Рядовой неандерталец

– Ну… тогда располагайся.

Макс, взвалив на плечо свой «Печенег» двинулся к облюбованному месту.

Закончив распределение людей, Михаил прислонился к стволу одиноко стоящей березки. Местный пейзаж после унылой казармы радовал глаз. Было еще не жарко, молодая зелень – трава, березы, редкие кусты то ли багульника, то ли другого какого-то растения, Михаил не особо разбирался в ботанике, создавала благостное настроение. Пение лесных птиц, стрекот кузнечиков действовали успокаивающе, и дурное предчувствие, терзавшее его еще с ночи, постепенно улетучилось. Соболев заметил редкие струйки дыма – видимо кто-то из солдат вопреки приказу закурил. «Да и черт с ними» – подумал Соболев, в конце концов, начальство далеко и сколько тут еще торчать не известно. Глядя на дымок, самому нестерпимо захотелось закурить. Вообще – то он давно решил бросить, но в курящем коллективе сделать это не так-то просто. Как только кто-то закурит поблизости, так хоть волком вой, и поэтому завязать он решил уже на «гражданке». Михаил достал сигаретку, отметив, что в пачке, уже достаточно помятой, осталось пять штучек, и до конца дня явно не хватит. «Да… хоть бы до обеда хватило… видимо, придется напрягать молодых на предмет курева» – тоскливо подумал Михаил.

Срочная служба была сержанту не в тягость, состоял он на хорошем счету у начальства и «пользовался заслуженным авторитетом у сослуживцев» – именно такую строчку он успел мельком прочитать в своей характеристике, когда за каким-то мелочным делом заходил в штаб. В это время как раз решался вопрос о назначении его командиром отделения и присвоении ему звания младшего сержанта. Вообще, служба заладилась у него сразу, от природы был он достаточно сообразительным, к тому же значительно старше своего призыва, так как успел к этому времени закончить четыре курса исторического факультета в местном универе. Поэтому двадцатидвухлетний призывник не подвергался придиркам «дедов», так как был, во-первых, их старше, а во-вторых, человеком с практически высшим образованием. Тем более в свои годы успел позаниматься рукопашкой, и даже выступал на городских соревнованиях, однако без особых успехов. Занимался Михаил «для себя» и всерьез продолжать оттачивать навыки рукопашного боя не собирался. После дембеля рассчитывал он восстановиться в родном универе, а что делать дальше даже и не задумывался. Будущее представлялось ему чем-то эфемерным, и забивать голову размышлениями о работе и карьере лишний раз не хотелось. «Жизнь покажет, а там видно будет» – рассуждал бывший студент.

Отчислен он был, кстати, по глупости, хотя с программой обучения справлялся легко, учеба давалось ему без трудностей, даже конспекты лекций Миша почти не вел. Он старался запоминать на слух то, что говорили преподаватели, только перед экзаменами перелистывал учебники, а не зубрил билеты как многие. На четвёртом курсе случилось так, что в период сессии приспичило жениться его близкому другу, а свадьбу играли в соседей области. Не устояв перед соблазном, Миша рванул на празднование и неделю куролесил, забив на экзамены все, что только можно было забить, а так как учился он на бюджетной основе – то есть бесплатно, его быстренько и отчислили – желающих перейти на бюджет всегда было предостаточно.

Погрузившись в мысли, Соболев не сразу заметил группу людей, выходящих из леса. Одеты они были в цивильное. Мысля стереотипами, не сразу можно было опознать в них искомых террористов. В сознании большинства людей террорист представляется здоровенным, чернобородым бугаем в камуфляже и с зеленой повязкой на лбу. Вышедшие одеты были обычно: джинсы, мастерки, спортивные костюмы и никаких бород. Двое из них тащили какой-то металлический ящик, взявшись за него с двух сторон, по-видимому, там были приделаны ручки для переноски. Судя по тому, как несшие его люди согнулись, ящик был тяжелым. Сомнение в принадлежности этих людей к тем, кого они тут ждали, развеяло оружие – вооружены были все четверо. У носильщиков за плечами болтались Калаши, они легко угадывались по деревянным прикладам и цевью. Идущий впереди держал не то автомат, не то автоматическую винтовку черного цвета, идентифицировать на таком расстоянии этот ствол было нельзя. Такое же оружие было и у замыкающего.

