Солнечный свет

Глава 1

В темной комнате не было ни окон, ни мебели, ни фотографий в рамках, ни разбросанных вещей, ничего, кроме одной двери. Коричневая, с дешевой металлической ручкой, похожая на миллион других дверей в миллионе других квартир или домов, но все же чем-то отличающаяся. А отличалась дверь тем, что за ней был человек. Он стоял неподвижно, не издавая ни звука, практически не шевелясь и не дыша, но его присутствие было таким же реальным, как и сама комната. Зайти человек не мог, ведь была ночь, а, как известно, ночью двери запираются. Но желание попасть внутрь было сильнее замка, и он остервенело, приложив всю силу, начал дергать ручку. Тот, кому не посчастливилось находиться в комнате, ужасно испугался – мало того что кто-то ломится внутрь, так и бежать некуда и звать некого. А человек за дверью все продолжал биться, хотя ни золота, ни денег, ни украшений внутри не было, и его желание попасть туда, где его не только не ждут, но и боятся, было очень странным. На секунду все смолкло. Неужели сдался? Но тут в замке повернулся ключ.

Утро еще не наступило. Страшно душно, хотя дверь на балкон открыта. Каждый раз эти сны выжимали меня, как половую тряпку, и чтобы от них оправиться, необходимо прожить целый день, полный света, разговоров, бесполезных дел. А главное, день обязательно нужно наполнить людьми. Неважно кем. Живые, смеющиеся, светлые. Не дотрагивающиеся до меня.

В темноте исчезали они, исчезало и все остальное. Я оставалась одна с кошмарами, тишиной и отстраненным лунным светом, который так сильно отличался от приветливого дневного. Каждая ночь была полем битвы со страхами. Ложась в кровать, я надеялась быстрее уснуть, однако это редко получалось. Вчера ворочалась пару часов, затем наконец-то забылась, но покоя во сне не нашла – приснилось, что кто-то ломится ко мне в комнату. Был ли этот сон вещим? С каждым днем все труднее разобрать, что произойдет на самом деле, а что всего лишь творение переживаний.

Я встала и вышла на балкон. Холодный пол обжег ноги, по телу пробежали мурашки. Оказывается, совсем не жарко, видимо, сновидение обмануло, а теперь чувства вернулись. Было темно, но белые занавески, раздувавшиеся ветром, будто светились. Густая ночь не такая страшная, пока открыты глаза. Опершись на перила, я глубоко вдохнула. Придется лечь обратно. Слишком рано. Завтра тяжелый день, нужно отдыхать, пока есть время. Вернувшись в кровать, мокрую от пота, я понадеялась, что больше ничего не приснится.

Золотой свет залил комнату, прогнав тени обратно в их царство. Все проснулись ни свет ни заря, только я оставалась в постели, но голоса были настолько громкими, что казалось, целая толпа стоит у изголовья кровати. Лучи солнца падали на лицо, но я притворялась спящей для самой себя. Не хотелось, чтобы этот день наступал. То ли из-за страха конца, то ли из-за чувства, что произошедшее изменит нас всех. Однако, услышав голос Нины, раздающей указания на первом этаже, я поняла, что если сейчас не встану, то она придет ко мне и насильно утащит в сегодняшний хаос.

В мрачном настроении я спустилась вниз. Этот день будет тянуться вечно, а закончится катастрофой, которую не пережить. Никто этого не знал, а я боялась сказать вслух, потому что пока предчувствие медленно разливалось внутри, пока мысль до конца не сформировалась и не приобрела звуковую оболочку, все было не по-настоящему, все было просто страшным сном, а не видением.

Нина стояла у окна, пока Маргарита суетливо то открывала, то закрывала шкафы, хлопала дверью, перемещаясь быстрым шагом из кухни в столовую и обратно, выполняя все инструкции и готовясь к приезду гостей. Нахмурив брови, Нина смотрела на лес. Она всегда так делала, когда глубоко погружалась в мысли, строя планы или продумывая действия. Морщинки собрались вокруг глаз, делая ее старше. Короткие светлые волосы тщательно расчесаны, ни одна прядь не выбивалась.

– У меня нет ни слов, ни желания эти слова произносить, – сказала я, войдя в столовую.

– Ты не в настроении. Плохо спала?

Каждый раз она задавала этот вопрос, и каждый раз хотелось закатить глаза. И конечно же каждый раз приходилось лгать.

– Спала как младенец.

