Вильгельм I Завоеватель. Гибель королевства англо-саксов

Все это демонстрировалась осажденным, густо толпившимся на крепостной стене. Горожане, казалось, замерли, смотря на то, как уходили из жизни их родные и близкие, просто знакомые люди. После такой публичной казни герцогские пращники перебросили кровавые члены в город, вызвав в нем панику.

Видя страшное замешательство в стане мятежных горожан, герцог послал свое войско на новый, но уже более яростный штурм. Они взяли укрепленный город Алансон и разграбили его, перебив много людей. Вильгельм Нормандский приказал разыскать тех двух веселых алансонцев, которые кричали со стены «Кожа! Кожа» и тыкали в его сторону руками. Но их не нашли, поскольку оба пали в бою, избежав тем самым страшной казни, которая уготовлена была им герцогом.

По другой версии, герцог Вильгельм, еще не остывший от нанесенного ему оскорбления, после штурма и взятия Алансона приказал привести к нему тридцать два защитника замка, которые были схвачены на стене, и отрубить им руки и ступни. Искалеченные таким образом алансонцы (или люди графа Анжуйского) были отпущены куда глаза глядят «в качестве примера» тем, кто вздумает насмехаться над правителем Нормандии.

Как утверждают хронисты, крайняя жестокость была несвойственна бастарду Вильгельму Завоевателю. Такие случаи действительно редки в его герцогской и королевской биографиях. Однако алансонский случай описан едва ли не во всех биографических трудах о Вильгельме Нормандском. В одних им восторгаются, в других не приветствуют такую жестокость, обычную для той эпохи.

…Наведя должный порядок в герцогстве (но не сразу и с большими ратными трудами), Вильгельм Нормандский пожелал расширить свои и без того немалые владения. Но занялся он этим делом только после того, как окончательно «добил» своих противников в собственном феодальном уделе: графы и бароны окончательно замирились, недавние мятежные города исправно стали выплачивать наложенные на них огромные «штрафные» подати.

Дороги в Нормандии стали безопасны и для купцов, и для простолюдинов, чего давно не наблюдалось. Вновь оживились торговые причалы в портовых городах. Стала заметно полниться герцогская казна, поскольку сборы от торговли пошли в гору. Хозяева замков устраняли разрушения в их укреплениях, разумно не прекословя любому повелению сюзерена.

Историки потом скажут, что где-то к 1050 году герцогство Нормандия «объединилось» и «замирилось», то есть против власти герцога никто не поднимал ни рыцарского меча, ни дубины. Для Западной Европы XI столетия с ее жестокими нравами такая картина вполне выглядела идиллией. Теперь герцог Вильгельм мог подолгу жить в городе Руане, столице Нормандии, отдыхая от военных забот и ратных трудов. Но со своим рыцарским мечом он и не думал расставаться.

Вильгельм I совершает несколько чисто завоевательных походов в соседнюю Бретань и в провинцию Мэн, лежавшую к югу от Нормандии. Местные феодалы спайкой не отличались, равно как и желанием сражаться за соседа, во владения которого вторглись нормандцы. Больших сражений не случилось, города обычно открывали свои ворота и отдавались на милость развоевавшегося герцога Вильгельма. Иначе говоря, откупались без пролития крови.

Гарнизоны рыцарских замков тоже не отличались стойкостью и желанием держаться в осаде до последнего воина. Они просто «меняли место службы», то есть хозяина, платившего им хорошее, еще большее жалованье. И не скупившегося на обещания, которые зачастую забывались сразу же после достижения желаемого. Казна Нормандии в те годы позволяла «покупать вражеские гарнизоны», начиная с их начальников и кончая рядовыми воинами, самыми малооплачиваемыми из которых являлись лучники и пращники.

Покорив Бретань и область Мэн (на которую претендовал граф Жоффруа Анжуйский), герцог Вильгельм I умерил свои амбиции на Европейском континенте, то есть в пределах современной Франции. Вне всякого сомнения, он поступил весьма благоразумно, поскольку беспредельно увеличивать собственные территориальные владения за счет ему подобных феодалов становилось для него все более и более смертельно опасно. В коалиционной войне против Нормандии Вильгельм победить не мог.

Развоевавшись, он, на свое счастье, быстро осознал, что ему, если и дальше отбирать у соседей деревни с крестьянами, торговые городки и разрушать замки местных феодалов, придется столкнуться с коалицией воинственных аристократов против герцогства Нормандии. Это была серьезная угроза для герцогской короны, которую можно было запросто и потерять вместе с бренной жизнью. Поучительных примеров владелец Нормандии знал немало, и не только из истории, а еще и из настоящего времени.