– Понеслась п… по кочкам,– вслух подумал Соболев, снимая автомат с предохранителя.

– Стоять!!! – внезапно раздавшийся испуганный окрик, заставил Соболева сматериться еще раз, отличился кто-то из молодых. Заставить стоять не прошеных гостей, конечно, не получилось, а получилось заставить залечь. Сразу же раздались выстрелы. Стреляли все, даже те, кто находился с флангов развернувшегося действия. Им решительно ничего не было видно, и они просто лупили из автоматов по лесу. Стреляли очередями. Не тренированные пальцы давили на гашетку слишком долго, и очереди выходили слишком длинные, срезая траву в месте залегания терров, пули наискось уходили в лес и в небо. Соболев отправлял короткие очереди по два – три выстрела по позиции террористов – их выдавали вспышки дульного пламени. Боекомплект был ограничен, и он старался беречь патроны. От выстрелов загорелась трава как раз в том месте, куда целился Михаил, видимо, его визави стреляли от земли, стараясь не поднимать голову. Соболев сменил позицию, откатившись на три метра в сторону, и снова пустил короткую очередь по направлению к лесу. Противник, застигнутый врасплох, занимал крайне невыгодную для себя позицию. Из леса они уже вышли и находились, по сути, на открытом пространстве, скрываемые лишь высокой травой, редким кустарником, и неровностями ландшафта. Террористы осознали необходимость передислокации – им во что бы то ни стало было необходимо вернуться под прикрытие леса. Сержант увидел, как они короткими перебежками меняют позицию. Он заприметил одну фигуру, чья красная мастерка являла собой очень заметную цель. Человек перебежал, залег, сделал несколько выстрелов и его автомат замолчал. Михаил прицелился, взяв небольшое упреждение в направлении предполагаемого отхода. Терпеливое ожидание было вознаграждено, преступник начал движение и Михаил нажал на спусковой крючок. Он очень четко, как в замедленной съемке, увидел, как пуля вошла противнику в голову, вопреки ожиданиям, тот не дернулся и не был отброшен в сторону как показывают в голливудских боевиках, а просто упал. На его месте, в летнем мареве образовалось розовое кровяное облачко, как будто остроносая пуля выбила из человека кровавую пыль. Мысли о том, что он только что убил человека, медленно заполняли сознание, сердце бешено заколотилось, а руки стали предательски ватными, к горлу подкатил комок, и Михаила вырвало горькой слизью.

Наконец заухал пулемет Макса. Тяжелые 76 миллиметровые пули «Печенега» теперь не давали преступникам возможность поменять позицию, отступить в лес под прикрытие деревьев и вести более или менее прицельный ответный огонь. Сержант судорожно обдумывал сложившуюся ситуацию: «Бл.. да где же Заяц со вторым отделением? Рация тоже осталась у них…но они же явно слышат стрельбу» Михаил посмотрел на наручные часы, недоверчиво потряс их – казалось, что прошла вечность, но часы упорно говорили, что бой шел три – четыре минуты.

Внезапно «Печенег» замолчал, и сквозь грохот выстрелов послышался набирающий силу крик. Кто это кричал понятно не было. Крик был нечеловеческий, животный, он не был похож на спокойный глубокий голос пулеметчика. «Макса ранило» – пронеслось в голове у Михаила. Внезапно на идущий бой обрушилась тишина. Именно обрушилась – разом оборвались все звуки боя, и выстрелы, и крики. Соболев открыл рот и похлопал ладонью по ушам. И тут со стороны леса взошло «солнце». На месте противника вырос купол ослепительно белого света. Купол стремительно расширялся и покрывал собой все пространство, через мгновение он поглотил младшего сержанта и его отделение.

Глава 2

Неизвестность

– А что это за звуки, вон там? – спросила Алиса, кивнув на весьма

укромные заросли какой-то симпатичной растительности на краю сада.