Она взглянула с недоверием. Проще было притвориться, что это правда. Тем более сегодня такой день.

– Когда приедут твои гости?

– Уже скоро.

У меня было мало времени, чтобы сбежать и спрятаться или придумать дело, которое не требует отлагательств.

– Нужна твоя помощь. – О нет! – Ты ведь не занята?

– Вообще-то, мне нужно срочно уйти. Тимофей еще вчера попросил кое-что сделать. – Всего лишь отговорка, в которую она не поверит.

– Тимофей потом все сделает сам. Ты должна быть здесь. Гостям нужно показать Дом, а то ненароком заблудятся и зайдут туда, куда не следует.

– Хорошо, я так и передам твоему мужу, что ты его не любишь.

Мне ужасно не хотелось встречать ее друзей и расспрашивать, как они добрались, чтобы показаться гостеприимной хозяйкой.

– Нина, ты же знаешь, светские беседы – это не мое. – Я тяжело вздохнула.

– Милая, любая беседа – это не твое. И что теперь делать? Запереться в комнате и света белого не видеть? Новые знакомства хорошо скажутся на тебе. Помогут взглянуть на мир другим взглядом.

Что действительно мне бы помогло, так это сон. Но отказать Нине невозможно, у нее был удивительно мерзкий дар всегда получать то, что она хочет, при этом убедив собеседника, что это исключительно его собственное желание, возникшее где-то глубоко в добром сердце.

– Ладно, – неохотно ответила я. – Что мне делать?

– Просто встреть их и будь приветливой. Покажи, где что находится, проводи до комнат. И придумай что-нибудь про чердак. Скажи, что пол прогнил, подниматься туда небезопасно или что-нибудь в этом роде.

– Удивительные у тебя отношения с друзьями. Пригласить их в Дом – пожалуйста. А поделиться своими маленькими секретами ты не готова.

Она нахмурилась и строго посмотрела мне в глаза:

– Ты знаешь, что мы должны держать в тайне…

– Все я знаю.

Нина отвернулась. Вот и поговорили.

Я любила ее всем сердцем как старшего товарища, который даст совет в трудную минуту. Она была и наставником, и сумасшедшей тетушкой, которая приезжала на праздники и становилась катализатором осуждения всего семейства. А в конце сыгранного спектакля выяснялось, что все это негодование приличных мам и пап, бабушек и дедушек она спланировала заранее. Она казалась актрисой-инструментом, а была режиссером-постановщиком. Однако приказной тон являлся неотъемлемой частью роли, ведь необходимость быть не просто хранительницей домашнего очага, а чего-то гораздо большего, накладывало незримый отпечаток.

– Закуски готовы, а лимонад охлаждается в холодильнике. – Маргарита снова хлопнула дверью. – Кофе сварю, когда они приедут. Сколько точно будет человек?

– Семь, если не считать нас, – сказала Нина, даже не повернувшись.

– Тогда еды точно хватит. Я приготовила на пятнадцать, – Маргарита мне подмигнула, – на всякий случай.

Иногда я совершенно не понимала ее странные намеки, продиктованные никому неизвестными правдами. Однако, начав работать в Доме еще до того, как Нина стала хозяйкой, ее окружил ореол безмерного уважения не только со стороны тех, для кого она убирала и готовила, но и жителей деревни, находящейся недалеко от Дома.

Маргарита была высокой и крупной женщиной, способной очаровать любого. Яркие рыжие волосы вились крупными кудрями, но она их постоянно убирала в пучок, и нам редко могло посчастливиться увидеть ее во всей красе. Хитрая полуулыбка никогда не сходила с лица, а заигрывающий тон мог либо свести с ума, либо довести до белого коленья. Первое чаще всего относилось к мужчинам, а второе – к их женам.

– Семь! Откуда у тебя столько друзей? – Я была удивлена.

– Проживешь с мое, у тебя появиться еще больше. Маргарита, а Варе ты заварила травяной чай? А то я смотрю, у нее круги под глазами скоро до щек доползут.

– Ну спасибо.

– Конечно! – крикнула Маргарита из кухни.

– Он мне не помогает.

– Подожди, ты пьешь его всего месяц, этого мало. Поверь, еще немного, и у тебя укрепятся нервы, да и видения будут даваться гораздо легче. И сны. Тем более, в прошлый раз все отменно сработало.

