Контрабандист

Шасси! Я же не убрал их!

Представать перед местными, опростоволосившись точно так же, как и в свой первый, самый первый вылет мне не хочется.

Здесь мне следует остановиться и прервать повествование коротким описанием кабины, сделать которое я позабыл, увлёкшись взлётом со Станции.

Итак – кабина. Она же рубка, Центральный Пост и прочие, не менее громкие эпитеты места, где сосредоточено управление кораблём.

Увы, но ни один из перечисленных выше терминов применить к Авроре было решительно невозможно. Ну, посудите сами!

Кресло, в котором помещалась тушка вашего покорного слуги, размещалось посреди небольшого прозрачного кубика столь небольших размеров, что будь у меня желание, то я мог бы вытянутыми руками коснуться противоположных стен и потолка. За спинкой кресла, оставляя этой, с позволения сказать рубке, всего пару шагов свободного места, разместилась переборка с люком. Заглянув внутрь можно было увидеть неширокую койку – сидеть на которой было бы проблематично – потолок высотой не отличался. Личное пространство пилота более всего походило на отсек капсульного отеля – таких было много в азиатских секторах моей родной вселенной. Пенал, гроб – берите любой термин, и он, более чем наглядно, опишет вам увиденное мной.

Впрочем, жаловаться мне не следовало. Мой первый кораблик, тот самый Сайдвиндер, или Напарник, на котором я забыл убрать шасси при первом самостоятельном взлёте, не имел и близко чего-либо подобного. А тут – койка! С пусть и тощим, но одеялом и даже! С подушкой!

Забегая вперёд должен сказать, что там же, в этой, пардон, каюте, был и сортир, размещённый в изголовье койки. Всего одно нажатие неприметной кнопки и изголовье откидывалось, открывая доступ к белому брату и нише крохотной, только под пару ладоней, раковины. Мои эпитеты инженеру, додумавшемуся до такого решения, несомненно сильно экономившему место, повторять не буду. Не хочу, чтобы вы, посчитав меня не пойми кем, отбросили данный текст куда подальше. Замечу только, что первое время я спал, переместив подушку на другой конец койки.

Но, вернёмся в рубку.

Рядом с подлокотниками, короткими – только-только локти положить, торчали две рукояти вполне узнаваемого вида и назначения. Левая, похожая на букву «Т», могла перемещаться только вперёд и назад. Сомнений тут быть не могло – этот рычаг отвечал за тягу двигателей. Правый же, чей вид был одновременно и фаллическим, и эргономичным, крутился как во все стороны, так и вокруг оси, что делало его предназначение более чем понятным. Ручка управления векторами тяги, или, говоря по-простому – штурвал, руль, или – джой. Джойстик, он же палочка радости, для опытных пилотов и источник поражений для неумех.

Между первичными органами управления расположилась и первичная же информационная система. Говоря простым языком – радар.

Вот только вид он имел, хоть и понятный, но непривычный.

Мне, привыкшему к плоским экранам, на которых проецировалось отражение окружавшей корабль обстановки, было удивительно смотреть на вспыхнувшую в области моей нижней, пардон, анатомии, сферу, где центральное положение занимала малюсенькая модель Авроры.

Не буду скрывать – когда у меня между ног начал расти этот шар, то я, позабыв обо всём прочем, вжался в кресло, спасая своё мужское начало. В дальнейшем, даже доподлинно зная о безопасности подобных проекций я всё одно вздрагивал стоило только радару начать свой рост.

Но, отставив сомнения и страхи в сторону, мне следовало признать удобство подобного варианта. Один взгляд – и всё ясно. Кто ниже, кто выше, левее, правее, а кто и разворот закладывает, нацеливаясь на тебя, отчего приходится гадать о намерениях этого пилота.

На более продвинутых моделях, коими я обзавёлся гораздо позже, можно было даже ткнуть пальцем в заинтересовавший тебя кораблик, вызывая правее радара справку, детально описывавшую выбранный объект. Но моя Аврора, бывшая, как вы помните, в стд. кмпл., ничего подобного не имела.

Ещё одной особенностью был левый экран, его проекция, разумеется.

