Резиновая чума

– Дорогой мой человек, – Сатана безнадежным голосом затянул сначала. Рога растаяли. Хвост обратился в дым, оставив после себя туманный росчерк.

Медор испытал раздражение.

– Говори скорее, – посоветовал он. – Тебя уже пеленгуют, ты это знаешь? Истребитель улегся на боевой курс. Сейчас он тебя расстреляет, настоящего.

…Визит оставил в Медоре неприятный осадок. Когда посрамленный призрак, напуганный обнаружением и уничтожением, удалился, майор натянул солдатское одеяло до подбородка и мрачно задумался над причинами посещения. Наиболее правдоподобную догадку он гнал от себя, не допуская в мысли.

Заснуть не удалось, и он связался за Балансировым.

– Не спишь, капитан? – спросил он участливо. – Подъезжай ко мне. Будем разговаривать, выпьем…

– Есть разговаривать и выпить, – отчеканил Балансиров без энтузиазма. Ему не хотелось выпивать и разговаривать в четыре часа утра. Но стиль неусыпной круглосуточной деятельности, давно перебравшийся в хромосомный набор, не позволил перечить. Когда Балансиров приехал, Медор Медовик стремительно отворил ему дверь и метнулся обратно, под одеяло, пока капитан вытирал ноги. Балансиров вошел в комнату и почтительно присел у постели Медора, а тот, пока шла беседа, так и лежал с одеялом, натянутым до самого рта.

К приходу капитана Медовик окончательно пришел в мечтательно-досадливое настроение.

– Окаянные времена, – пробурчал он, глядя, как Балансиров достает из портфеля закуску: круг колбасы и полбуханки черного хлеба. – В кого на допросе ни ткни – все хотят жить в девятнадцатом веке. Непременно в нем! Не в восемнадцатом, скажем, и не в двадцать девятом, а подавай девятнадцатый. И жить там, конечно, не петухами и чушкарями, и даже не мужиками, а держать высшую масть. Пускай захудалое, но дворянство. На каждом допросе только и слышишь – хочу, мол, туда, хочу…

Балансиров с фальшивым сочувствием вздохнул и протянул ему стопку. Медовик ненадолго оставил одеяло в покое и выпил небрежно, без вдумчивости.

– Я и сам бы хотел жить в девятнадцатом веке, – признался он после паузы, прожевывая колбасу. – Потому что это, пожалуй, самый спокойный век за всю нашу историю. После 12-го года все было ничего – ну, севастопольские рассказы, бог с ними. Ну, балканский вопрос, да достоевские соборные галлюцинации о Царьграде – и ладно. И сам 12-й год, в общем-то, ерунда, потому что Бородино не Сталинград и не кавказские горы. Так и видишь себя мелким помещиком в тертом халате. Погреб с рыжиками, наливочка, перепела. С мужичками – по-доброму, без лютости. Ключница-экономка с утиной походкой, но только чтоб не особенно воровала. Глаша с косой под боком. Неразрезанные «Отечественные записки». А заскучал – заложил кибиточку, к соседу в имение, что за пять верст, а он уж стоит на крыльце, тоже скучает. Трюх-трюх-трюх по кочкам, как думал себе Иудушка Головлев. А? Капитан? Вот был бы ты у меня в соседях – мы бы и ездили друг к другу. Чем не жизнь? Чего не хватает? Время пролетит – глядишь, и бал какой-нибудь будет уездный, с тургеневской асей. Туманы, роса, снова коса, сиреневое платье. Дальше – зимние вечера, сидишь и пишешь при свече свое ироничное и скорбное жизнеописание.

Балансиров проглотил стопку и занюхал хлебом.

– Я бы там с тоски подох, – сказал он угрюмо. – Совсем устарелая матрица.

Уловив возражение, проснулся попугай:

– Фобка Дурак!!…

– Возьми платок, накрой его, – попросил Медовик. – Ты, капитан, правильно рассуждаешь, здраво. Мечтаешь, небось, о тридцать девятом веке… Так и должно быть. Устремленность должна присутствовать… ты, часом, не пишешь, что я тут говорю?

Балансиров слабо улыбнулся.

– Ну, пиши-пиши. Грезы закончились, – Медор сменил тон. – Докладывай, как продвигается дело.

Капитан взял папку, которую до того отложил; распахнул, перебрал листы.

– Создание партийной верхушки завершено, – прогнусавил он, теребя нос. – Уже создано десять мобильных бригад для формирования опорного слоя. Харизматичность лидера соответствует.