Спорить бесполезно, тем более, травяные сборы точно не повредят. Не помогут справиться с собственной головой, так хотя бы укрепят иммунитет. Да и вспоминать о прошлом совершенно не хотелось. Подобные размышления приводили меня в уязвимое состояние, не готовое к борьбе. Сейчас же я должна быть готова ко всему.

Решив скоротать время в саду, я прошла через столовую и оказалась на улице, как услышала рев двигателя.

– Они здесь! – крикнула Нина и выбежала навстречу гостям.

Подъездная аллея была небольшой – там могло уместиться не больше трех машин. Со всех сторон ее окружали деревья, а посередине находилась клумба, которая так разрослась, что любой неосторожный водитель рисковал в ней утонуть. У входа росли кусты, которые Тимофей тщетно старался взять под контроль, но сдавались они лишь Нине. Деревья, кусты и клумбы были раковиной для нашего Дома-Жемчужины. Лишь прологом перед настоящей историей.

Каждая комната в Доме была заполнена миллионом вещей и безделушек. На стенах висели портреты незнакомцев, умерших еще до моего рождения. Возможно, однажды и я буду смотреть немного свысока из-за багажа опыта и знаний на новеньких. На первом этаже окна были во всю стену, чтобы наслаждаться видом леса и сада. В гостиной на полу лежал когда-то пестрящий красками, а нынче выцветший от солнца ковер. Таким он мне нравился больше, ведь за ним скрывалась целая история, прожитые жизни, разговоры, наполненные смехом и слезами. Вот кто-то пролил вино и оставил на ковре розовое пятно, которое невозможно вывести даже спустя столетие. А вот на другом конце маленькая дырочка от окурка, выпавшего из рук шокированного мужчины в дорогом пиджаке. Если снять обувь и босиком пройтись по диагонали, так чтобы узор из ромбов стал тропинкой, ворс слегка будет щекотать пятки. Наверняка на нем танцевали влюбленные пары в сумраке, который слабо пытался разогнать теплый свет от свеч. Старый ковер пережил и приветствия, и прощания.

Повернувшись спиной к окну, можно обнаружить спрятанную дверь в библиотеку – сокровищницу Тимофея. Он привез сюда все свои книги, чем непомерно обогатил ее. Все, кто жил до нас, больше увлекались специфической литературой. Вернувшись в широкий коридор, соединяющий все комнаты на первом этаже, любой, кто оказывался в Доме, был ослеплен буйством красок от витража на входной двери. Солнце, попадая на стекло с изображением рыцаря и дамы в беде, преломляло витраж и превращало коридор в калейдоскоп. На втором этаже находились спальни, но стены, обрамляющие двери, были украшены пейзажами. На одном – бушующее море, на другом – летний лес. То же самое и на третьем этаже-близнеце. Тут никаких портеров. Лишь поля, луга, реки и горы. Весь Дом был настолько далек от минимализма, что даже само слово невозможно выговорить в его стенах.

Старый особняк, как будто из сказки, часто появлялся в моих видениях, но тогда все было размыто, и увидеть дальше фасада не удавалось. Три года назад мое жгучее желание прогнать туман и рассмотреть каждую деталь исполнилось. Я почувствовала что-то странное уже в машине, пока мы с Тимофеем ехали через лес. Чаща казалась смутно знакомой, а подъехав к Дому, я поняла, что нашла то, что долго искала. Место, которое, как мне казалось, создало мое воображение, было настоящим.

Тут я чувствовала покой до недавнего времени. Кошмары, мучившие меня всю жизнь, вернулись. Ребенком я боялась ложиться спать, потому что каждая ночь становилась пыткой. Погони, мертвецы, мерзкие создания, для которых и имен-то не придумали. Еще страшнее стало тогда, когда сны начали сбываться. Сначала казалось – совпадение, но долго притворяться и лгать себе не получилось. Лишь переехав подальше от города, они отступили вместе с невыносимыми видениями, а сейчас сны опять медленно пробирались в мою голову, бесстыдно заползая в сознание. Наверное, из-за нервов, хотя что это вообще значит.

Однако даже подобное не могло убить мою любовь к Дому. Бывают места, которые кажутся слишком пышными и шикарными, и, придя туда, только и думаешь, что сами стены спрашивают, что же ты тут забыла, безжалостно пытаются прогнать прочь. Бывают места, которые настолько сильно не совпадают с характером, что больно становится и хочется сбежать самой. Тут все иначе. Дом построили в лесу, недалеко от моря. Древние деревья подпирали небо и отбрасывали тень на все вокруг. Среди них легко можно заблудиться – хитрые дорожки переплетались и безжалостно сбивали чужака. Нина научила, как пробираться к берегу, и вскоре прогулки среди сосен стали моим излюбленным занятием.

