Как я был солдатом Бундесвера

– Герр Тихонов, я так понимаю, Вы заинтересованы в долгосрочной службе в Бундесвере?

– Да.

– У Вас уже есть какие-то определенные представления или вопросы?

– Да. Я подумал перед этой консультацией, и у меня есть три варианта, в которых я заинтересован.

– Хорошо, я Вас слушаю.

– Первый вариант, который меня интересует – стать офицером. Как выглядит служба офицера? Как проходит его учеба в университете?

– Но Вы знаете, что для того, чтобы стать офицером, Вам нужен аттестат зрелости? Он у вас есть?

– Нет, еще нет, но я получу его через несколько месяцев.

– Хорошо. Какой предмет Вы хотели бы изучать в университете?

– Историю.

– Такой предмет у нас есть. Если Вы хотите учиться в одном из университетов Бундесвера, то, во-первых, Вы должны знать, что они находятся только в Г. и М… В Берлине нет военных университетов.

– Да, я это знаю. А в Г. есть история? Я хотел бы там учиться.

– Да, есть. Второе, что Вы должны знать – Вы подписываете договор на 12 лет. При подобном договоре не исключена возможность, что Вас могут задействовать в одной из заграничных точек, где несут службу наши солдаты.

– Окей. А сколько длится учеба?

– Для начала Вы первый год проходите военное обучение в войсках и потом только идете в университет. Там Вы примерно через четыре года получаете диплом. Это быстрее, чем на гражданке, потому, что учеба наших студентов состоит из триместров, а не семестров. Кроме того, на каникулах Вы не отдыхаете, а проходите практику в войсках.

– Хорошо. То есть, если я правильно понимаю, то после окончания университета у меня остается еще около 7–8 лет договора. Таким образом Бундесвер может послать меня, например, в Афганистан сразу после того, как я закончу университет?

– Да, но сразу после университета вряд ли. Обычно молодым офицерам дают приобрести опыт внутри страны и только потом посылают за границу.

– А какая зарплата?

– В начале службы до 1400 евро, в конце около 3000.

– А применения за границей обязательны? Можно как-нибудь без них обойтись?

– Это все индивидуально. Кого-то много посылают, кого-то вообще не посылают. Но все, кто хотят стать офицерами, подписывают соглашение о своем согласии на службу в заграничных точках.

– Окей. Второй вариант, который меня интересует, военные спортсмены. Как попасть в военные спортсмены?

– Министерство спорта должно предложить Вас министерству обороны как спортсмена, способного защищать Бундесвер на спортивных состязаниях.

– И как сделать так, чтобы меня предложили?

– Вы должны быть, как минимум, в запасе национальной сборной или очень рядом к запасу.

– Хорошо. Тогда последний вариант, который меня интересует, сверхсрочник со сроком службы до двух лет. Я так понял, что можно подписать контракт на любой срок от 9 до 23 месяцев. Это так?

– Да, при этом Вы подписываете такое же соглашение о применении за границей, как офицеры.

– А нельзя как-нибудь без этого соглашения?

– Можно, но только на срочную службу.

– А на сверхсрочную без этого соглашения нельзя?

– Нет. Что касается сверхсрочной службы до 23 месяцев, у нас есть специальный сотрудник, к которому я могу Вас направить прямо сейчас. Его кабинет этажом ниже. Или у Вас есть еще вопросы ко мне?

– Нет, я думаю, больше нет. Да, я бы с удовольствием сходил на консультацию к Вашему коллеге.

– Вы уже определились в выборе?

– Нет, мне нужно это хорошо обдумать. Я не смогу Вам сегодня дать ответ.

– Хорошо. Я попросил бы Вас, если возможно, дать мне ответ в течение недели.

– Хорошо, я постараюсь.

Я вышел из его кабинета в раздумьях. Сотрудник, к которому я спустился на этаж ниже, не рассказал мне ничего, что мне не было бы уже известно от обер-штабс-фельдфебеля. Единственное, что он уточнил, было то, что все сверхсрочники обязательно подписывают соглашение о возможном участии в заграничных операциях Бундесвера. Даже если они продлевают срочную службу всего на месяц.

В итоге я понял, что в военные спортсмены мне не попасть, так как не настолько я уж и выдающийся пловец, тем более уже почти бывший. Офицером или сверхсрочником мне уже тоже не очень хотелось становиться, так как жизнь мне дороже, чем звание и деньги. Итак, я решил выждать неделю и потом позвонить. Если у меня еще и были мельчайшие сомнения о моем решении вроде: «Авось и не пошлют в Афганистан», то у моих родителей сомнений не было. Мне понадобилось совсем немного времени, чтобы понять их точку зрения и окончательно для себя решить, что срочной службы мне вполне хватит. Но никогда не говори никогда…

На следующий день я, как всегда, вернулся из школы домой. Папа меня встретил с ухмылкой и первое, что он меня спросил, было:

– Ну что? Доходился в военкомат?