Такая коалиция крупных феодалов Франции действительно стала создаваться, но «вызреть» не успела. Вильгельм I, «почувствовав» такое дело, дальше Мэна никуда в поход не пошел, успокоив, таким образом, и своих многочисленных недоброжелателей, и королевский двор, который со все возрастающей тревогой взирал на необузданного герцога Нормандского. Тот на глазах у всех из юного рыцаря-романтика при всем своем даровании полководца европейского Средневековья превращался в расчетливого венценосца средней руки.

…Когда Нормандия внешне «замирилась» и местные бароны на какое-то время утихомирились, Вильгельм решил, что ему пора создавать семейное гнездо, чтобы иметь наследника (или наследников), чтобы его род имел продолжение. Герцог-холостяк, покрывший свое громкое имя рыцарской славой, виделся всем завидным женихом. Собственно, так оно и было. Невест ему сватали уже не раз, но безуспешно: воинственному феодалу «все было некогда обзаводиться семьей». К тому же ему исполнилось уже двадцать лет, по тому времени он считался женихом уже «залежавшимся».

Разумеется, его супругой могла быть только аристократка, знатностью и положением не ниже его самого. Вильгельм по личному опыту знал, что такое быть среди французской знати сыном большого феодала и матери, при всех ее достоинствах и красе, вышедшей из семьи пусть и богатого, но простого горожанина. Он не хотел, чтобы его сын (или сыновья) повторили отцовский путь в юности.

Думается, что наследник Роберта Дьявола знал всех подходивших ему невест в округе своих владений наперечет. Выбор же пал, пусть и не сразу, на Матильду, дочь Балдуина, графа Фландрского. Фландрия тогда являлась одним из самых больших феодов Французского королевства, а местные мастера-горожане сделали очень многое для торгового и ремесленного процветания графства, что и закрепилось за Фландрией в будущие столетия. Непустующая графская казна позволяла Балдуину обладать значительной военной силой и оказывать финансовую помощь будущему зятю.

Хронист Средневековья Вильгельм Жюмьежский, донесший до нас рассказ о сватовстве Вильгельма Нормандского к дочери правителя Фландрии, в своем писании сказал так:

«Узнав, что у Балдуина Фландрского была дочь по имени Матильда, происходящая из королевского рода, прекрасная телом и благородная душой, он, выслушав мнение своих советников, попросил ее руки у ее отца».

Разумеется, герцог мог найти себе невесту в семьях других европейских монархов: сам он видится в истории завидным женихом. Но советники убедили его в том, что «предпочтительнее породниться с соседними государями, и этот выбор определяется серьезными причинами».

Сватовство преследовало, прежде всего, политические цели. Сильная Фландрия могла стать полезным союзником на будущее: с начала XI века между ней и Нормандией не было пограничных сложностей и прочих военных конфликтов. Обе стороны вели активную торговлю, прежде всего на рынках Лондона. Союзничество купечества Нормандии и Фландрии в торговых делах, в ценообразовании на самые различные товары могло пополнить кошельки не только самих купцов-мореходов, но и казну их правителей.

В крови Матильды Фландрской текла кровь самого Карла Великого. Кроме того, она по своей матери, Адели, была внучкой короля Франции Роберта Благочестивого и племянницей правящего монарха, Генриха I. Вильгельму Нормандскому расположение французского монарха было крайне желательно: он не хотел враждовать со своим сюзереном, который шаг за шагом набирал вес в собственном королевстве.

Обретение такой жены с целым «букетом благородных голубых кровей» для бастарда Вильгельма видится в известной мере делом чести. К тому же девица была красива, воспитанна, добродетельна, умела вышивать и была грамотна. Она могла вполне украсить герцогский замок в Руане и сделать жизнь рыцарствующего супруга счастливой, подарить ему наследника родового престола.

Поначалу сватовство нормандского правителя успеха не имело. Родители девушки, вероятно, видели себе иного зятя. Возможно, Вильгельм уже успел чем-то сильно обидеть правителя Фландрии, но, во всяком случае, граф Балдуин в отношении сватовства принял удивительно жесткую позицию. Его не сломила даже перспектива превращения любимой дочери из графини в герцогиню и союз с Нормандией, тоже северной областью королевства. По одной из версий, Матильда сама с презрением аристократки отвергла сватовство бастарда.

С другой стороны, исследователи не видят в личности Балдуина Фландрского в истории со сватовством к его дочери человека чрезмерных желаний. Скорее всего, он уже не раз конфликтовал со своим будущим зятем и, по всей вероятности, натерпелся от него немало личных обид, а фламандцы – «мелких» военных поражений. Ясно здесь только одно: на территорию графства войска Вильгельма I и его вассалов не заходили.