В море мы не купались – холодная вода и сильные подводные течения делали это практически невозможным. Но морской воздух, порывистый ветер и отсутствие компании манили, и, если сосны надоедали, я шла туда, в это романтичное и уединенное место. Бывало, Тимофей шел рядом и рассказывал анекдоты, которые я почти не слышала из-за шума волн, но все равно смеялась. Нина к нам никогда не присоединялась – воду она терпеть не могла и, казалось, побаивалась. Наставница предпочитала сад, который находился у Дома. Она сама сажала там азалии, ирисы, лилии, гортензии и гиацинты и берегла их как зеницу ока. Днем, когда они распускались и блистали во всей красе, стоял такой запах, что плохо становилось. Сильная, сладкая волна окутывала, когда я приближалась, поэтому прогуливаться там можно было только утром, пока бутоны еще не проснулись. Нина же хвасталась закалкой, ее ничто не могло прогнать: ни запах, ни осы, которые часто жалили, потому что она нетерпеливо махала руками.

Но сегодня уединение исчезнет.

Крыльцо скрипнуло под нашими шагами. К Дому подъехала машина и нарушила его, а заодно и мое, спокойствие.

Схватившись одной рукой за дверцу автомобиля, а другой отталкивая себя от сиденья, выбралась немолодая женщина. Юбка доходила до щиколотки, а блузка явно была ее ровесницей и, очевидно, пережила вместе с хозяйкой лучшие моменты жизни и только из-за сентиментальных чувств все еще не была выброшена на помойку. Поверх блузки гостья надела розовый жакет – как мне казалось, прерогатива детей, которых одевали в нелепые одежонки странноватые мамочки.

– Лариса! – Нина подошла к женщине и расцеловала в обе щеки.

Я одернула себя. Не следует так делать. Не суди по внешности. Наверное, она хороший человек, раз Нина выбрала ее в подруги. Меня накрыло чувство вины за собственное тщедушие. Но интуиция подсказывала, что-то с ней не так, и давала карт-бланш на беспочвенную неприязнь. Есть такие люди, на которых глянешь, и сразу как-то мерзко становится, как будто на лицах, вовсе не уродливых, написаны все их пороки: тщеславие, зависть и нарциссизм.

– Господи, как же давно мы не виделись. У тебя появилось больше морщин. Тимофей тебя совсем не бережет.

А вот у неприязни и появилась почва. Чувством такта матушка-природа Ларису обделила. Как и чувством вкуса. Пока они щебетали о радостной встрече, из этой же машины вышел тучный мужчина.

– Иосиф! – Нина расцеловала и его.

Ларисе это ужасно не понравилось – улыбка на лице осталась, а глаза наполнились злостью. Мне удалось это разглядеть даже с крыльца. Стоит отдать должное интуиции, в этот раз она не подвела.

– О, Ниночка, ты все хорошеешь и хорошеешь. – Иосифу, в отличие от жены, явно понравилось, что его тепло встретили.

– Ну что ты! Смотри, при Тимофее держи комплименты при себе, а то еще, чего доброго, начнет ревновать. – Они рассмеялись. – А где же Марта? Вы же не оставили ее дома?

– Нет-нет. Она здесь. Марта!

Боже милостивый! Надеюсь, Лариса не пытала бедных чаек в попытках научиться подражать их крикам. Чувство вины и стыда за подобные комментарии даже в мыслях опять начало подниматься во мне, но было безжалостно затоптано до того, как успело прорасти. Пяти минут вполне хватило, чтобы понять: Лариса – не самый лучший человек и стоит ее избегать.

Из машины вышла девушка неопределенного возраста. На вид ей было лет двадцать пять, но взгляд совсем детский. Черные прямые волосы спускались на спину, острый подбородок подчеркивали надутые розовые губы, длинные ногти клацали по телефону, который она держала в руках. Досадно ей будет узнать, что тут ни Интернета, ни связи.

– Марта, милая, как ты выросла! – Нина даже интонацию не меняла, когда к ним обращалась. – Сколько тебе уже? Пятнадцать? Как быстро время летит.

