Но блондинка отступать не собирается. Она зеркалит его движение, преграждая собой путь.
– Максим Ольховский! Ты козлина! Сволочь! – раздается громкий женский возглас с другого конца коридора.
Ольховский сразу же оборачивается на зов, а из-за его спины я вижу быстро приближающуюся еще одну блондинку. И она летит к нему как фурия. Вот сейчас я точно могу бежать. Развернувшись, я широкими торопливыми шагами направляюсь в аудиторию, оставляя Ольховского разбираться со своим гаремом. И, судя по недовольным крикам и брани у меня за спиной, об Ольховском не просто так ходят легенды как о потрошителе девичьих сердец.
Но я даже выдохнуть с облегчением не успеваю. До аудитории остается всего несколько шагов, как позади меня опять слышится требовательный знакомый бас:
– Отдай мне билеты, Олеся. Хватит строить из себя обиженную. Будь человеком.
Да чтоб тебя! Неужели те две мегеры дали ему так просто уйти? Закатываю глаза и сжимаю в пальцах лямки рюкзака, перекинутого через одно плечо.
– Нет, считай, это дело принципа, – твердо выдаю я и ускоряю шаг, оставляя Максима у себя за спиной.
И уже собираюсь скрыться за спасительной дверью аудитории, но куда там! Ольховский ставит свою белоснежную кроссовку в дверной проем. Я отшатываюсь, а Максим бесцеремонно вваливается в кабинет, оттесняя меня назад. Мы оба оказываемся на пороге аудитории. И сразу же из ее глубины слышится:
– Максим, привет! Давно тебя не видела. Как дела?
Я не вижу, кто это говорит, но по слащавому голоску могу предположить, что это Инга Майер – третьекурсница и глава организационного комитета.
– Ты к нам на собрание? Заходи, – продолжает радостно щебетать она.
А у меня от такой реакции на этого придурка уже оскомина. В нашем университете есть хоть кто-то, кто, как и я, не фанатеет от Максима Ольховского?
– Не-не, не к вам. У меня здесь другое важное дело, – отмахивается он, даже не взглянув на нее.
Ольховский смотрит только на меня. Смотрит в упор и не моргает. Делает дерзкий шаг вперед и снова становится перед моим носом. Вплотную. Безо всякого стеснения наклоняется к моему уху. И Ольховского, похоже, совершенно не смущает, что на нас смотрят пар двадцать глаз студенческого совета. И, как назло, в аудитории воцаряется тишина.
– Ты бы сильно не хорохорилась, Синичкина. – Максим до угрожающей хрипотцы понижает голос, и по моей спине бегут мурашки. – Я ведь могу своими принципами и поступиться. Не люблю сплетни, но… А вдруг я захочу рассказать всем одну очень интересную историю? Там такая драматургия – закачаешься! И надо же, главные герои тоже здесь: и мажор-красавчик, и отвергнутая им серая мышка. Да, кстати, а откуда у первокурсницы готовые билеты на экзамен четвертого курса? Может, ты втихую стащила их у преподавателя? Или тебе кто-то помог? – Он шепчет все это мне на одном дыхании.
И с каждым его словом воздуха в моих легких становится все меньше, а его въедливого парфюма все больше. Я прекрасно понимаю, куда клонит Максим. А еще понимаю, что сейчас весь студенческий совет, и Смирнов не исключение, просто поедает нас глазами.
Только Ольховскому все равно. Не дожидаясь моего ответа, он отстраняется и, растопырив указательный и средний пальцы, направляет этот жест сначала к своим глазам, а потом и к моим:
– Смотри у меня, Синичкина.
Громко хмыкнув, Ольховский вальяжно выходит из аудитории, оставляя меня под ошарашенными взглядами всего студсовета.
* * *
Заседание проходит в обычном режиме, за исключением одной маленькой детали. Так или иначе, на меня время от времени косятся все присутствующие! А девчонки так особенно. О, ну да. Ольховский, местный, черт возьми, мачо, появился же здесь в моем сопровождении, а не какой-нибудь блондинистой куклы, что вцепилась сегодня в него в коридоре.
Чувствую себя как клоун на арене цирка. Цирка, который устроил один ленивый придурок! И стоит только замдекана во время заседания отлучиться всего на секундочку из аудитории, как тишины в ней становится все меньше, а внимания к моей персоне – больше.
– Олеся… – слышу негромкое обращение через бубнеж других студентов.
Я вздрагиваю, боясь даже пошевелиться. Это Алекс. Нет, он и раньше иногда общался со мной по всякой ерунде, но лишь по моей инициативе. А после того разговора в подсобке мы и не виделись. Алекс уехал на какие-то спортивные соревнования. И надо же ему было так удачно вернуться с них именно сегодня!