– А это чудеса, – равнодушно пояснил Чеширский Кот.

– И.. И что же они там делают? – поинтересовалась девочка, неминуемо краснея.

– Как и положено, – Кот зевнул. – Случаются…

Льюис Кэрролл

Белизна поглотила сержанта, он погрузился в нее как в молоко. Однажды в детстве Миша попал в больницу с аппендицитом, и операцию проводили под общим наркозом. Врач поднес к лицу черную, скверно пахнущую маску, и сознание ребенка унеслось прочь из реальности. Нечто подобное сейчас и испытывал Михаил. Ярко светящиеся узоры сменялись объемными, трёхмерными геометрическими фигурами, которые переливались, ежесекундно меняли свою форму. Сознание пыталось зацепиться за ускользающую реальность. Как калейдоскоп мелькали мысли, обрывки каких- то воспоминаний, разговоров; внезапно всплывали строчки когда-то прочитанных книг, отрывки из фильмов и рекламных роликов. Мелькали давно забытые лица и лица не знакомые вовсе. Сосредоточиться на какой-то одной мысли, которые вихрем проносились в голове, не удавалось даже на мгновение. Может это агония и мозг пытается реализовать последние резервы? Или может это уже сама смерть?

Состояние это продолжалось возможно целую вечность, а возможно, и одну секунду. Наконец измученное сознание вернулось в тело своего обладателя. Соболев с трудом открыл веки, и перед глазами встало синее безоблачное небо. Голова раскалывалась, боль переливалась медным гулом в ушах. Михаил с трудом перевернулся на бок, и его опять вырвало. Из левого уха тонкой струйкой уже запеклась багровая кровь. Стараясь упорядочить мысли, сержант силился осознать произошедшее. Ощупав себя по бокам, удовлетворенно отметил, что не ранен, и руки-ноги на месте. Боль отступила, вернув ясность мысли. Михаил огляделся по сторонам: всё тот же перелесок, всё та же деляна, поросшая густой травой. Людей видно не было.

– Есть кто живой?!

Невдалеке раздался протяжный стон, приглядевшись в ту сторону откуда доносился звук, Михаил увидел одного из молодых бойцов его взвода. Он сидел на земле, обхватив голову руками, и раскачивался из стороны в сторону.

– Егоров, ты?

Егоров повернул голову к командиру и потрескавшимися губами беззвучно просипел:

– Я… Товарищ сержант…

Он силился сказать что-то еще, но разобрать его слова было невозможно. Михаил посмотрел в сторону леса. Никакого движения и признаков присутствия живой силы противника не наблюдалось. Оглушенные бойцы, те которые находились в поле зрения, кряхтя и постанывая, приходили в себя.

– Первое отделение! Слушай мою команду!! Короткими перебежками ко мне! – четким ровным голосом скомандовал Соболев.

Бойцы, пригнувшись, периодически залегая в траву, засеменили к командиру отделения. Спустя какое-то время около Соболева собралось восемь человек. Не хватало двоих. Не было пулеметчика Максима Кузнецова и рядового Беломестнова.

– Кто находился рядом с пулеметом в бою? Что с Кузнецовым?

– Ранило его, товарищ сержант, – боец Сидоров виновато потупил взгляд.

Значит, всё-таки Макса угораздило…

– Что с Беломестновым? Кто видел?

– Убит он.

Вид у солдат был растрепанный и потерянный. Судя по вопросительным взглядам, решительно никто не понимал, что произошло. Соболев остро почувствовал на себе груз ответственности. Он, не многим старше остальных, должен принимать решения… правильные решения, и принимать их быстро. «Так Миша, спокойно… холодно и методично оцениваем обстановку, ставим задачи». Мысленный аутотренинг оказал нужное воздействие. Он бегло осмотрел солдат: у Мещерякова и Соловьева не было автоматов, Сидоров был без шлема.

– Воины, где автоматы? – грозно спросил сержант.

Утратить оружие само по себе преступление и трибунал, как минимум, а потерять во время боевых действий – смерти подобно.

