Записки из тёмного района

– Дай-ка руку! – продолжил досмотр ушлый папа.

Подросток поднёс правую руку к лицу отца, тот принюхался.

– Вроде не пахнет. Не могу понять, я сам только покурил, может, не чувствую? Оль, понюхай, ты же не куришь, – обратился мужчина к своей жене.

Мама наклонилась к сыну и принюхалась.

– Не пахнет.

– Скажи честно, курил? – ещё раз строгим тоном спросил отец, который был твёрд и непреклонен в убеждении, что его несовершеннолетний сын тайно покуривает вне дома.

– Сказал же уже: нет! – холодно отрезал Лёня.

– Следов курения не обнаружено! – отрапортовал батя.

Лёня с облегчением снял куртку и повесил на вешалку, после быстро скинул ботинки и пошёл в свою комнату, дабы поскорее убраться из поля зрения родителей. Когда он был уже в конце коридора, сзади него, словно удар грома, прозвучал уличающий голос отца:

– Так, стоп, а от куртки куревом несёт за версту!

Лёня замер у поворота в комнату, ошарашенный неожиданным обвинением в свой адрес и снова тревожно сглотнул. Лицо младшего брата, с которым он встретился возле своей комнаты, приняло скорбный вид. Брат покачал головой: «Попал ты, мол, братишка» – и тут же исчез в комнате.

– Ну-ка вернись! – грозный голос с конца коридора заставил Леонида развернуться на сто восемьдесят градусов и отправиться навстречу назревающей экзекуции.

– Оля, понюхай. Пахнет же! – сняв с вешалки осеннюю куртку с капюшоном, дотошный мужчина передал жене «улику».

– Да, пахнет, – прискорбно вздохнув, подтвердила мама.

– Почему от твоей куртки сигаретами пахнет, Леонид? – поворачиваясь к подошедшему сыну, по-прежнему сурово спросил батя.

– В лифте накурено было, пропахла, наверное, – чувствуя, как торопливо мурашки забегали по спине, ответил Лёня.

«Чёртов Чекан, накурил в лифте!» – пронеслась безрадостная мысль в голове подростка.

– Да ну? Куртка сигаретами пахнет, изо рта мятой. Сто пудов курил и зажевал! Дурака из меня не делай тут! – свирепея, поделился мыслью небритый мужчина в халате.

– Я не делаю, – тихо произнёс Лёня и опустил взгляд вниз.

– Всё понятно! Пойдём ремень выбирать, мало я тебя лупил видимо! – вынес приговор отец.

– Не надо, я не курил! – голос сына предательски дрогнул.

– Что не надо? Ты мне обещал, что курить не будешь, а одежда воняет! Где сигареты брал? У меня, небось, из пачки вытащил?

– Не вытаскивал я, – всхлипнул Леонид.

– Ладно, Слав, не надо! От него же не пахнет, за руку ты его не поймал, – заступилась за сына мама.

– Без «адвокатов» разберёмся! – пресёк вмешательство в мужской диалог Вячеслав и снова обратился к сыну:

– Последний раз спрашиваю, если честно ответишь, бить не буду, соврёшь – отлуплю, – отец сделал тактическую паузу, – курил?

Леонид молчал. Ладони стали сырыми, футболка на спине покрылась испариной, а лицо горело огнём. Он не знал, как быть. Сказать, что курил, надеясь на милость, или стоять на своём? Внутри него поселились зачатки колебания.

– Я не слышу ответа, Леонид. Повторяю вопрос: ты курил? – ещё строже и напористее наседал отец. Еле сдерживаясь от слёз, Лёня тихо ответил:

– Не курил я.

– А ты стойкий! – подытожил батя, – не сознаёшься.

Было ли это укором или комплиментом, по интонации было не ясно. Но тут неожиданно в диалог вмешался новый, доселе неведомый участник:

– А ну-ка прекратите давить на ребёнка! Что за Гестапо вы здесь устроили? – послышался возмущённый голос из бабушкиной комнаты.

Все, включая Лёню, застыли на месте. Отец, который до сего момента был хозяином положения, осёкся и тихо обратился к жене:

– Оль, скажи, чтоб не вмешивалась, сами разберёмся.

Но жена лишь развела руками, давая понять, что «тяжёлую артиллерию» в лице её мамы было уже не остановить.

– Тоже мне тут благодетель нашёлся, сам курит, а сына терроризирует. Какой вы пример подаёте ему, Вячеслав? Хоть бы сигареты свои прятали, а то на каждом шагу валяются. В доме запах табака стоит от вас, не стыдно? – скрипя половицами, бабушка Леонида, появилась в противоположном конце коридора, твёрдо встав на защиту внука.

– Понятно всё! – махнул рукой раздосадованный батя и шагнул из коридора в зал, в котором громко работал телевизор. Напоследок он кинул всё ещё стоящему перед ним сыну:

– Считай, что сегодня пронесло, но мы ещё вернёмся к этому разговору.

Леонид с облегчением развернулся и направился в сторону своей комнаты, напротив которой в коридоре всё ещё шла в атаку его родная бабушка:

– А ты, Оля, куда смотришь? Что за безобразие такое, а? Это же ребёнок! Школьник! Разве можно так?

Проходя мимо неё, внук улыбнулся и тихо сказал:

– Спасибо, бабуль!

После он закрылся в своей комнате и, подойдя к окну с заткнутыми поролоном щелями, взглянул по ту сторону стекла.

В темноте таинственно скрывался широкий двор, укрытый уже безлистными деревьями. За посадкой меланхолично тянулся ряд гаражей. Над ними вдалеке на необъятной территории завода зловеще торчали две красно-белые трубы. Из них в мрачное осеннее небо по-прежнему валил серый дым.

Лёня перевёл взгляд вправо, и в глаза бросились окна деревянного дома напротив бетонного забора с колючей проволокой. Там жил Саня Малой. В его комнате горел свет.

Вглядываясь в тёмное очертание деревянного жилища, Лёня задался любопытным вопросом: «Интересно, как там Санёк? Прошёл проверку?»

    08–11.09.2021

Коммунист

Девяностые в Dark Zone, как и в стране в целом, проходили разгульно и весело. Среди наркоманов, алкоголиков, уголовников и прочих асоциальных элементов, которые составляли костяк района, находились действительно нестандартные личности с собственной идеологией и харизмой. Одной из таких персон был Сергей Коммунист. Мужчина средних лет, который не уронил Красного Знамени даже после распада горячо любимой им Советской Империи.

Красное Знамя гордо реяло над его трёхэтажным частным домом во все знаковые праздники, такие как Первомай и День Победы. Он не признавал новой власти и жил по канонам прошлого, возводя в культ Сталина. Принципиально не покупал иномарки, а ездил на старой копейке, хотя, судя по упомянутому выше трёхэтажному дому, не бедствовал.