Байгуш

Но сейчас не об этом. Вы, Муся, очень хотите меня перебить. Я вижу в ваших нервных движениях множество глупых вопросов. Не нужно, остановитесь. Просто послушайте. А вопросы потом, если не передумается. Примите к сведению, коллега, что я профессиональный прохвост, а не рассказчик или католический проповедник. Поэтому довольствуйтесь тем блюдом, которое вам бесплатно подают. Сейчас это большая редкость.

Итак, всё началось очень давно в уютном курортном городке у Азовского моря, при Советах. Мы с Костылем решили провернуть маленькое мероприятие. Этакое болеро с препятствиями. Тогда-то и проявились наши характеры, и стало ясно, что предводителем дивертисмента быть мне. Нам заблажилось удрать от родителей и стать путешественниками. Раннее июльское утро ласкало бока пятиэтажкам. Путь наш пролегал мимо ржавой водокачки через сорняки окраины и затем по полевой дороге в сторону совхоза «Мичуринский». Что будет, когда мы вдруг бы добрались до станицы Должанской, в толк не бралось. Далее десяти километров вперёд наши мысли не простирались. Обоим смутно грезился Крым.

Костыль вилял сракой по кромке пустой асфальтированной дороги, а я забрался на кирпичный забор, балансируя руками и пританцовывая, и отстал. Когда я добросовестно завершил цирковой номер, пришлось долго бежать, чтобы догнать друга. Пашка всегда был ленив. А мне подобные тренировки обеспечили немалую фору в скачках на выживание, которые очень любят устраивать милицейские патрули.

Как только мы выбрались на оперативный простор, Костылю приспичило пожрать. Если бы вам знать, сколько перестрадал я от этой пагубной его зависимости. Но к делу. Я, учитывая умение анализировать и разрабатывать всяческие планы, начал уламывать Костыля потерпеть пока доберемся до совхоза, где предполагалось разжиться достойной хавкой. Костыль подошел к проблеме своего организма более чем деликатно. Он поволок меня на первый попавшийся огород. Там мы нарыли молодой картошки, закурили заготовленные впрок окурки и, уверенные в безнаказанности, прямо на месте преступления развели костер, чтобы запечь трофеи. Не тут-то было. Через полчаса нас сцапали двое обозленных мужиков, оказавшимися хозяевами опустошенных делянок и жертвами импровизированного налета, на что мы напропалую врали и плакали, прося пощады. Но мужики оказались нрава серьезного и сразу взяли нас на «арапа». И уже минут через двадцать мы зареванные были заперты в добротном сарае, до вынесения решения о карательных к нам мерах.

Костыль попытался влепить мне затрещину, выставляя меня виновным. Но я юлил ужом и умудрился увернуться от нахала, давая понять, что он больше виновен в провале операции, чем я.

Спустя немного, Костыль успокоился, безвольно уселся в самом сухом углу сарая и стал бессмысленно водить глазами. Я же напротив успокоения не обрёл и начал мучительно искать спасительную лазейку или плохо приколоченную доску. Сначала старания не принесли успеха. Сарай был очень качественно сработан; в таком, учитывая очень южное местоположение, и жить не грех. Если моими усилиями и обнаруживалась какая щель, то в неё просовывался только указательный палец или виделось голубое небо или же бурьян. Но, когда я обследовал крышу, оказалось, что и на эту «старуху» имеется проруха. Кровля была соломенной, а стропила беспечно редкими. В три минуты я забрался под потолок, ещё в пять минут мне удалось, выдирая солому, пробить брешь, сулящую беспрепятственный побег. Оставалось придумать, как поднять к дыре под крышу пухлого Костыля. Но в это время взбрендило зайти в сарай одному из карателей.

Здесь события понеслись с быстротою свойственной молнии. Вошедший чувак увидел набросанные клочья соломы, меня под потолком у зияющей дыры и в удивлении раззявил пасть. В это время Костыль подскочил и с несвойственной толстяку прытью метнулся в проем. В последствии он не раз удивлял меня поразительной резвостью для тяжеловеса. Пока неповоротливый дядька принимал тщетные попытки схватить за шиворот, а потом хотя бы догнать Костыля, я выбрался на крышу, высмотрел безопасный путь во вражеском лагере и преспокойно удрал.

