл.
Каюсь.
Грешен в усердии своём.
Спеша епитимию выполнить, жёг я ксеносов без счёта, добивая выживших, дабы не один из Тёмных не осквернял более просторы мира сего.
Но тут не только моя вина. Добрый Механикус Орденский, когда я с просьбой о регулировке огнемёта своего обратился, столь ревностно подошёл к задаче, что у еретиков не было и шанса выжить, когда пламя, очищающее, касалось тел их, греха полных.
Да и я сам, желая лучше Ордену послужить, переусердствовал излишне, нанеся слова Псалмов Священных на бока оружия своего.
Виновен! В излишнем рвении. И не оспариваю вину свою.
А дабы более не расстраивать брата Примарха, сам накладываю на себя епитимию.
Ту самую – из воды. И благо баржа наша, домом Ордуса Bacillo Ferreo Immisso, в просторечье Ордосом Кочерганус, именуемого, держит путь на отдалённый мир, времени у меня, для осознания вины своей – предостаточно.
Запись номер МХХР-24-ССВА-004
– Инквизитор! – С экранчика, возникшего перед сервитором, на меня смотрел сам Примарх: – Хватит наш кислород жрать! Дело по твоей части! Спустишься на палубу 24. Сегмент Тетта-Семнадцать. Пехота, перевозимая на Фалий Один, оказалась заражена ересью.
– Мой господин, – смиренно склоняю голову, не вставая с колен – его вызов застал меня во время молитвы Отцу: – Я готов, со всем смирением, обратиться к их заблудшим…
– Смирение не поможет, – скрежещет он: – Перебиты офицеры, комиссар. Ротный псионик забаррикадировался на хоз складе.
– Но слово Его, – пытаюсь протестовать я: – Молитва добрая…
– Помолишься над их трупами. Приказываю – сегмент зачистить, псионика доставить для допроса. Исполнять!