– Надо, Сэм, понимаешь? Надо это остановить, а ты лучше других для этого мероприятия подходишь. И опыт есть, и знания, да я просто чувствую – справишься.
– К чёртовой матери ваши чувства, преподобный! Я – пасс. Имею право и этим правом – воспользуюсь! Мне поход в один конец не улыбается!
– И, тем не менее, ты отправишься на Терру и закроешь Портал. Не вынуждай меня…
– Нет!
– Жаль, – вздохнув, он щёлкает клавишами клавиатуры: – Я надеялся избежать подобного.
Дверь распахивается и в комнату врываются штурмовики, немедленно схватывая меня и выкручивая руки, да так, что я бьюсь мордой о стол.
– Сдурели?! Больно же!
– Ты обвиняется в богохульстве, оспаривании Святых Основ, постыдной торговлей Святыми Дарами и, – Тодд разводит руками: – Ереси.
– Какого чёрта, Тодд?!
– И снова грех богохульства в святых пределах, – сокрушённо качает он головой, после переводя взгляд куда-то мне за спину: – Засняли факт грехопадения?
– Так точно, преподобный! – Рявкает кто-то невидимый и я рычу от бессилия – Тодд, сука, отлично всё просчитал!
– Отключите запись, – командует он, а затем склоняется надо мной:
– Извини, Сэм. От других вариантов ты сам отказался. Пытаться на Курьере удрать не советую. Я сейчас все СМИ подниму – отклонишься от курса – сдадут нам немедленно. Даже пираты, которым ты жизнь изрядно попортил. Не думаю, что тебе понравится келья в каком-то отдалённом монастыре на ледяной планете. С пожизненной епитимью.
– Сволочь!
– Не без этого, – он улыбается краешками губ: – Ты справишься, Сэм. Вот увидишь – справишься. Выпрямившись, он поводит рукой, снова обращаясь к кому-то невидимому:
– На грешника наложена епитимья! Десять лет молений в кельи монастыря Святого Феодосия, что на Вулле Льдистом! Да будет так! – Хлопок ладоней подводит черту и штурмовики, не церемонясь, вытаскивают меня из кабинета продолжая больно выкручивать руки.
Их хватка расслабляется только на ангарной палубе.
– Курить будешь? – старший из них, кивнув своим, те мигом отпускают меня, протягивает пачку сигарет:
– Ты не сердись, – щёлкнув зажигалкой он даёт мне прикурить: – Работа такая.
– Понимаю, – выпустив струйку дыма к потолку перевожу взгляд на него: – Дальше-то что?
– Курьер, – офицер кивает на дверь ангара: – Дроид уже там. Курс, куда лететь, в бортовом.
Киваю.
– Спустишься ниже трёхсот, – повторяет он слова Тодда, ещё раз закрепляя план в моей голове: – Корабль развалится.
Киваю.
– Выдашь себя за военного пилота – у них такие лётчиками называются. Скажешь, что из прошлого. Как у них оказался – не понимаешь. Летел, новый самолёт испытывал и хоп! Ты тут. Поверят и примут. И учти, – он упирает палец мне в грудь: – Там, в кабинете, всё записано. Сейчас пойдёт накачка в СМИ – станешь изгоем. Вернёшься – сделаем героем. Попытаешься юлить, прятаться – тебе же хуже.
– Угу, – киваю, понимая, какие силы сейчас задействованы моим начальником. Какой тут юлить, или пытаться на дно залечь – найдут. Охотников пошлют, а он лучших наймёт, или даже не наймёт, просто прощение грехов пообещает, так за моей головой очередь выстроится.
Красиво, братец Тодд всё организовал. Ох, красиво – мне сейчас ничего и не остаётся, кроме как добровольно и с песней, в Портал сигануть. Там я, быть может и выживу, а вот в келье на Вулле Льдистом – точно нет. Знаю я это место – три, ну пять месяцев в каменном мешке и всё, готовьте заупокойную. Да и умирать, медленно промерзая насквозь… Бррр… Лучше пулю, ну, или аутодафе – на последнем хоть не холодно.
В шлеме моего собеседника что-то пикает и офицер хлопает меня по плечу: – Всё, брат. Пора. Иди. Я буду молиться за тебя.
– Лучше ствол дай, – протягиваю руку к кобуре, висящей у него на поясе, но он делает шаг назад:
– На месте найдёшь. Там этого добра много – Война там у них.
За моей спиной, с лязгом начинают расходиться створки ангара и всё, что остаётся мне – так это кивнуть ему, чтобы затем, развернувшись кругом, шагнуть в темноту, которую только-только начинают разгонять набирающие силу светильники.
Весь путь до Портала, за которым скрывалась Терра-Два прошёл очень спокойно, несмотря на то, что в СМИ активно муссировали вашего покорного слугу.
Уххх… Я даже загордился.
Нет, не собой, конечно, а структурой, где я служил. Это я про Инквизицию.
Легенду они создали что надо.
Коррупционер, барыживший Священными Дарами, осквернитель святынь – их, то есть, реликвии, или, говоря проще, мощи святых, я, оказывается, воровал, чтобы загнать провинциальным попам за баснословное бабло, и, самое главное – еретик.
Угу. Именно так.
Оказывается, я, во время месс и литургий, постоянно всё нарушал, подвергая сомнению святые тексты, высмеивая в них некоторые, довольно спорные моменты. Для сохранения своего доброго имени, замечу, что всё, на самом деле, было не так. Спал я. Отсыпался. И на литургиях, и на мессах, благо Тодд, зная моё отношение к подобным мероприятиям, всегда ставил меня в самый тыл, где было так удобно дремать, привалившись к покрытой фресками стене.
Но СМИ было виднее.
Моя ересь, в основном, касалась чудес, что в ветхой древности делал Спаситель, и которые, то есть чудеса, служили непоколебимой основой его святости. Ну, например, то самое чудо с хлебами, когда он, всего семью булками, накормил несколько тысяч. Якобы моя критика касалась не самого факта чуда, а того, как эта толпа смогла вместиться рядом с ним. Мол – не было там столько народу, физически не могло быть – слишком большое количество для той слабозаселённой местности. Ну и в таком духе и дальше.
Но самым страшным «моим» – в кавычках, преступлением, было то, что я регулярно наезжал на епископов и прочих кардиналов, обвиняя тех в грехе стяжательства и алчности.
Вот этого мне простить уж никак не могли и, когда чаша их терпения наполнилась, меня и прижучили, осудив, лишив сана и, с позором отправив в отдалённый монастырь, расположенный на о-о-о-очень отдалённом куске льда.
Вся бы эта прелесть – я про свои, якобы, прегрешения, так и осталась бы внутри нашей Святой Матери, если бы я не сбежал с того монастыря.
Ага. Именно так – нагло, лихо и поправ все нормы приличий.
Ну, якобы, как вы понимаете.
Как оно на самом деле было – вы уже знаете.
Так вот – дал я по голове брату-пилоту, привезшему свежие новости, запрыгнул в Кобру и – ходу. Понятное дело, что мои тюремщики возмутились – как так! Вместо того, чтобы, сидя в холодной келье грехи замаливать, он вон чего выкатил!
Но, так как та планетка была чёрт его знает где, и что к ней летали крайне редко – делать там нечего, факт моего бегства вскрылся спустя довольно продолжительное время.
Да и как вскрылся?
Церковь, не сумев разыскать беглеца – я слишком хорошо прятался, обратилась и к Империи, и к Федерации со смиренной просьбой найти и передать им беглого монаха.