Виртуал. Часть 2. Карантин

– Тем более, – добавил Семён. – Это очень интересно. Вдруг кому-то из нас придётся лечь в капсулу.

– Согласен с молодёжью, – добавил Антон Николаевич. – А Путееву, пока он с нами это может вдвойне пригодиться. Хотя бы что-нибудь необычное, не надо всю вашу биографию за десять тысяч лет.

– Ну, хорошо, если только необычное, – Поль присел у разложенной на земле скатерти.

Вокруг собрались остальные, кого-то окликнули и когда все устроились, пошутили, потолкались и успокоились, Монро начал.

– Самое главное, с чего нужно начать, так это с того, что я до сих пор не до конца адаптировался здесь. Мне сняться сны из моего мира. Я просыпаюсь по ночам то царём, то советником президента, то вдруг снова режу врагов. Да-да, вы не ослышались. В моём мире я перешагнул черту убийства человека. Моё сознание было загружено в период формирования государственности. Можно сравнить с началом средних веков у нас, хотя всё очень неравномерно. В те времена убийство человека было самым обычны делом.

– Скажите, а сейчас, здесь в нашем времени. Вы смогли бы убить человека?

Поль прикрыл глаза, подавляя нахлынувший гнев. Потом медленно произнёс.

– Конечно. Но надеюсь таких проблем в нашем мире не возникнет. И попрошу не муссировать этот вопрос.

– Поль Иванович, а необычное?

– Пожалуй, самое необычное было в том, что я столкнулся с самим собой.

– Двойник?

– Нет. Я, моё «Я», было в другом образе. Даже близко не было у меня там сомнений, что я это я, т.е. никакого воспоминания, что у меня другое тело.

– И какой вы там были?

– Сильный, высокий, красивый.

– Банально, Поль Иванович.

– Хорошо, Семён. Когда ты будешь погружаться в капсулу, выберешь себе что-то своё.

– Я хочу остаться собой.

– Возможно, ты прав. Но сила, в определённые времена, простая физическая сила, была залогом уважения. Поэтому планируя работу с людьми, надо это учитывать.

– А как прошла встреча с самим собой?

– Довольно поверхностно. Самое главное, что тот второй, раскрыл, что я это не я. У него была версия, что я пришелец из другого мира или Бог. К тому моменту я сам давно забыл, кто я на самом деле, возможно, это и привело к побочному эффекту. Появился я реальный, который искал мою сущность. Сам себя я не узнал, хотя лицо показалось мне знакомым. Когда я вернулся в наш мир, то для меня моё лицо стало открытием. Я с трудом пережил этот момент.

– Вы же выходили резко, без адаптации?

– Да, Антон Николаевич. Это было случайное отключение, которое позволило сохранить мне ряд воспоминаний и знаний.

– Это безумно интересно, но я никогда не соглашусь пойти в капсулу. Я не такая смелая.

– Вера, никто никого туда насильно не гонит.

– Может быть, и я вам что-то интересное расскажу, когда вернусь, – пробасил Путеев.

Все посмотрели на него, и весёлые улыбки слетали с лиц.

– Ну не надо грустить, товарищи! Я понимаю и отдаю себе отчёт. Мы вместе с вами делаем одно важное дело, но я в пехоте, а вы генералы. Точнее штаб, который отдаёт приказы. Правильно, товарищ Монро?

– Верно, Путеев, верно.

– Видите, я всё запомнил. Вернулся же ваш начальник, может быть, и я вернусь.

– И то верно, ребята. Что же мы грустить будем? Дайте-ка мне гитару, – воскликнул все время молчавший Рябинин.

– Захар, а ты на гитаре играешь?

– А то, Поль. Ты просто забыл, – Захар перебирал струны.

– Ох, ты, даже не вериться, что это наш Захар Андреевич.

– Вера, когда начнём работать, я снова буду строгим!

– Ладно вы, Захар Андреевич, я к вам в доверие втираться буду. Глазками моргать.

– Это она умеет.

– Семён, как тебе не стыдно выдавать мои тайны?

– Знаете древнейшую песню человечества про космонавтов и космос?

Рябинин ударил по струнам:

Земля в иллюминаторе, земля в иллюминаторе

Земля в иллюминаторе видна…

Как сын грустит о матери, как сын грустит о матери

Грустим мы о земле – она одна

А звезды тем не менее, а звезды тем не менее

Чуть ближе, но все также холодны

И, как в часы затмения, и, как в часы затмения

Ждем света и земные видим сны

И сразу несколько человек подхватило припев:

И снится нам не рокот космодрома

Не эта ледяная синева