– Вить? От кого–кого, а от тебя такого ну никак…. Ладно Соловьев, на нем клейма уже ставить негде… из нарядов не вылезает, но ты-то как умудрился?

– Миш… сам не пойму… Ушел на КД… пока магазин доставал – потерял сознание – очнулся гипс, и автомата нет. Все обшарил, – виновато ответил Мещеряков.

Виктор на гражданке был неплохим геймером и поэтому часто использовал жаргонные словечки из компьютерных игр. Вот и сейчас: «Ушел на КД» – это аббревиатура СD от английского «CoolDown» – перезарядка. Ну а по-русски КД. Да и вообще, с компьютерной техникой был «на ты», из-за этого его часто вызывали в штаб, где он с умным лицом «чинил принтеры» в бухгалтерии. Просто втыкал провода в соответствующий разъем системного блока, которые ежедневно выдергивала шваброй вольнонаемная уборщица, по утрам моя полы в помещении. Таким образом, незаменимый Мещеряков и прослыл компьютерным гением.

Соловьев озадаченно молчал, видимо, то же самое случилось и с его автоматом. Лёша Соловьев был уже «черпаком», то есть отслужил один год. Наверное, в каждом коллективе есть свой весельчак и балагур. Без сомнения душой 101-го взвода был Соловьев, его веселый оптимизм не могли сломить даже бесчисленные наряды, которые он неизменно получал вне очереди. Такого человека армией не исправить было нельзя, слишком глубоко в нем сидела тяга к алкоголю и женщинам. Ему бы надо было родиться гусаром веке в девятнадцатом, волочиться за женщинами, кутить с друзьями, открывая бутылки с шампанским ударом сабли, и отпускать пошлые шутки. «Я не пошляк, я – эротический шутник» – сам про себя не раз говорил Алексей. Теперь вот этот Ржевский «на минималках» утратил свое боевое оружие.

– Ладно, разберемся. Вопрос сейчас в другом. Что всё-таки произошло? Я так понимаю, все видели и чувствовали то же самое: вспышка света со стороны террористов и потеря сознания

Все дружно закивали.

– Я, парни, знаю не больше вашего. Но, видимо, применили против нас что-то мощное и не понятное. Возможно, это как-то связанно с похищенным оборудованием или вооружением. Успели заметить, что они ящик какой-то волокли? Так вот, мужики, давайте-ка от греха ОЗК оденем.

Носить на себе защитный противорадиационный и противохимический комплект в жару, а судя по солнцу, время приближалось к обеду – приятного мало, но возражений не последовало. Возможность быть облученным или зараженным не радовала, и солдаты молча стали одевать прорезиненные бахилы, перчатки, плащи и противогазы. Хотя защита от радиации представлялась не надежной, и к тому же, в случае если по ним отработали чем-то радиационным, то свою дозу они уже получили, недаром тошнота еще ощущалась.

Тут Соболев обратил внимание на Хусаинова. Тот поддерживал руку в районе плеча и все время морщился от боли. Рукав на предплечье пропитался бурой кровью. «Ах, ты ж! этого еще не хватало». Два брата-близнеца служили второй месяц, различать их еще никто не научился, чем братья вовсю пользовались: подменяли друг друга в нарядах, стреляли на стрельбищах, в общем, пользовались преимуществом, которое дает наличие твоей копии.

– Рамиль, покажи руку.

– Я Муртаза, товарищ сержант.

– Да по мне хоть Чулпан Хаматова, руку, говорю, давай!!!

Разрезав ножом рукав кителя, Миша увидел ровную дырочку – входящие отверстие. Выходного отверстия не было, значит дело скверное – пуля застряла в руке. Ладно, это уже пусть в госпитале извлекают. Движение в руке вызывало, по-видимому, острую боль, и не было понятно задета кость или нет. Михаил весьма посредственно знал анатомию, но помнил, что в этом месте костей должно быть две. Собственно, предплечье и лучевая.

– Рамиль, обработай рану брату. Промой, возьми перевязочный пакет и перебинтуй. Да и шину наложи на всякий случай.