Пока я стояла на крыльце в тени, будто оловянный солдатик, и вспоминала, как сама выглядела в пятнадцать, подъехали еще две машины.

Из первой вышел улыбающийся Тимофей, статный старик в костюме и двое мужчин. Один средних лет с пышными усами и очень самодовольной физиономией, а второй – низкий и худощавый, практически полностью скрывающийся за первым.

Нина сразу же направилась к ним. Все начали обмениваться приветствиями, объятьями и поцелуями.

Последняя машина осталась незамеченной, как и водитель. Из нее вышел черноволосый мужчина со строгими чертами лица и немного раскосыми глазами.

– Филипп! – наконец-то голос Нины изменился с приторно-радостного на спокойно-искренний.

Его она целовать не стала, а просто пожала руку. Лицо мужчины казалось смутно знакомым. Вряд ли мы встречались, я бы запомнила. Может, видела во сне? Надеюсь, нет. Ничего хорошего это не сулит. Словно птички, они собрались в стайку, чирикали, улыбались и, казалось, радовались встрече. Я оставалась на крыльце, не осмеливаясь подойти и сделать вид, что одна из них.

– Давайте я познакомлю вас с Варей.

Меня окатила волна страха, как и всегда при встрече с новыми людьми. Все глянули выжидающе, кроме Тимофея, красивого мужчины и статного старика. Они смотрели с любопытством. Настало время оловянному солдатику промаршировать к генералу.

– Варя, племянница Тимофея.

Надеюсь, они не будут задавать вопросы, а то я начну путаться в показаниях.

– Доброе утро. Так рада, что вы все приехали. Дорога была не слишком утомительна? – Господи, актриса из меня никакая, нужно было хоть улыбнуться.

– Все было прекрасно, спасибо, – ответил старичок.

– Это Петр, – она указала на мужчину с усами, – он знаменитый врач, но, даже несмотря на работу, смог найти время, чтобы навестить старых друзей.

Петр расплылся в улыбке, обвел Нину теплым взглядом и кивнул мне в знак приветствия.

– Владимир. – Она перешла ко второму мужчине, который прятался за Петром. Как оказалось, у него тоже были усы, которые невозможно разглядеть издалека. – Он служитель закона, бывший полицейский.

– Бывших полицейских не бывает, – раздался голос мужчины из последней машины.

Владимир посмотрел на него, прищурив глаза, видимо, выражая презрение. Нина же будто не услышала.

– Филипп, тоже старый друг. – Едва заметный кивок в его сторону. – А это Лора, Иосиф и Марта. Помнишь, я о них рассказывала? – Она перешла к семье из первой машины.

Нет, не помню, Нина. Ты не рассказывала ничего об этих людях. Но вслух я сказала другое:

– Да, конечно! Нина постоянно о вас говорила. Наконец-то мы встретились.

– И Альберт. Судья, так что веди себя аккуратно, дорогая.

Старик поклонился.

– Нина, ты проведешь нам экскурсию по этому прекрасному поместью? – будто нараспев сказал доктор. Как его звали? Владимир или Петр? – Я, знаете ли, увлекаюсь архитектурой, и мне бы хотелось осмотреть его сначала снаружи.

– Не буду с вами спорить, но сам бы предпочел посмотреть на сад, – сказал судья, Альберт. Его я точно запомню. – Предположу, что хозяева будут столь любезны, что позволят нам разделиться.

– Было бы отлично, – сказал Филипп. Его тоже легко запомнить. Имена красивых мужчин тяжело забыть. – Я бы посидел в прохладе и выпил воды.

– Так, – Нина хлопнула в ладоши, – можете оставить свои вещи здесь, Маргарита их занесет. Варя покажет сад судье, и думаю, Марта будет не против составить им компанию. – Марта была против. Она хотела возразить, но Нина не дала и секунды, чтобы вставить слово. – Тим проводит Филиппа на кухню, а я возьмусь за остальных.

И, не дав никому из прибывших возразить, она схватила Иосифа, Лору, доктора и полицейского (кто из них Владимир, а кто Петр?) и потащила их в противоположном от нас направлении.