Из-за необдуманного поведения взрослых в тот раз мы как-то быстро охладели к идее вести кочевой образ жизни. Поэтому остались верны традициям мелкого хулиганства и предавались этому занятию ещё года четыре, начав с того, что из мести подожгли злополучный сарай, ставший нам на полчаса тюрьмою. Это много позже судьба распорядилась так, что мы стали кочевниками поневоле. Поверьте, Муся, чистая правда, что всё движется по спирали, только каждый раз попадаешь на новый виток, хоть и в том же самом месте.

Гл.4

Как только мы достигли призывного возраста, на нас объявили охоту люди в погонах. Я всячески уговаривал Костыля не противиться и пойти служить в Армию! С восторгом я описывал другу преимущества службы, говоря, что там мы будем одеты, нас будут совершенно бесплатно кормить и что там много всего прочего, чем можно воспользоваться и даже поживиться. Но Костыль оказался строптивым и невозможно влюбленным в свободу, не менее чем я сам. Исходя из этого обстоятельства и, что мы давно примелькались преклонному возрасту и кассирам всех магазинов, нам пришлось оставить гостеприимное побережье и рвануть в Краснодар.

Устроились мы быстро. В Краснодаре великое множество теплых чердаков и заброшенных сараев. Летом, заводя знакомства с юными поварихами, мы бесплатно кормились в многочисленных столовых или же пробавлялись дармовыми обедами у виноградников и на полях с кукурузой, незаметно вливаясь в толпу сборщиков. Зимой нас спасали гастрономы и пьяные на вокзале и в парках. Кроме того, мы пронюхали, что для желудка очень полезно посещать дискотеки «кому за 30».

В этом месте, Муся, я вынужден сделать маленькое отступление. Не обессудь, но если я не выскажусь, то меня будет распирать чувство незаконченности сюжета. А к чему лишние переживания?

Я не говорил, что Костыль познал за свою жизнь только два пустяка? Тогда чтобы ты знал – первый пустяк это деньги, второй – женщины. Какой из них большее зло я не знаю, но полагаю, что, как зло, оба они друг дуга стоят.

Так вот, сначала Костыль познал второй пустяк. Первый он познал позже, когда нас чуть не расстреляли уральские бандиты.

В один из августов, в соседнем дворе с претензией на королеву района объявилась Ленка Пахотова. Она, конечно, уступала Ирке Воробьевой из четвертого подъезда, но Ирка была излишне высокомерной и на меня не обращала внимания. А Ленка позволяла дворовым мальчишкам женихаться и подбрасывать под свою дверь букеты цветов, надранные в городских клумбах. Нам было по пятнадцать и первым, по праву сильного, на её удочку попался Костыль. Он на неделю пропал из виду, но ходил слух, что он часами качает Ленку в её дворе на качелях, и даже несколько осунулся от страданий. Я не знаю, как там и что, только через неделю Костыль получил отставку. Все эти дни я скучал как никогда. Даже показалось, что стал терять квалификацию пройдохи и добытчика. Но всему приходит конец. Костыль переживал, это было видно. А я решил воспользоваться зеленым светом. Договориться с Ленкой о свидании оказалось дельцем плёвым. Я должен был прийти к ней во двор к одиннадцати утра, что и сделал. Этот день пролетел незаметно. Я шел по проторенной дорожке. Осчастливленный приёмом безотказной королевы я просто летал и не обращал внимания, что плечи болят от непривычной нагрузки – почти целый день я раскачивал качели с неумело кокетничающей Ленкой. На второй день, проснувшись, я выкатил из-под кровати полосатый арбуз и съел почти половину астраханской ягоды в прикуску с белым хлебом. Глянув на часы, чуть не онемел: – о Боже! без пяти одиннадцать. Опаздываю!