– Чему, чему она соответствует?

– Лозунгу, – нашелся Балансиров.

Он прочитал лозунг.

– Хороший, – одобрил Медовик.

– Уже выходим в массы поточным методом, – капитан, докладывая, неожиданно сорвался на фальцет, почти взвизгнул. – В процессе диспансеризации выявлены кадры, выдвинутые на ключевые посты. Для наглядной эстафеты поколений позиционирован сельский житель преклонных лет. Сформирован и усилен руководящим звеном идеологический сектор. Методом активного поиска разыскивается руководитель службы безопасности. Начиная с завтрашнего дня, товарищ майор, бригады будут систематически выходить в народ, решая задачу дальнейшего активного выявления…

– Неприятель? – осведомился Медор.

– Неприятель глумится в печати. Довольно вяло, так как не понимает серьезности и масштаба задуманного.

– Я не про наймитов спрашиваю. С ними все ясно. Основной неприятель?

– Посещения прекратились. Во всяком случае, активисты больше не жалуются.

– А вот ко мне приходил, – печально признался майор.

– Возмутительно, – Балансиров захлопнул папку и наполнил рюмки. – Чего он хотел?

– Он сам не знал. Маячил, как старинное привидение, и что-то мямлил.

– Может быть, вам в поликлинику сходить? – осторожно спросил Балансиров. – Протокопов хвастался, что у него и для умных машинка есть.

– Не надо, капитан, – отказался Медор. – Брось. Нет у него такой машинки.

– Но позвольте…

– Пришелец ошибся, – уверенно рассмеялся тот, забавляясь мучениями капитана, который никак не мог обосновать острую надобность в том, чтобы Медор посетил Протокопова. – У них начались сбои.

Медор оглушительно зевнул. Сон, который спугнул инопланетянин, возвращался, осторожно подкрадываясь. Исполнительный капитан успокоил Медовика. Устроившись поуютнее, майор полуприкрыл глаза и начал вызывать привычный и приятный образ Петра Клутыча, а рядом – себя самого, в качестве закулисной направляющей силы.

К мечтам примешивалось досадное чувство: что-то не было учтено, какая-то бяка осталась непредусмотренной.

И вот еще незадача: все казалось ненастоящим. Милиционеры, доктора, партии, мирные инициативы. Интеллигенция, казалось бы, ого-го, мозг нации, а присмотришься – не мозг, а говно. И все государство: государственные признаки есть, а поднимешь крышку – и только пар валит. Что там, в остатке? Загадочная душа? Но это она для других загадка, а нам-то самим все ясно, только не сформулировать никак.

Балансиров, давно уже переставший докладывать, послушно следил за майором и не мешал ему засыпать. Под платком ворочался сонный попугай.

Глава 3

1

Назвавшись представителем РОНО с неограниченными полномочиями, Балансиров сидел в кабинете директора одной из школ и внимательно изучал школьные сочинения. Сочинения были написаны на иностранном языке, но капитан немного знал этот язык, так что ничто ему не мешало. Некоторые тетрадки он откладывал в сторону, когда находил, что юные авторы – достойные кандидаты в молодежное крыло партии УМКА.

«Картошка, – читал он заглавие. – Картошка – это продукты, которые выращиваются в земле людьми. Это универсальный продукт: почти во всех блюдах его можно встретить. Картошка дешевая и используется всеми. В деревнях это основная еда. В России используют много картошки, потому что Россия это сельскохозяйственная страна, у которой большие поля для выращивания картошки».

Балансиров отложил эту тетрадь.

«Картошка, – прочел он в следующем сочинении. – Картошка – это овощ, который находится в земле, этот овощ потребляет почти всех, потому что это стоит не слишком дорого. Его можно есть по торжественным случаям, или можно его использовать, чтобы поесть каждый день, или можно его пожарить».

«У меня у самого в кастрюле образовалось чуть ли не знамение, – это уже не было школьной работой, это размышлял сам капитан, захваченный картофельной темой. – Обычная кастрюля, небольшая. Картошка так себе, величиной с глупую голову, а потому порубленная. Желтоватая такая и вообще подозрительная, – Балансиров откинулся в кресле и закурил, попирая школьные правила. – Да, я решил сварить ее не сразу, а потом. Залил водой и поставил на холодную плиту. Вот она так постояла часа четыре – и что же? Вся вода – багровая! Как будто в ту самую голову случилось кровоизлияние».