Изморозь. Два детектива под одной обложкой

– Вот то-то и оно, – Исайчев кратко рассказал бывшему однокурснику о событиях, предшествующих самоубийству Мизгирёвой.

– Да-а… – задумчиво, растягивая слово, произнёс майор, – девка-то она Соня Полушкина с вывертом, непростая девка была. Если что не по ней выкрутит шкуру наизнанку, а своего добьётся. Мы вместе росли, я на класс постарше был… Леля она себе в собственность, ещё с детского сада наметила. По пятам за ним ходила. Он какую-нибудь девчонку к берёзкам ведёт, целоваться, а она за ними по кустам на брюхе ползёт. На следующий день девчонка битая в школу приходит, за каждый поцелуй по синяку! Так, всех в Хвалыне от него и отвадила. В Сартов погналась, там упустила… Говорят, последняя его пассия, на которой он жениться собирался таких ей тумаков отвесила, что Сонька три дня из комнаты в общежитии не выходила, раны зализывала. Но умница была, школу с медалью закончила.

– Тимофей, что можешь сказать о брате Игната Островского? Кажется, он в этом деле засветился…

– После смерти матери Игнат забрал Славку. Жил мальчишка с ним до самой гибели, а потом, обретался у несостоявшейся невесты Леля. Она его не отпустила, пока он в школу ходил. Невеста Леля цирковая гимнастка, а Славка после школы в юридический институт поступил. Год проучился и бросил, ушёл на озеро Байкал к бурятам, потом говорят в Монголию перебрался, а уж потом в Тибет. Там прибился к монастырю, толкуют вроде веру поменял. Приехал первый раз в Хвалынь полгода назад, погостил недельку, могилки матери и брата поправил и опять сгинул. Куда? Никому не сказал. Планами на жизнь не делился. Бабки на лавочках говорят, что вроде недели две назад опять заезжал, но мои хлопцы данную информацию не подтверждают. У Островских здесь дом. Сонькин брат за ним приглядывает. Борька хороший парень, но пьющий. Мать ничего поделать не может, говорит, он как бездомная собака из любой плошки лакает. Кто тебе ещё интересен?

– Пётр Мизгирёв, – не дав мужу сказать, выпалила Ольга. Михаил согласно кивнул.

– Пё-ё-ётр?! – майор прикрыл глаза, постарался представить человека, о котором его спрашивали, – Пётр?! Знаешь, у детей сейчас в моде интересная игрушка «лизун». Она похожа на аморфную липкую массу, в любую щель вольётся, любую форму примет, и везде ему хорошо… Безвреден, но и помощи не жди… Так, Пётр «лизун» и есть.

– Он убить мог? – резко спросила Ольга.

– Убить любой может, надо только поставить человека в соответствующие условия. Иногда убийство единственный выход. Но Соньку Лизун убить не мог, – майор на секунду замер, обдумывая и, всполошившись, добавил, – не-а, не мог! За неё кого-нибудь, пожалуй, пришил бы, хотя тоже проблематично.

Исайчев встал, отошёл в сторону от стола, закурил. Сделал несколько затяжек, резко побежал и, с разбега повис на заборе, подтянулся. Мужик всё так же лежал на земле в позе Христа, только сейчас повернул голову и косил безумным глазом на половинку туловища Исайчева, торчавшую над кромкой забора.

– Ты как! – громко спросил Михаил, – очухался? Поговорить с тобой можно?

Собака услышала чужой голос, вылетела из будки и опять, как и тогда, оглушительно залаяла, скаля зубы.

– Чуча, брысь! – зашипел мужик, ошалело посмотрел по сторонам, повернул голову к Михаилу, предложил, – Перелезай раз подпрыгнул, чё висишь?

– Вставай! Сейчас придём, – сообщил Михаил, оттолкнулся от забора, спрыгнул, отряхнул ладонь о ладонь, пошёл обратно к Ольге и Конопаткину.

– Тимофей, последний вопрос: ты что-нибудь странного об отце Петра Мизгирёва знаешь? У него вторая семья была или мать Петра его первая и последняя жена?

– Владислав Мизгирёв местный и жена его тоже. Когда в армию призвали, пошёл служить на подлодку. После службы вернулся на родину. Женился. Занялся бизнес-рыбалкой. Деньги качал насосом. Жена на побегушках, он ублажал «бугров». К нему такие шишки приезжали, мы все прятались, не дай бог им дорогу перебежать. Потом заболел, нашли ревматоидный артрит, рыбалку пришлось забыть. Мизгирь немного ещё поскрёбся, а когда жена скоропостижно умерла от саркомы, всё продал и уехал к сыну в Сартов. Больше ничего сказать о нём не могу. Одна деталька в этой истории вызывает интерес: свадьбы два друга Степан Островский и Владислав Мизгирёв играли в один день и в одном месте. Такой вот коллективный праздник получился. Хвалынь гудела дня три.