Скачками я рванул в желанный двор. Ленка уже устроилась на качелях. Отдышавшись, я оттиснул уже пристроившегося было на вакантное место шалопая, неловко испросил прощения и приступил к негласным жениховским обязанностям, а именно раскачивать Ленку. До двух часов дня всё шло без эксцессов. Принцесса бездарно кокетничала, а я краснел, порол чушь в ответ на ее расспросы и толкал качели. В четырнадцать ноль-ноль я захотел ссать. После опоздания оставить Ленку, да еще одну и при том, что вокруг нарезало круги не менее трёх жаждущих дружбы с нею балбесов, не представлялось возможным. И я принял единственно правильное таким обстоятельствам решение – терпеть до последнего. Но прошел час и я понял, что погибаю. Ссать так хотелось, что закружилась голова. Но русские не сдаются. Я начал всячески отвлекать себя и придумывать способы, чтобы свидание окончилось поскорее. Сначала я принялся из всех сил раскачивать качели, чтобы Ленку напугать или её затошнило. Ничего подобного! Через минут десять я задышал как паровоз и отказался от задуманного. Этой выдре всё было нипочем. Она только хохотала. Между тем у меня внизу живота появились рези, а в глазах временами темнело и мельтешили радужные кружочки. Я отчаянно сжимал ляжки и напрягал ягодицы. Когда подступало, вставал на цыпочки, делал глубокие вдохи и надолго задерживал дыхание и дрожал как тот бесхозный щенок Цуцик. Полагаю, у меня даже поднялась температура. Задрипанная же королева настоятельно требовала продолжения банкета. И я качал эту идиотку, про себя думая: – Ёпрст, да неужели же вы не ссыте? Неужто вы по-другому устроены. У-у-уй… Боже праведный… Мамочка-а… А-а-а! Четыре часа не ссать! Господи, откуда ты, чувырла, свалилась-то на мою голову? М-м-м-м… Боженька, дай сил не обоссаться перед этой чумой! Да чёж тебя не стошнит-то, зараза? А? По стольку качаться! У-у-уй… чтоб тебя… мама миа…

Моя душа рыдала похлеще, чем стихи Есенина на кровати с разбросанными левкоями. После, когда на зоне я читал за Отеллу, я понял, почему с таким остервенением он душил Дездемону. Мне тоже хотелось придушить эту пучеглазую лохудру. Ну, или отпустить такого леща, чтоб кувырком слетела с качелей, а потом послать подальше. Но мой пыл остужали трущиеся неподалёку придурки, и я умирал и терпел.

А Ленка вдруг примолкла и спустя пару минут заявила: – Ну, мне пора домой. До завтра.

И тут я вправду чуть не обоссался, только от счастья, что гадское испытание наконец закончилось. Как я добрался до удобоваримого угла, не помню. Но в тот раз я ссал так долго, что такого второго раза и припомнить-то не могу. В утоптанном черноземе струя выбила лунку десятисантиметровой глубины. Я потом несколько раз ходил смотреть на нее и каждый раз поражался возможностям человеческого организма. А вскоре её размыли дожди.

К Ленке я больше не пришел, нет. Перегорел. Но с тех пор, видя идущую навстречу парочку, в мучительном выражении жениха я всегда усматриваю дикое его желание послать подальше рядом идущую бестолочь в дамском обличии и как следует выссаться под ближайшим деревом.

Но вернемся к дискотекам. Как теперь известно, в обращении со вторым злом мы не были новичками. Не сказать, что мы шли нарасхват, но почти всегда находились две перезрелые особы, которые приглашали нас в гости. У них на столе всегда исходил паром наваристый борщ или тосковал диетический супчик, а это позволяло избежать раннего гастрита от привычной сухомятки. Надо отметить, что Костыль всегда ставил в тупик гостеприимных дам непомерным аппетитом.

Тут-то характер Костыля начал портиться. Я принципиально заступал за красную черту уголовного кодекса разве что не далее границ шестимесячного заключения. А вот Костыль всё, что предполагало менее трёх лет тюрьмы, перестал принимать во внимание. Из-за этого в нашем стане участились ссоры. Вскоре разногласия достигли пиковой отметки, и явно обозначился разлад. Я считал, что для достойного пропитания в городе имеется достаточное количество магазинов и киосков, а более всего многолюдный вокзал. А Костыль распробовал похабную силу денег и окончательно зациклился на неимоверном количестве гражданок пенсионного возраста. Он многозначительно заявлял: – Старых дур здесь лет на двести с гаком, а деньги всему голова.

– И не жалко тебе обирать немощную старость? – глумился над ним я.

– Им правители недавно надбавили, выживут, – парировал он, явно считая потуги государства своей законной добычей.

– Костыль, у тебя не совсем приличные манеры для чистого жулика, – продолжал я.

– Можно подумать президент намного приличнее и чище меня, – ржал он, – изучи его манеры повнимательнее, ха-ха-ха.