Вильгельм, получив оскорбительный отказ, не отступился и решил действовать вполне в духе того времени, но далеком от рыцарских традиций и романтики. Он в сопровождении нескольких верных людей тайно прибыл во Фландрию, в город Брюгге. Там в то время в «полной безопасности» находился граф Балдуин вместе со своим семейством. Здесь герцог и совершил, скажем прямо, дерзкое хулиганское нападение на свою будущую жену. Громкое дело, ставшее достоянием французской истории Средневековья, обстояло так.

Герцогу удалось сохранить инкогнито своего появления в Брюгге. Думается, при больших деньгах такое проблемой для него не стало. Он сумел подстеречь Матильду на церковной паперти, когда в ее окружении не оказалось вооруженных людей. Она только-только вышла из церкви, как подскочивший Вильгельм схватил ее и бросил девушку в грязь, после чего нанес ей несколько сильных ударов. Нападение закончилось тем, что сын Роберта Дьявола вскочил на подведенного ему коня и «быстро удалился» из города Брюгге и из самой Фландрии. «Хулигана» или не догнали, или не пытались догнать: о том хронисты умалчивают.

От понесенных побоев юная графиня «сделалась больна», то есть слегла в постель. В таком плачевном состоянии Матильда объявила своему отцу, который уже строил самые заоблачные планы мести обидчику своего семейства, что выйдет замуж только за герцога Нормандии! И больше ни за какого аристократа королевства. Граф Балдуин пусть и не сразу, но, в конце концов, сдался на уговоры дочери.

Маленькая война между Фландрией и Нормандией в итоге бурных сцен с потоками искренних слез в девичьей спальне Матильды так и не состоялась. Впрочем, такая война в эпоху феодального Средневековья ничего особенного из себя бы не представляла: рядовой случай, рядовая распря феодальной аристократии. И не более того. Хронисты Западной Европы раздувать ее не стали бы, ограничившись скупыми строками в своих трудах.

В одной из хроник, но уже не XI, а XIII столетия история сватовства Вильгельма описана совсем иначе. Герцог выглядит куда более благородным. Когда ему, бастарду, передали слова Матильды, он, оскорбленный, вскочил на коня и во весь мах помчался в Лилль (далековато от Руана!), ворвался в зал графского замка, накинулся на юную девицу, повалил ее на пол и располосовал шпорой ее платье. После такого обхождения строптивая фламандка, укрощенная таким манером, признала Вильгельма своим повелителем, отдав ему свою руку и сердце.

Вполне романтическая история рыцарского Средневековья, достойная пера хрониста, преклонявшегося перед личностью Вильгельма Завоевателя. Таких историй, в которых трудно отделить надуманное от истины, о нем спустя не одно столетие будет написано немало. Может даже показаться, что хронисты-романисты соревновались между собой в освещении нюансов женитьбы будущего Вильгельма Английского.

Историки все же считают, что у якобы «несговорчивого» графа Балдуина V был прямой резон породниться не с каким другим обладателем огромного феода, а именно с герцогом Вильгельмом Нормандским. Суть крылась в военном конфликте Фландрии с английским королем Эдуардом Исповедником, который встал на сторону германского императора Генриха III во время конфликта последнего с Фландрией. Французский историк Мишель де Боюар по этому поводу высказался так:

«…Эдуард активно поддержал императора Генриха III во время его столкновения с Балдуином V; он отправил флот грабить фламандское побережье и устье Шельды.

Таким образом, графу Фландрскому, оказавшемуся между двух огней, было важно примириться с королем Англии. Он не мог найти для этой цели лучшего посредника, чем Бастард, отец и дед которого дали приют в Нормандии принцу Эдуарду во время его изгнания, длившегося четверть века».

…К этому можно добавить еще и то, что Вильгельму Нормандскому стоило трудов добиться от папы римского Льва IX разрешения на брак с Матильдой, дочерью графа Фландрии. Жених имел родство с невестой то ли в шестом, то ли в четвертом колене (?): генеалогическая путаница по сей день не позволяет исследователям точно определить степень родства. Церковь накладывала запрет на такие браки. Папское разрешение все же было получено, но с известным запозданием.

Брак герцога Нормандского с Матильдой Фландрской в те годы наделал много шума в семействе монархов Западной Европы. Церковный собор (около двадцати епископов и пятидесяти аббатов) в октябре 1049 года в немецком городе Реймсе под председательством папы Льва IV объявил этот супружеский союз «кровосмесительным». Вильгельм и Матильда, как высчитали в окружении папы римского, являлись потомками легендарного Роллона, герцога Нормандии, были кузенами в пятом поколении.

