Избранные. Тёмное фэнтези и хоррор

Света отвлекла Стаса на какие-то секунды, но их хватило, чтобы тварь пришла в себя, а юркие стебли и прутья, сцепляясь друг с другом, частично восстановили выбитую конечность.

Когда, спохватившись, человек развернулся, чтобы продолжить битву – шансов у него не оставалось. Сотканная из сотен разных растений ступня толкнула его, опрокидывая на спину, а затем, сплетясь у основания в подобие копья, прошила насквозь – как это делают древесные корни, которые на пути к земле легко прогрызают даже самые твердые камни.

* * *

Спасли Стаса божий промысел, инфаркт бабы Вали и антинародная политика Кремля, направленная на разрушение системы здравоохранения. Если бы не последняя, то в городской больнице Тутаева, городка на пятьдесят тысяч жителей, никогда не закрыли бы кардиологическое отделение, местным «сердечникам» не пришлось бы ждать скорой из Ярославля, а возвращающиеся из шестидесятикилометрого путешествия за очередной жертвой инфаркта медбратья не натолкнулись бы на умирающего у обочины Стаса. Именно они спугнули потустороннего убийцу и спасли молодому человеку жизнь.

Полученных Стасом ран хватило бы, чтобы отправить на тот свет двух человек, но смерть обошла его стороной. Спустя два месяца после автокатастрофы он пробудился в стационаре Ярославской областной клинической больницы. Вырвавшись из комы, нечленораздельно крича и пугая медсестер, Стас упал с кровати. Раны не раскрылись, но болели адски, а сам молодой человек извивался так, словно хотел сбросить с себя всех демонов преисподней. Усмирили коматозника лишь дюжий санитар, мощными руками приковавший смутьяна к постели, и юркая медсестра, изловчившаяся вколоть успокоительное.

Повторное пробуждение вышло не таким бурным, и медперсонал вздохнул с облегчением.

Медленно Стас восстанавливался. Пробитые насквозь легкие очистили и залатали, но дышалось все равно с трудом. При этом убитый горем пациент старался ни с кем не разговаривать, держал боль в себе, и на все вопросы о произошедшем отвечал уклончиво или ссылался на дырявую память.

Ни врачи, ни родные, ни, тем более, представители силовых ведомств из него слова не вытянули. Во-первых, рассказы о гигантских тварях из веток – прямая дорога из одной палаты в другую, из которой можно никогда не выбраться. Во-вторых, очень уж не нравилась Стасу манера, в которой с ним общались полицейские и люди из ФСБ.

– Вы точно ничего не помните. Может что-то необычное?

– Что именно?

– То, что находится за рамками вашей рутинной жизни.

В этот зимний день Стаса допрашивал высокий костлявый мужчина с жидкими усиками. Пациент сидел на кровати – спину подпирают подушки, ноги укрыты одеялом – и, скрестив на груди руки, отвечал, стараясь не замечать стеклянных, как у змеи, глаз посетителя. Доверия он ему не внушал.

– Все что происходит с нами – происходит в рамках «рутинной жизни», – твердо ответил Стас. – Никакой другой жизни я не знаю. Даже побывав в коме, света в конце тоннеля не разглядел.

– Тогда вы не возражаете, если я приду к вам через две недели? – спросил представитель закона. – Может, к тому времени что и вспомните.

– Может, и вспомню.

– Вы же знаете, как много значит информация для раскрытия дела. Любая. Ваша жена погибла при странных обстоятельствах… голову нашли в нескольких метрах от тела, дочь пропала. Похититель должен понести наказание. Сами понимаете, нельзя такому человеку – или нечеловеку – разгуливать на свободе. Это всегда новые жертвы, паника в обществе…

– Насколько понимаю, ни одна газета, ни одно СМИ не озвучило трагедию моей семьи – о какой панике идет речь?

– Встречаются в наше время социально ответственные журналисты, – развел руками дознаватель.

Потеряв над собой контроль, Стас в очередной раз сцепился с ним взглядом.

Что скрывалось за этими змеиными глазами? Мысль о том, что Стас – психопат-убийца, который прикрывается амнезией? А может, дознаватель наоборот – хорошо знал, что произошло и просто хотел убедиться, что Стас это видел? Структура его вопросов указывала и на такую возможность. Но зачем? Вопросов больше чем ответов, а осторожность еще никому не вредила.

Пока Стас лежал в коме, ему исполнилось тридцать. Обычно к этому возрасту люди набираются опыта, становятся сообразительнее. Стас действительно поумнел, особенно – после сентябрьского события на автодороге. До самой смерти он будет начеку: никакого дурмана, веселья и праздности, разучится расслабляться, полностью откажется от спиртного и безмятежного образа жизни.

