Пища

В доме не было принято говорить о Башне, поэтому Настоятели старались держать языки за зубами в отличие от Кухарки, которая долго инструктировала Алису.

– И помни, никогда не подходить к решёткам слишком близко. Если кто-то из них тебя схватит, то уже не отвертишься.

– Почему они там? Почему не в тюрьме?

– Тюрьма бы не приняла бы их. Они просто больны, потому и опасны. Из-за этого Старший Настоятель держит их в Башне.

– Чем они больны?

Алиса мало что поняла, но стала еще осторожнее ступать по святой земле, еще тщательнее мыть руки после прикосновения к решеткам, и еще крепче сжимать ножик.

– Главное – ничего не бойся. Думаю, скоро тебя вернут на кухню и больше не придется таскать еду в Башню.

Она не боялась. Предвкушала, поднимаясь по ступенькам, волоча за собой тяжелый контейнер с брякающей посудой. Еда была куда хуже той, что подавали Настоятелям и даже немногочисленной прислуге. Беднее. В небольшой железном котелке плескалась рыбная похлебка с единственной мелкой и тощей рыбешкой, плавающей там, словно в зловонном аквариуме.

Охранник зажал нос пальцами, проверяя котелок, а после – выдал Алисе тележку и отправил по камерам. Работы была простой и естественной, требующей лишь отстраненности мыслей, котелок, черпак, да миску. Аккуратно поставить возле решетки, да поглядывать, как бы чего не случилось. Понятная работа. Что тут не понять.

Алиса старалась делать все быстро и не смотреть. Ни в коем случае не смотреть на обитателей камер без окон. Темниц. Заключенные представлялись ей средневековыми пленниками, ждущими своего часа. Участи, небрежно болтающейся на тонких пальцах палача.

Порой, она все же бросала кроткий взгляд вы темноту, замечая блеклые отблески света на грязных и кривых пальцах рук. Грибок на ногах, торчащих из-под одеяла Тяжелое дыхание.

Страх граничил с любопытством. Страх был нарушителем границ. Он всегда сильнее. Старше. Мудрее. Алиса подчинялась ему и смотрела на обитателей другой стороны решетки, как можно реже.

– Завтракать!

Охранник поднялся из-за стола, вытаскивая резиновую дубинку. Шаги у него были медленные и короткие. Ленивые. Будто кто-то подталкивал его в спину, вынуждая шагать вперед.

– Вставай, мразь!

Гул от ударов по решетке стоял такой, будто звонил колокол. Хлесткие удары. Давно выверенные.

– Кому говорю, вставай! Жрать подано!

Заключенные зашевелились. С грязными спутанными волосам, завернутые в одеяла, они выползали на свет, точно жуки. Тянулись дрожащими руками к мискам с похлебкой.

– Ну, что? Нравится? Больше Дядюшка Карл не будет таскать вам жратву.

Он улыбнулся и присел на корточки возле одной из камер. Суховатый старик по другую сторону уплетал похлебку, не пользуясь ложкой. Мутная жидкость стекала по седым волосам на лице.

– А, старина Гали… Ну, как? Жрать можно?

Старик смотрел в пустоту.

– Повкуснее, чем мои пальцы?

Дядюшка Карл поднял левую руку. На месте трех пальцев красовался длинный, рассекающий запястье, шрам. В этот раз улыбнулся старик.

Вскоре Алиса начала собирать тарелки. Отдавали их с неохотой. Будто расставались с любимой игрушкой. Дядюшка Карл иногда колотил по решетке, наслаждаясь тем, как заключенные вздрагивают и визжат. Некоторые кидались в самый темный угол камеры и, зажав уши, вопили, заглушая свой «колокол». Другие – судорожно метались по камере, что-то бурча

Лишь один просто сидел и смотрел. Молодой. Куда моложе всех остальных. Что-то было в его взгляде. Смирение. Надежда. Отстраненность. Что-то заинтересовавшее Алису.

9

– Он давно здесь?

– Кто?

– Мальчик из Башни.

– А что, там есть мальчики? Я думала, только старики.

– Да нет же. Там был мальчик. Лет пятнадцать, не больше.

Кухарка все поняла, но побоялась отвечать, ведь тот, о ком говорила Алиса, был уже вовсе не мальчиком. Она и сама не знала, как правильнее его назвать. Впрочем, этого никто не знал, поэтому и старались не упоминать его. Ощущение было такое, что имя мальчика несло собой все беды, что когда-либо сваливались на голову человечества.

Со стариками, вроде Гали, было куда проще. Понятнее. Сумасшедший в кругу сумасшедших являл собой самое яркое проявление нормальности.

– Ты видела Гали?

– Да, охранник говорил с ним. Это правда, что Гали откусил ему пальцы?

– Правда. Это произошло лет пятнадцать назад

– Ты уже была здесь?

– Да, в Доме я уже почти сорок лет…

– Так долго.

Кухарка перемешала бульон в котле и добавила специи. Задумчиво. Разговор был для нее фоном. Шумом, заполняющим и заглушающим треск костра под котлом. Алиса еще что-то говорила, но Кухарка почти ничего не слышала. Только шум, похожий на биение птичьих крыльев в руках того мальчика. Да и не мальчик он вовсе. Похож на мальчика. Уже лет тридцать, как похож.

Кухарка помнила себя другой. Моложе. Красивее. Она нравилась себе куда больше, но тогда просто не обращала на это внимания, принимая, как должное. Как что-то соответствующее месту и времени. Ей нравилось то, как не нее смотрели охранники. Оценивающе. Признавая превосходство. Как поглядывали Настоятели.

Как на знамение.

Ей казалось, что Алиса похожа не нее, но мысль быстро была отброшена. Хватило и беглого взгляда в сторону Алисы, пьющей чай, чтобы понять. Она не такая. Не похожая. Любопытная. Вопросы для нее куда важнее ответов на эти вопросы.

– Так, кто он такой?

– Кто?

– Тот мальчик.

– Его зовут Том.

– Том?

Она выдержала паузу, растягивая буквы.