– А что?

– Вон, – показывая на стол, сказал он, – прислали тебе толстый конверт из военкомата.

– О! Что-то они быстро. Я же им еще не давал ответа.

– А им не надо было ответа. Что? Попал?

– Не, ну надо же сначала прочитать, чего хотят.

– Ну-ну, читай, читай.

Ничего страшного в конверте не было. А даже в определенной степени нечто радостное для меня. Меня призывали на 9-месячную срочную службу в батальон связи, дислоцирующийся в самом центре Германии. Я сразу же обзвонил своих друзей и сообщил им, что меня призвали. Обер-штабс-фельдфебелю я же так и не стал звонить, рассмотрев это письмо как их ответ на мои многочисленные вопросы.

Но перед тем, как пойти в армию, мне предстояло ещё одно важное дело. Сбрить волосы. В 15 лет я начал отращивать волосы, и к 19 годам они выросли на 34 сантиметра. Я специально замерил их, когда последний раз мыл голову и расчесывал свои космы. Почетный ритуал обрезания волос я доверил своему другу Паше. Паша окончил на год раньше меня школу, и был призван в Бундесвер годом раньше. У него тоже были до армии длинные волосы, 50–60 сантиметров. В свое время он тоже доверил мне постричь его перед армией. Так что, особое доверие было у нас взаимным. Но в отличие от него, я захотел стричься абсолютно налысо. Если срезать волосы, то под ноль, решил я. Паша побрил меня машинкой под ноль, а потом мы еще несколько раз намазывали мне голову пенкой для бритья и брили ее станком для лица. В последний раз я уже сам брил себе голову и, конечно же, чуть не отрезал себе ухо. Заставь дурака молиться, он себе лоб расшибет. После трех заходов бритья обычной бритвой вся голова была в порезах и жутко кровоточила. Кровь стекала по затылку на спину. Для начала мы полили мою изрезанную кожу лосьоном для бритья, из-за чего я, как бешеный, стонал. Голова как будто была в огне. После безуспешных попыток использования лосьона на спирту мы присыпали голову детской присыпкой. «Пудра для детских попок» сразу подействовала, и жить мне стало легче. Гораздо больший шок наступил же, когда я увидел себя в зеркало. Сперва я испугался. Потом более или менее свыкся. Но что более интересно, я заметил анатомическое изменение моего черепа с тех пор, когда я последний раз брился налысо лет в 13–14. Голова приобрела строгие контуры и небольшие угловатые выпуклости, в отличии от прежней детской круглой яйцевидной формы.

Дальше последовали мои проводы, которые проходили в два этапа: с семьей и с друзьями. Сначала я решил встретиться с друзьями. Мы собрались в берлинский парк Тиргартен, чтобы выпить там по кружке пива. Я, как призывник и виновник торжества, угощал ящиком пива, а остальное все приносили сами. В этот день я решил одеться по-особенному. Мне захотелось предстать перед всеми так, чтобы даже друзья могли бы узнать меня лишь с трудом. Ведь кроме Паши лысым меня еще никто не видел. «По-особенному» в моем тогдашнем понимании значило, что я был одет не как обычно: в тяжелых сапогах, камуфляжных штанах и футболке любимой рок-группы. В противоположность к моему повседневному прикиду на мне были туфли, черные джинсы, рубашка в бело-голубую полоску и солнечные очки. В кармане у меня были семечки, которые я демонстративно щелкал. Вообще я не любитель щелкать семечки, но именно они были завершающим компонентом моего образа «нормального пацана». Для довершения облика мне всё же не хватало барсетки. Но отсутствие подобного аксессуара не было чем-то катастрофичным. Ведь среди немецко-русских «пацанов» не принято носить барсетки, в отличие от России и других стран бывшего СССР. Я не помню, кто из моих друзей и приятелей приехал тогда в парк первым. Но в любом случае он не сразу подошел ко мне. А когда подошел, то лишь спустя несколько секунд недоумений и колебаний, убедившись, что я – это в самом деле я, начал смеяться над моим внешним видом.

Спустя некоторое время все были в сборе. Сходив в магазин за пивом, мы направились в парк. Но в парке, к нашему сожалению, все лавки были уже заняты. Лишь возле одной лавки стояли два парня лет 17–19. Мы решили подойти к ним и спросить, долго ли они здесь еще останутся. Меня, как самого эффектного, пустили вести переговоры. Подойдя к ним и подняв солнечные очки на лоб, я спросил их по-немецки: