Избранные. Тёмное фэнтези и хоррор

– А то! – Эрил смекнул, что девочка повелась. – Ползают по деревням, людей пожирают.

Пересолил, похоже. Мила задрожала, как лист на ветру, сильнее в рубаху его вцепилась.

– Я видела, я знаю! У нас в подполе одна пиявка живёт! В углу! В темноте её не видать, но я чувствую, она там лежит, шевелится! Скользкая! И большая, как телёнок.

Надо расхлёбывать кашу, понял Эрил. Иначе сестра устроит истерику.

– Не может пиявки быть в подполе. Она бы не добралась до нас. Тот город далеко был! Через полсвета она бы сюда не приползла!

Но Мила, как всегда, заупрямилась.

– Приползла! Приползла! И сидит там, и ждёт, чтобы нас съесть!

– Неправда, – вздохнул брат, опустил вёдра на землю, чтобы передохнуть. – Отец же там день и ночь работает, его она не съела.

– А вдруг слопала и теперь им прикидывается? А вдруг?

Эрил сообразил, наконец, что лучше молчать, чем спорить. Мила быстро успокоится, если он не будет ей возражать.

Чудно, ещё час назад брюхо зверя не доставало до верхушек деревьев за огородами. А сейчас, если прислушаться, слышно, как трещат ветки на самой границе деревни. Будто там невидимый дровосек топором орудует, работу зверю облегчает. И красиво, и страшно. Больно представить, что скоро совсем не станет деревни, не станет их домика на пригорке, и шалаша у забора, где они с сестрой часто по ночам друг друга пугали. И всего мира, может, не станет. Только зверь один на всём свете останется. А они, как жуки огромные, под землёй будут ютиться. Пока еда есть. А закончится, их тоже не станет.

Грустно, противно стало от этих мыслей. Сердце защемило, глаза начало щипать. С трудом Эрил проглотил горький комок в горле, подхватил вёдра, зашагал к дому. Столько всего надо успеть, заготовить к подземной жизни. Спрятать вещи дорогие от зверя проклятого. Попрощаться со всеми.

Мальчик спохватился вдруг. А с кем прощаться? Все же почти уехали. Остались старики, да несколько бедных семей, у которых лошадей нет. Так он брёл и думал, и не сразу почувствовал, что сестра его за штанину дёргает.

– А, может, пиявку огнем сжечь? Напугать, она сама убежит?

– Чего? – Эрил будто вынырнул из сна беспокойного. – Зачем огонь? Ты маску свою надень, ту, что с клыками. Пиявка тебя испугается, не станет трогать.

Мила что-то ещё говорила. Про то, что в подполе можно прорыть нору. И в подземную страну попасть, где живут гномы. С ними поселиться и не бояться никакого зверя. Эрил её не слушал. Издалека он завидел, что у ворот дома стоят отец с матушкой.

– Вот вы где? – хором закричали они. – Мила! Куда убежала?

– Я с братом, на ручей, – пролепетала сестра.

– Дома сидеть! – рявкнул отец. – Никуда не ходить! У Лютичей старший давеча полез за огороды, на болото! И утонул!

Слова, будто стебли крапивы, всё нутро обожгли.

– Как утонул? – изумился Эрил. – Я же утром с ним ещё виделся.

– Так утонул, – подхватила матушка. – Коза у них убежала на болото, он за ней! Увяз, говорят, кричал! А никто не услышал! Спохватились, его и нет уже! Только сапог на берегу лежит!

И воздух словно загустел. Дышать стало трудно. Эрил с трудом вёдра поставил, прислонился к воротам. Хотел заплакать, и не мог. Не было слёз.

– Это потому что они уехать решились, вот и наказал их бог, – проворчал отец. – Говорил же, оставайтесь!

– Да нас всех бог сполна наказал, когда тварь эту к нам спустил, – матушка глянула наверх, тут же опустила глаза, словно боясь, что зверь услышит и накажет.

Вспомнились Эрилу лица Лютичей. Спокойные, безжизненные, будто маски глиняные. Не могут так родители смерть сына принять спокойно. Значит, не умер. Не умер!

– А как же бабка их? – запищала сестра. – Рожна? Они её оставили?