На это я не находил ответа и замолкал, ибо понимал, что Костыль много прав. Нечего сказать – наслушался по телеку политики паразит, пообтесался.

Закончилось всё тем, что Костыля взяли с поличным возле почтового отделения, когда он вырвал у старухи очередную сумку с пенсией. Который милиционер гнался за мной, шансов на поимку не имел вовсе, но я, оставаясь верным негласному воровскому уставу и не мысля жизни без Пашки, поддался служителю Фемиды и загудел по одной статье вместе с закадычным другом.

Срок был настолько смешным, что не оказал ни малейшего влияния на наши характеры, разве что самую малость. Одновременно это было и роковым обстоятельством, потому как у Костыля совсем не оказалось времени переосмыслить себя и как-то подстроиться под реалии. Наверное, тогда уже судьба Костыля порвала нить. Но разобрать этого возможности не было, так как грянули разбойные девяностые. Единственное, что мы вынесли из мест не столь отдаленных, так это взросление, немного ума, я – пару сломанных рёбер, а Костыль – выбитый зуб, татуировку и пять дополнительных кило к весу.

Из-за маленькой неприятности Краснодар мы сменили на Саратов. Жить стали на съемной хате, обзавелись магнитофоном, телевизором и впервые сменным бельем. Втихаря от товарища я разжился у цыган боевым пистолетом и патронами к нему и тоже заболел деньгами. Золотое время, когда мы стригли друг друга под бобрик, часами вымачивали трусы от бельевых вшей, продавали украденную из чужих сетей тарань, и Костыль устраивал банные дни на диких берегах реки, разведя сразу три костра, безвозвратно ушло, как и то, что нас одно время тревожил военкомат.

– Муся, отвлекитесь от вашей курицы и внимательно послушайте. Она не улетит. Я тебе скажу одну вещь. Бог есть. Можешь, конечно, не верить, но Он существует и к тому каждому даёт один раз шанс стать неслыханно богатым. Всё зависит от нас. Вы слышите? – от нас. Большинство пугаются внезапно свалившегося богатства, другая часть – просто идиоты. И только малая толика человечества умеет воспользоваться этим единственным шансом. Мы с Костылем были не робкого десятка. Но мы оказались кровными братьями той половины, которая именуется несусветными идиотами.

Теперь, Муся, можете чавкать с удвоенным усердием. Я вижу на тарелке нетронутое крылышко. Так кушайте на здоровье и услышьте о большой человеческой глупости.

А было так. Шел 95 год. В Чечне полилась кровь. Добывать пропитание становилось все тяжелее, а сесть за еду не имело смысла. Костыль стал недоверчивым и очень переживательным. Воры, насмотревшись на президента, споро меняли тонкое ремесло на откровенный бандитизм. Вскоре Костыль стал настаивать перебраться в Екатеринбург. Видно он что-то чувствовал. Учитывая умственное превосходство, я, взвесив за и против, быстро согласился. От пальбы лучше держаться подальше. Откуда мне было знать, что Урал в бандитских перестрелках не во многом уступит Грозному.

Как-то решили мы в один из ненастных вечеров поразбойничать на междугородней трассе. Нудно моросил неугомонный дождь. Мы думали остановить пару перспективных машин и вытрясти дамские ридикюли вызывающе одетых хозяек. Я занял позицию наблюдателя, а метрах в ста дальше от меня с внушительным бревном затаился Костыль. Предполагалось, что я оповещу Костыля взмахом руки, какую машину останавливать. Зачем я взял с собой пистолет и сам не знаю. Как назло трасса была пустынна, как руины города Калакмуль, а мы промокли до нитки.

Уже начинало темнеть, когда мимо меня на полном ходу пронесся «Камаз» с фургоном, а через пару минут на горизонте появился и второй. Сначала мне не было видно, но тут с визгом из-за него вынырнули две легковые машины и перерезали ему путь. Второй «Камаз» сманеврировал, пытаясь уйти от преследователей, но заюлил и свалился в кювет, как раз напротив Костыля. Легковушки остановились. Из них выскочила братва и воздух сотрясла оружейная пальба. Я оторопел. Не менее яркие впечатления переживал и Костыль, потому что впервые так близко услышал свист пуль. Со стороны свалившегося «Камаза» также засверкало и забухало. Оттуда тоже кто-то стрелял. В это время, поднимая водяную пыль, мимо пронесся третий «Камаз». Как началась, также внезапно и прекратилась пальба. Это невероятно, но все участники, за исключением одного, оказались мертвы. Раненый бандит корчился от боли у лежащей на боку фуры. Я с опаской подобрался к Костылю и шепотом окликнул его – Ты жив?