Собор в своем постановлении запретил графу Балдуину Фландрскому выдавать свою дочь за герцога Нормандского, а тому – жениться на своей избраннице. Но два правящих рода Нормандии и Фландрии не «откликнулись» на решение Реймского собора.

Такой «грешной» ценой герцог Вильгельм I добился права получить руку (вместе с богатым приданым) графини Матильды, которая считалась завидной невестой. Граф Балдуин V Фландрский помирился с состоявшимся зятем, и они стали не просто родичами, но еще и союзниками. Свадьба, по-рыцарски пышная, состоялась, по всей видимости (точных сведений нет), в 1051 году, в замке Эв. На ней присутствовал цвет французской аристократии, но, вероятнее всего, не было ни одного священнослужителя.

Стороны обговорили условия заключения брачного союза: это был династический брак. Нормандское посольство встретило Матильду с отцом на границе герцогства, у замка Эв. После свадебных застолий (хроники говорят, что большого числа знатных людей на свадьбе не значилось) новобрачные отправились в столицу Нормандии город Руан.

Там их встречали с радостью и цветами: свадьба правителя стала для руанцев хорошим поводом для праздничного настроения и веселых застолий. В таких случаях виновник торжества выставлял или оплачивал вино и прочее угощение для простого люда, в данном случае для горожан. Вильгельм в подобных случаях не скупился и был необычайно щедр, заботясь о собственном имидже в народе.

Исследователи считают, что герцог не просчитался в выборе невесты: они долгое время были счастливы, семья отличалась крепостью, жена подарила мужу не одного наследника и на многое из его супружеских проделок закрывала глаза. Однако исследователи сходятся в мысли о том, что герцог сохранял безупречную верность своей избраннице: после себя он не оставил ни одного бастарда! Для той эпохи это было крайне редким явлением для владельцев больших феодов.

Супруги имели, как считается, десять детей, о некоторых из них история знает крайне скудно. Сыновей было четверо, трое из них были старшими детьми – Роберт, Ричард и Вильгельм. Дочерей звали: Алиса, Агата, Констанция, Адель, Сесиль и Алисон. Некоторые из детей умерли в раннем детском возрасте. О судьбах дочерей Вильгельма и Матильды история донесла до нашего времени самые скудные сведения: хронисты той эпохи не баловали своим вниманием даже супругу Завоевателя Англии.

Семейная жизнь продолжалась тридцать два года. Герцогиня, а потом королева Матильда стала до последних дней верной спутницей Вильгельма I Завоевателя. Он не раз доверял жене ведение важных политических дел, считая ее соправительницей на английском престоле. К такому раскладу ведения государственных дел в семействе правителя со временем было приучено его окружение, и потому каких-то недоразумений не возникало.

Она фактически правила и Нормандией, и Англией во время долгих отсутствий мужа и в Руане, и в Лондоне. Он всегда отсутствовал на троне по самой уважительной причине рыцарского Средневековья: воинственный Вильгельм часто воевал по обе стороны пролива Ла-Манш. Таково было его время и бремя венценосца. Воевать же сын Роберта Дьявола не уставал до последнего года своей жизни.

О самой Матильде истории известно немного. Хронисты и исследователи сходятся в одном: дочь графа Фландрии была типичной половиной домов больших феодалов той эпохи. Она увлекалась охотой (сама из лука в диких зверей не стреляла) и верховой ездой, имела крепость духа и тела, отличалась неистовостью, имела право на собственное суждение при муже и была любимой и любящей матерью.

Один из историков ХХ века, француз Поль Зюмтор, по поводу судьбы Вильгельма Завоевателя и королевы Матильды заметил следующее: «Ничего романтического в жизни этой супружеской пары не было». Скорее всего, оно так и было.

…Вильгельм I действительно был смышленым феодальным владельцем, да еще к тому чрезмерно честолюбивым, готовым пойти на все возможное и невозможное для утверждения собственного величия и расширения наследованного герцогства. Был человеком деятельным, желавшим много воевать во славу своей короны, ходить в победные походы, сражаться по-рыцарски не только на турнирах и побеждать, побеждать, побеждать…

Добившись руки графини Матильды Фландрской, герцог потерял другую руку – королевскую. В том же 1056 году он окончательно расстроил свои, казалось бы, крепкие отношения с недавним сильным покровителем в лице французского монарха. Генрих I, обеспокоенный постоянным усилением своего воспитанника и уже прежнего союзника, вознамерился привести его в должное повиновение. Король стал собирать воинские силы для похода в Нормандию, что секретом за семью замками ни для кого не было.