Я улыбнулась Марте и Альберту, который оказался судьей. Он был очень старым, и казалось, каждый год прожитой жизни отражался на усталом лице – все оно было в морщинах. Волос почти не осталось, а голову, как и руку, которую он протянул, покрывали пигментные пятна. Никакого отвращения я не испытала, напротив, он показался мне очень приятным. Высокий и стройный, в костюме-тройке и с тростью, он стоял прямо и вместо того, чтобы пожать мою руку, поцеловал ее. Вот это манеры! В нем чувствовалась военная выправка и настоящий класс, не удивлюсь, если судья знаком с членами королевской семьи. Маленькие блестящие глаза смотрели сверху вниз, в какой-то степени снисходительно. Но снисходительность эта была не высокомерной, а мудрой, как у дедушки, прожившего долгую, тяжелую жизнь, к своим маленьким внучкам, жизни еще не видевшим.

– Варвара, верно? – Голос звучный и поставленный, видимо, на его счету много приговоров, которые судья четко проговаривал, смакуя.

– Да. – Я смутилась. Полным именем меня давно не называли. – Давайте я покажу сад, а потом комнаты.

Альберт кивнул, а Марта была явно недовольна. Наверное, хотела оказаться в группе с красивым мужчиной, а не со стариком, который еле ходит, и незнакомой девчонкой.

Мы обогнули Дом справа, прошли мимо смородины, которая росла рядом с окнами библиотеки, и оказались на тропинке из красного кирпича. Через пару минут сад обволок нас дурманящими запахами.

– Вот наша гордость. – Я повела их внутрь. – Чуть дальше беседка, в которой мы обычно ужинаем летом. (Она была небольшой, синяя краска уже облупилась местами.) В лес поодиночке лучше не ходить, можно заблудиться. Тут столько троп, что не счесть. Если повезет, конечно, выйдете к морю, но лучше туда идти вот этой дорогой. – Я стукнула каблуком по дорожке, петляющей между кустами и исчезающей где-то вдалеке за азалиями.

– Вы за нас не волнуйтесь, Варвара. В моем возрасте далеко не уйдешь, да и предпочитаю я прогулки возле дома, а у вас сад великолепный. Столько цветов я давно не видел. Марта, мне представляется, не любительница дикой природы.

– Да уж, лес – это не для меня. Там наверняка куча насекомых. А на пляже я бы позагорала. Там купаться можно?

– Это не совсем пляж, и купаться не советую. Подводные течения, неровное дно, глубина. Опасно там, в общем. Если хотите поплавать, лучше проехать чуть дальше. Тут недалеко отличное местечко, местные постоянно туда ходят летом. – Я неопределенно помахала рукой, указывая вправо.

– Ну и зачем же жить рядом с морем, если и поплавать нельзя?

Когда Марта сердилась, то становилась похожей на губку: лицо сморщивалось, а глазенки впадали внутрь.

– Берег – отличное место для прогулок, можно подышать воздухом. А вы, Альберт, как относитесь к романтическим блужданиям по гальке у воды?

– О, отлично, однако мне следует избегать подобных приключений. – В его взгляде читалась насмешка, однако непонятно, надо мной, Мартой или нами обеими.

– Можем пройтись после обеда, вы как раз отдохнете и наберетесь сил. Идти от силы минут пятнадцать.

– Нет, благодарю вас. После обеда хотелось бы вздремнуть. Дорога была нелегкой, тем более свежий воздух располагает к дневному сну.

– Да, конечно, в другой раз.

Некоторое время мы бесцельно петляли по саду, то и дело присаживаясь на скамейки. Благо они спрятаны на каждом шагу. Судья часто останавливался посмотреть на цветы, спрашивая, как они называются. На секунду я ощутила давно забытое волнение, приходившее во время экзаменов, но вскоре расслабилась и рассказывала все, что запомнила из монологов Нины о ее любимицах. Затем мы прошли вокруг Дома, минули кусты жимолости и рябины, заглянули в беседку. По началу прогулка сопровождалась небольшим напряжением, но Альберт, своей уверенностью и забавными шутками, развеял его.

Марту, с другой стороны, не впечатлили ни цветы, ни деревья, ни легкий, словно перышко, разговор. Она все посматривала на Дом.

– Думаю, нам пора внутрь, – сказала я после нашего двадцатиминутного турне.

Марта метнулась вперед, а мы с судьей, словно две улитки, медленно поползли за ней, неся свои тяжелые панцири.

Лишь открыв дверь, я сразу услышала голос Тимофея, раздававшийся из столовой.

– Кажется, наши друзья тоже закончили экскурсию. – Фразы Альберта казались двусмысленными, будто он пытался сказать что-то между строк, но я никак не могла уловить что. – Давайте составим им компанию.