– Да, – прошептал он, – что там?

– Не знаю, один раненый, а остальные того.

– Айда посмотрим.

– Айда.

Но только мы приблизились, как раненый придурок перевернулся и, направив в нас автомат, дал очередь. Костыль присел, а я, поддаваясь животному инстинкту, выхватил пистолет и произвел единственный выстрел в грудь стреляющему. Выстрел оказался точен. Бандит был сражен наповал.

– Надо сваливать, тут много трупов – трясясь словно кисель, заключил Костыль, – Хилый, а ты где это взял? (это он о пистолете, но я промолчал).

– Да вижу что много, но надо глянуть, что в фуре, и валим – клацая зубами, нетвердо произнес я.

Костыль запустил в убитого камень, затем второй. Ничего не произошло. Тогда, несколько осмелев, он спустился в кювет и открыл дверной запор. Из фургона посыпались зашитые мешки, по всему весом под полсотни килограмм. Напарник распорол один из них перочинным ножиком и восторженно прошипел: – Деньги! Здесь полно денег!…

Что нам оставалось? Больше одного мешка каждый унести не мог, а с машинами до этого мы дел не имели. Единственным решением было выбрать те мешки, где были уложены купюры покрупнее, и, пользуясь погодой, смываться пока не поздно. Так мы и поступили.

Недолго размышляя, мы пробрались к железнодорожной сортировке. Там уложили ценный груз в товарный вагон с металлоломом, предварительно набив карманы деньгами, и стали ждать отправления поезда. Нам было все равно куда ехать. Наш опыт и ремесло позволяли с успехом обустроиться даже на Луне и за Полярным кругом.

Но судьба сыграла с нами злую шутку. Мы разбили лагерь под стеною заброшенного строения и не слишком далеко от состава, чтобы в случае чего можно было заскочить в тронувшийся вагон. Но из-за пережитого стресса прикорнули. Знаешь, Муся, хоть это и забавно, но все же очень неприятно палить в живого незнакомца и еще неприятнее, когда он просто так пуляет в тебя из автомата. Мы проснулись, услышав грохот трогающегося состава. Как сумасшедшие мы подскочили и, прилагая немалые усилия, забрались в набирающий ход вагон. Спустя минут пять стало понятно, что это совсем не тот вагон и тем более не тот состав, который нам нужен. Но было поздно. Скорость была таковой, что любой рискнувший спрыгнуть не имел ни единого шанса остаться в живых. Мы покорились судьбе. Наши денежки помахали нам на прощание невидимой ручкой и впоследствии, по всему, попали в более удачливые грабалки. Хорошо хоть, что у нас хватило ума набить деньгами карманы.

Так мы с Костылем очутились на Дальнем Востоке.

Гл.5

Поверьте, Муся, обратно вернуться мы могли запростяк, это ничего не стоило. Подобное недоразуение слишком примитивно, чтобы переживать. Но тогда нас укрывала глубокая ночь, и кроме того, Костыля гнало вперед нечто мне тогда непонятное. Он не пожелал ни Саратова, ни Краснодара, ни Кишинева, а Урал вызывал в нём чувство тревоги и брезгливости. Все мои предложения он в категорической форме отверг. Когда я заикнулся о тихих городках, разбросанных по Золотому кольцу, он зло выругался.

Собственно, мне было как-то по барабану, куда занесет нас нелегкая. Я принял Пашкину сторону, а сам всё думал, что вот обнаружится моя пуля в убитом и что тогда? Понятно, что органы завалены более важными делами. Ясно, что до меня дела мало, но ведь криминалисты не пропустят и опера начнут рыть. Пулю так не оставят. Да и два пропавших мешка с деньгами далеко не пустяк. Еще неизвестно, как они себя явят миру. Более того, на моей шее усядется адвокатишка, выискивающий за мой счет в деле золотое зернышко, которое, по его мнению, должно будет значительно сократить срок заключения. Но мне и так хватало забот с испортившимся Костылём, а нахлебники в мои планы не входили. Мой «Боливар» двоих не вынес бы.