– Оставили, – кивнул отец. – Она своё пожила, ей умереть не страшно, пусть раньше срока. А им только мешать будет. Хотя, даже без неё…

Он осёкся, замолчал, увидев слезы на лице Милы. Помрачнел, притянул её к себе:

– Главное, что мы живы. Запомните. И друг друга беречь надо. От них, – махнул рукой в сторону воришек, что уже по чужим домам шарились, – и от него, – на брюхо зверя показал.

Так и стояли они, не зная, утро сейчас или вечер, а люди торопились на восток, где, по слухам, не было зверя. Казалось, умирала деревня. И только ветер кружил пыль на улицах, и заборы гнулись под его свирепым натиском.

– Идём, – нарушила молчание матушка. – Много ещё работы. Сегодня в подполе будем спать. В любой момент зверь может придавить.

Эрил подхватил вёдра. Кивнул домам брошенным, будто прощаясь заранее. И во двор пошёл.

А на границе деревни рухнуло дерево. Сначала одно, за ним второе. И третье…

II.

Эрил не сразу понял, что его разбудило. Поднял голову, стряхивая, будто паутину, остатки сна. Всю ночь кошмары докучали, не давали спать спокойно. Снилось, как брюхо зверя разверзалось над деревней, и существа из него сыпались. Чёрные, скользкие. С руками длинными, зубами острыми. В каждый дом, каждый подпол забирались, и рвали там людей уцелевших на части, на лоскуты кровавые…

Вот, снова! Что за звук? Блеянье? Коза? Не может быть! Утонула же в болоте! Нет, неправда! Ходит сейчас по улице, кричит жалобно. Потеряла хозяев, понять ничего не может.

Мальчик поднялся с лежанки. А что, если её к себе забрать? Будет молоко давать. Сестра любит молоко. Все его любят. А не станет еды, можно на мясо козу пустить. Только поймать её надо, привести.

Он оглянулся. Родители спали в дальнем углу. Матушка дышала ровно, а отец сопел беспокойно.

Мила ворочалась во сне, отбивалась от кого-то. От грязной лампы по стенам тянулись бесформенные тени. Плясали, будто праздновали чего. На стенах висели вязанки чеснока, лука и разных трав. В потёмках все они походили на дивные щупальца, что росли прямо из земли.

Думал Эрил, так и ничего не решил. Разбудить родителей? Сказать про козу? Не пустят же, и сами не пойдут. А если он, пока спят, один всё сделает? Отец похвалит, сестра знать будет, что брат у неё храбрый. И не боится всяких там пиявок.

Осторожно, чтобы не шуметь, прокрался к дверям. Прислушался. Ветер гудел, коза блеяла. И точно плакал кто. Эрил отодвинул верхнюю задвижку. Помедлил, и нижнюю отодвинул. Оглянулся на спящих.

– Я быстро, – пообещал зачем-то. Отворил дверь. Выглянул наружу.

Умерла деревня совсем. Дома пустыми чёрными глазницами смотрели на него, словно на добычу. Холодно стало. Боязно. А брюхо-то, брюхо над головой! Эрил ахнул от изумления. Будто тесто оно, которое из тазика вывалилось, и всё разрастается. Уже крыши домов скребёт. Скрипит черепица под его весом.

Коза, как назло затихла. Где же она? Верно, у Лютичей по двору ходит. Мальчик прикрыл дверь, серой тенью побежал от своего дома к соседскому. Калитка, с петель сорванная, лежала у дороги. Внутри, у крыльца, одежда рваная пестрела повсюду. И тут, видать, поживились воришки. Да где же эта животина крикливая?

Не было её во дворе. Неужто, в дом забежала? Эрил поежился, глянул в утробу тёмную, где сундуки с вёдрами стояли. Сжал зубы покрепче, чтобы не дрожали, шагнул вперёд. Уже когда вошёл, пожалел, что оружия с собой не взял. Вдруг воришки? Нет, убежали, наверное, схоронились под землёй.

– Коза? – позвал Эрил. Голос казался чужим, хриплым. Каким-то старческим. – Коза?

Стук копыт, звон колокольчика. В комнате она! В комнате… Там, где бабка Рожна лежит, роднёй брошенная. Живая ещё?

Он раздвинул шторы цветастые, заглянул в бабкины покои. У стены кровать высилась. Одеяла и простыни, точно гребни пенные, на кровати топорщились. А бабки и нет. Знать, увел её в церковь кто-то из деревенских.

А вот и коза! Сидит в углу, язык показывает. Верёвка на шее болтается, вся шерсть в репье колючем. Не утонула, значит. Тогда и Вито…