На нём, в крайне упрощённом виде, была изображена Аврора – вид сверху. Перед носом и за кормой – по небольшой синей полоске, медленно наливавшейся густой синевой. По бортам, плотно к ним прилегая, шли два красные, горевшие ровным цветом. Понять, что это было просто.

Щиты и броня.

Вон же синие, темнеют.

Значит, что?

Элементарно – энергию набирают.

Радуясь своей прозорливости, я сделал себе зарубку на память – раз они только начали накачиваться, то что? А то, что при взлёте, самое первое время после отрыва, рассчитывать мне на них не стоит.

– Так, значит, и запишем, – пробормотал я себе под нос: – Если что, то виражить надо едва оторвался.

Что ещё?

Да практически всё. Рубка Авроры особыми изысками не блистала. Единственное, о чем не упомянул, так это о небольшой панели с десятком разноцветных кнопочек, чьи небольшие прямоугольные тела были освещены изнутри. Располагалась она почти прямо над моей головой, самую малость, разве что, будучи смещённой вперёд. Собственно, поэтому и была она замечена мной только в самую последнюю очередь.

На каждой из кнопок были нанесены буквы – где две, где три, а где и четыре. Но вот понять, что именно они мне сообщали, я не мог. Сами понимаете – не местному, вот так сразу понять и осознать общепринятые здесь сокращения было сложно.

– Аврора! С восьмой! – Вопль диспетчера резанул мой слух в тот момент, когда я пытался понять значение очередной аббревиатуры. Мнвр – лаконично сообщала залитая бледно голубым светом плашка. Соседствовавшая с ней рядом, чей бок был украшен не менее загадочным Трм, проливать свет на своё и Мнвр предназначение тоже не торопилась.

– Аврора! Уснул что ли! – Повторный вопль диспетчера заставил меня бросить этот ребус и подавшись вперёд вглядеться в радар.

Хм… Вокруг было чисто.

– Диспетчер? Аврора здесь. Слушаю.

– Вот именно, что здесь! Здесь тебя быть не должно! Чего в створе завис? – Раздражение в его голосе смешивается с настоящей, не наигранной тревогой и я вновь вглядываюсь в сферу.

– Створ? У меня чисто. Диспетчер? – Звучащее в моём голосе непонимание, самое искреннее, замечу, вызывает у него тяжелый вздох.

– Лицуху вчера купил? Чёрт! Как же вы достали! Прочь поди – у меня лайнер вот-вот пойдёт!

– Так бы и сказал, чего орать-то, – кладу руки на рычаги, непроизвольно задерживая дыхание. Сейчас.

Решится.

Сон это или нет.

Рука, лежащая на тяге, слабеет – боюсь сознаться, но мне страшно. Страшно не от какого-то там лайнера – ну хлопнет он меня, и что? Реснусь. Это же сон? Нет. Мне страшно от другого – страшно, что сейчас заворчат, пробуждаясь двигатели, что кресло подо мной дёрнется, давя на спину, страшно от того, что всё это вокруг может оказаться реальностью.

Понимаете?

Реальностью, не сном.

Закусываю губу и, ощущая холодные струйки пота на своей спине, трудом толкаю ручку тяги вперёд. Пара негромких щелчков, возникнувших в шлеме как бы комментируют её движение.

– Левее и выше! – Командует диспетчер: – И тяги, тяги, жаба тебя сожри! Ну?

Выжимая рукоять до упора отклоняю Джой.

Черт! Не сон это, не морок!

Звезды снимаются с мест и начинают свой бег вправо вниз.

Чёрт-чёрт-чёрт!

Не соврала, тварь древняя, не соврала, скотина – я и в правду не пойми где, закинутый сюда его стараниями. Кусаю губы – лёгкая перегрузка вдавливает меня в кресло, лишний раз подтверждая реальность происходящего.

Достал же, сволочь зелёная.

– Можешь стопорить, – в голосе диспетчера слышно облегчение, а мимо меня проносится нечто огромное, на чьём зеркальном боку я вижу отражение своей скорлупки.

И, заметьте, с убранными шасси!