Сглотнув сухой ком, я осторожно оборачиваюсь к Смирнову, сидящему на соседнем ряду. И стоит мне только взглянуть на Алекса, как внутри екает. Идеально выглаженная голубая рубашка, так гармонирующая с его голубыми глазами, безупречно обтягивает плечи и спортивный торс. А еще, кажется, Алекс подстригся: короткие светлые пряди аккуратно уложены ото лба наверх. Смирнов всегда выглядит как с обложки модного журнала. Не чета некоторым экземплярам в рваных джинсах и бесформенных толстовках.
– Олеся, – Алекс снова вполголоса произносит мое имя и наклоняется чуть вперед, – у тебя все нормально?
– В смысле? – К моим щекам моментально приливает жар. А если Алекс хочет поговорить по поводу нашей последней беседы? Вдруг переживает? Или думает, что я обижена? Или вообще… передумал… Мое сердце замирает в груди.
– Ну… В смысле, у тебя нет никаких проблем? Конфликтов? – Алекс в упор смотрит на меня.
Чувствую, как в горле уже противно першит от разочарования. Догадываюсь, на что намекает Смирнов. Ольховский! Вот чтоб ему сейчас икалось, гаду. И мне совсем не о нем хотелось бы поболтать с Алексом.
– Да, все нормально, – сдержанно киваю с дурацкой улыбкой.
– Точно? – Алекс недоверчиво прищуривается.
Но ответить не дает мне настойчивое похлопывание по плечу. Обернувшись, натыкаюсь взглядом на Ингу. И, как всегда, она тоже выглядит глянцево: элегантная белая рубашка навыпуск и джинсы в облипочку, а огненно-рыжие волосы собраны в низкий хвост. Усевшись на край моего стола, Инга молча хлопает ресницами. А я удивленно смотрю на нее. Ей-то что понадобилось? Обычно Майер здоровается со мной через раз, а тут…
– Синичкина, – она заинтересованно обводит меня оценивающим взглядом, – а ты что, знакома с Ольховским?
От ее вопроса в лоб я окончательно впадаю в ступор. Да что за напасть-то с этим нахалом?
– Ну так, немного, – отвечаю кратко.
– Немного – это как? – Она хмурит свои идеальные рыжие брови.
– Это как много, только наоборот, – прерываю наш зрительный контакт и перевожу взгляд в свой раскрытый блокнот. Делаю вид, что внимательно изучаю все ранее мной там написанное, надеясь, что Инга правильно поймет мой жест.
– Что-то ты юлишь, – не отстает Майер. – Сложно прямо ответить?
Вздыхаю и поправляю ворот своей блузки. Мне внезапно становится как-то жарковато. И что за день-то сегодня такой? Прочищаю горло и бурчу максимально равнодушно, продолжая изображать невероятный интерес к своим каракулям в блокноте:
– Знаю, и все тут.
– Давно?
– Нет.
– И часто вы общаетесь?
– Нечасто.
Инга замолкает, но продолжает сидеть на моем столе. Молчу и я. Лишь ощущаю на себе ее взгляд. И еще кажется, что на меня продолжает смотреть и Смирнов. Да и не только он… Или я уже себя просто накручиваю?
Проходит еще несколько мгновений в тишине. Пока я все же не выдерживаю сама. Поднимаю голову и вопросительно смотрю на Майер, а она недовольно сжимает свои кукольные губы.
– Ясно, – фыркает Инга. Ее явно не устраивает формат нашего общения. Но не буду же я выкладывать ей все на блюдечке? С чего вдруг? Встав наконец с моей парты, Инга демонстративно поправляет свой рыжий хвост. – И кстати, ты вчера так и не прислала мне месячный отчет о работе нашего совета. Будь добра, пришли его сегодня.
Мне хочется скривиться. Вот не общались мы с ней, и не надо начинать. А еще хочется скорее уйти туда, где никто не станет напоминать мне о придурке Ольховском.
* * *
После заседания студсовета я пулей вылетаю из аудитории. На сегодня с меня разговоров хватит. И со Смирновым, и с Майер. Да любых. А тем более об Ольховском. Но идти домой еще рано. Через пару мне нужно быть на дополнительных курсах по английскому языку. Решаю провести время в библиотеке и подготовить там доклад на завтра по философии. Это будет и полезно, и максимально безопасно. Вряд ли я наткнусь на Ольховского в библиотечных стенах. Но по коридору все равно иду озираясь. Мало ли…