Теперь ничто не застанет его врасплох – даже когда перед ним настежь распахнутся врата ада.

* * *

Почти десять лет Стас потратил на то, чтобы найти место, где укрывали его дочь.

За прошедшие годы он потерял работу, друзей, квартиру, которую продал, чтобы расплатиться с долгами. Из перспективного молодого инженера, проектировщика инновационных тепловозных двигателей с Тутаевского моторного завода, он превратился в пугало – городского сумасшедшего.

Безработный, живущий на съемных комнатах, нередко небритый, он стал антипримером для подрастающего поколения. Заприметив его на улице, дети хихикали, их мамаши, перемывая ему косточки, жалели «бедняжку», а мужчины старались и вовсе не вспоминать о нем. Многие считали, что бесцельная жизнь Стасу в тягость и лучше бы он умер там, на автостраде – вместе с горячо любимыми женой и дочкой.

Только на самом деле цель у Стаса была – цель всей его жизни. И он никого не спешил хоронить.

Что-то подсказывало ему, что его дочь жива. Он чувствовал это сердцем, которое верило в чудо, несмотря на течение лет.

Он часто видел ее во снах. В них она звала отца и плакала в окружении монстров, собранных из веток, слепленных из грязи и даже – каких-то невероятных созданий из плоти и крови. Таких тварей не смогло бы придумать ни одно, даже самое больное человеческое воображение, а больным себя Стас не считал. Поэтому верил, что его сны – пусть и не полное, но все-таки – некое отражение реальности, а его дочь жива и ждет возвращения папы. Ждет где-то.

В первые годы поисков Стас исколесил всю страну и даже выбирался за ее пределы, пытаясь выследить того, кто похитил его дочь. Он пролистал тонны желтой прессы с так называемыми свидетельствами тех, кто сталкивался с потусторонним, посещал места «контакта» с демонами, их предполагаемые логова, разговаривал с «очевидцами». Шарлатаны, сказочники, просто сумасшедшие, журналисты-лжецы… – вот с кем приходилось иметь дело.

Но Стас не сдавался, и на шестой год странствий судьба улыбнулась ему.

Он тогда объезжал деревни Хабаровского края: в одной газете вычитал, что где-то неподалеку испокон веков обитают кэльпи – водяные лошади, которые забирают детей на дно озер. Что делали ирландские мифические существа так далеко от матушки Европы – Стас не знал, но проверить местность не поленился.

Обычно во время поездок он прикидывался собирателем фольклора, ученым или сказочником. Но на этот раз, когда девяностолетняя знахарка из деревни Самошкино спросила – зачем ему все эти небылицы, он ответил достаточно откровенно:

– Одного близкого мне человека похитило существо с того света. Хочу найти его.

Они сидели за столом просторной кухни, пахнущей старым деревом и сушеными травами – прямо напротив холодной деревенской печи – белой и высокой – под самый потолок. Открытые на яблони окна впускали свежий воздух. Гость и хозяйка пили травяной чай.

Почему-то Стасу показалось, что с этой женщиной можно поделиться чем угодно.

– Он пропал здесь, под Хабаровском?

– Нет. Вообще-то, под Ярославлем.

– А почему ты его здесь ищешь, если он пропал совсем в другом месте?

Этот вопрос несколько озадачил Стаса. Вся его система поисков основывалась на неверном посыле? Ну уж нет. Он отхлебнул из чашки.

– Я прочитал много краеведческой литературы, газет. Мой случай уникальный. Больше ничего такого под Ярославлем не происходило.

– А потом про твой случай, когда он произошел – написали в газетах? – осторожно спросила старая женщина и, поставив чашку на блюдце, заглянула ему в глаза.

Внутри Стаса все похолодело. Но хозяйка и не ждала ответа – словно знала его наперед.

– Там, где никто не говорит о золоте – не значит, что золота нет, – отметила она и, подумав, добавила, – Ты ведь не всем рассказываешь о цели своих поисков, вот как мне – напрямую?

– Нет. Не всем.

– И никому не рассказывай. Особенно в Ярославле. Это нечистое место. Одно из самых темных на земле, – подчеркнула знахарка. – Древняя нечисть там особенно сильна.

– Сильна?

– Как ты думаешь, что означает герб этого древнего города?

– Медведь с секирой? Ярослав Мудрый зарубил медведицу в лесу…

– Забудь об этом. Этот символ значительно древнее этой глупой легенды, – оборвала Стаса хозяйка. – Он куда древнее любых городов. И медведь на нем не жертва, а палач. Он питается кровью, они питаются кровью.