#LiteraNova. Сборник

Один за другим мои братья быстро окончили свою короткую жизнь, оставив после себя много ярких следов. Чёрный оказался последним и рассказал мне на прощание, что Он впервые нарисовал человечка и цветок. Когда не стало и чёрного, я остался один в нашей коробке, отточенный единственный раз и почти не изведавший радости общения с бумагой.

Потом рядом с моей коробкой в столе появилась огромная глянцевая упаковка с сорока восемью иностранцами. Эти родственники откровенно презрительно относились ко мне, ведь я уже давно никому был не нужен и забыт в дальнем углу ящика. За иностранными карандашами появились другие и новые, за ними вольготно расположились фломастеры, затем набор акварельных красок с кисточкой, а через несколько лет все ящики были завалены толстыми маркерами и баллончиками с краской. Те даже презирать меня не хотели, они просто меня не замечали, ведь я для них был чужой. Много их перебывало в нашем столе. Но и они уступили своё место масляным краскам, множеству кистей и широченной самодовольной палитре. Наш старый стол наполнился приторным запахом олифы и резкой вонью растворителей. Все смотрели на меня и мою стареющую коробку кто с удивлением, кто с усмешкой, как на какую-то древность.

Прошло много лет, но однажды из забытья меня вывел яркий свет, хлынувший в темноту моей потрёпанной измятой коробки. И, о чудо! Я узнал Его руку! Это была уже не та детская ладошка, а рука опытного художника. Она стала большой, сильной, натруженной. Но я узнал её, ведь именно она познакомила меня когда-то с бумагой. И вот мы вновь встретились – с бумагой, с рукой, с НИМ.

Несколько пробных штрихов, пара чётких овалов, жирная точка. Я ещё не верил своему счастью, когда из-под моего грифеля выходили уверенные линии карандашного наброска. Рука мастера не терзала меня, не крошила, не ломала сильным нажатием. Я понял, что Он меня бережёт, теперь я ему понравился.

Очень часто во сне я видел один и тот же сон, как Он одним мною рисует удивительные цветные картины. Как часто и безнадёжно мечтал я об этом наяву. И вот оно! Сбылось! Оказалось, что мой грифель может изобразить и непроглядную тьму ночи, и серую пелену тумана, и яркий луч Солнца. Он рисовал мною и алые маки, и бирюзовое небо, и изумрудную зелень полей. Картина огненно-рыжего заката сменялась серебристой лунной дорожкой на сапфировой глади озера. Но удачнее всего получался дождь и волны. Я и сам не ожидал в себе такой богатой палитры. И хотя это были только оттенки серого, Его талантливая рука наполняла их таким светом, что в рисунках можно было распознать все цвета радуги.

Я прожил дольше моих братьев. Он бережно относился ко мне даже тогда, когда я жалким огрызком уже не помещался в руке. Художник расколол остаток моей деревянной оболочки и раскрошил грифель в порошок. Растёртый по листу бумаги я превратился напоследок в пышные грозовые тучи, пронзённые дерзким росчерком молний. Это был мой последний рисунок, но я счастливым уходил из жизни.

Я успел сделать многое. Мне тоже посчастливилось оставить после себя яркий след.

Путешествие из Петербурга в Москву…

через Сибирь

Четыре года прошло с тех пор, как я отважился путешествовать по нашей необъятной стране. Поездки в Москву и обратно я не считаю.

Так вот, вновь поездом, но теперь в августе и немного другим маршрутом. Приятно удивил плацкартный вагон фирменного поезда Санкт-Петербург – Новокузнецк. Новый, чистый, с кондиционером и вакуумными биотуалетами. Правда, один из них сломался в первый же день поездки, и очередь увеличилась вдвое. Но это, я вам скажу, пассажиры сами виноваты. Ведь предупреждали же: «Ничего в унитаз не бросать!» Ну, а в остальном ехали вполне прилично. Прошлый раз ехали в купе, но теперь такое удовольствие не по карману. РЖД задрал цену так, что на самолёте дешевле. Снова за окнами мелькали леса, реки и заброшенные поля. Большие города и малые посёлки светились во тьме, а оставленные жителями деревеньки взирали грустно на проносящийся поезд пустыми проёмами выбитых окон. Буйная зелень хоть и очень старалась, но не всегда скрывала следы жестоких лесных пожаров. Пару раз и нам пришлось проскочить через дымовую завесу. Жара этим летом стояла несносная (кроме Питера), да и людское сознание не стало лучше, вот и пожирает огонь белоствольные берёзки и корабельные сосны.

Изменилось немногое, но в лучшую сторону. Бросаются в глаза огромные дачные посёлки вокруг городов. Сроится много новых домов, а старенькие отделаны современными материалами. Вдоль автомобильных трасс выросли новые АЗС и мотели. Исчезли груды ржавого металлолома вдоль дорог. Скорее всего, местные жители сдали их в скупку металла. Всё хоть какой-то заработок. Ведь ни для кого не секрет, что в провинции с работой дело обстоит не лучшим образом, да и зарплаты на порядок ниже, чем в столицах (я имею в виду зарплаты простых работяг, а не тех, кто действительно владеет всеми богатствами России). На станциях народ чем только не торгует, хотя торговля с рук на перронах запрещена. Но опять же, заработать всем хочется.

Как перевалили Урал, картина несколько изменилась. Бескрайние просторы Сибири размывали следы нашей европейской разрухи. Ну, это и понятно, плотность населения совершенно разная. И поезд останавливался гораздо реже. Только и оставалось любоваться пейзажами из окна вагона. А любоваться было чем. Всё же красивая наша страна. Какие просторы! Какая мощь!

Величественный, в стиле сталинского ампира, вокзал Новосибирска принял нас в свои объятия ранним утром, а обычная маршрутка, по цене выше Питерской, отвезла на автовокзал. Списанный десяток лет назад где-то в цивильной Европе автобус с разбитым лобовым стеклом, поглотил в своё чрево полсотни человек, и, поскрипывая обшивкой, да громыхая подвеской, поскакал по федеральной трассе на юг. Дорога, я вам признаюсь, даже очень ничего. Не германский автобан, но всё же… Но шесть часов в жестяном «ведре» без кондиционера при плюс тридцать пять – это знаете ли не каждому южанину по нраву, а уж тем более «замороженным» жителям Питерских болот…