Солнечный свет

Блестящее воспитание, в отличие от Марты. Он не пошел первым на звук голосов, а подождал, пока я покажу дорогу. Пройдя вдоль коридора, а затем повернув направо, мы оказались в столовой – шикарное место, как будто для настоящих аристократов. Через всю комнату тянулся длинный стол, накрытый белоснежной скатертью, французские окна открыты нараспашку, ветер из сада доносил аромат цветов и превращал скатерть в настоящий корабельный парус – только несколько тяжелых ваз удерживали ее от печальной судьбы быть сметенной на пол. Тут же находился камин, который не разжигали с зимы, а на полке стояли недавно срезанные ирисы – Маргарита постаралась. Переступив порог, я поймала взгляд Филиппа. Красивые глаза, серые, но глядел он то ли так, будто я что-то у него украла, то ли так, будто обещала рассказать, где закопан клад, и не рассказала. Кроме него и Тимофея, никого не было, они стояли у открытого окна и курили.

– Вы быстро вернулись. – Тимофей потушил сигарету.

Слава богу, он тут. Его присутствие придавало уверенности и снимало обязательства поддерживать разговор.

– Да, гости устали с дороги, поэтому мы посмотрели только то, до чего не надо было долго идти.

– Ну, это не беда. Маргарита сказала, обед уже готов, так что можем продолжить позже.

– Кто такая Маргарита? – Голос у Филиппа был звучный, а слова он произносил резко и отрывисто.

– А, это наш клад. Она тут прибирает, готовит, помогает в целом по дому. Нам-то самим не управиться. Места много, Нина с Варей все время чем-то заняты, то в саду работают, то на чердаке. А я в разъездах, помогаю, так сказать, местному населению. Больница далековато находится – я рядом.

– Кстати, насчет чердака. Доски совсем прогнили от влаги, так что лучше туда не подниматься, можно провалиться.

Хорошо, что я мастер плести разговоры и могу любую информацию вставить так естественно, что никто и не заметит.

– А как же вы там работаете, если это небезопасно? – Видимо, Филипп любил задавать вопросы.

– Больше и не работаем. Мы переехали в библиотеку, так что не удивляйтесь, если найдете что-то странное.

– Они у меня занимаются изучением разных обрядов. Иногда даже сами проводят. – Тимофей тоже был не силен в скрытности и хитрости. Этого ему точно говорить не стоило.

– Неужели? – спросил судья. – И что же вы делаете?

Тут нужно быть осторожной.

– Изучаем традиции, обычаи разных народов. Иногда лучшее решение понять что-то неизвестное – опробовать на себе, вот и проводим эксперименты.

– Как интересно, я бы с удовольствием посмотрел, как вы это делаете.

Пока я придумывала, как бы так отказать, чтобы не только не обидеть, но и не выглядеть подозрительной, меня спасли вернувшиеся гости во главе с хозяйкой. Все выглядели уставшими, кроме полной энергии Нины. Может, она пила их кровь?

– Я накрыла в беседке, – сказала Маргарита, выглянув из кухни, и мы всей толпой направились обратно в сад.

Во время обеда Филипп не спускал с меня глаз. Смотрел он холодно и выжидающе, а чего ждал, было совершенно непонятно. Нина сидела во главе, с ней Лариса и Иосиф – видимо, супругам после брака запрещают находиться далеко друг от друга при приеме пищи. Иосифа затмевал доктор Петр, рядом с которым уселся полицейский Владимир. Главное – не перепутать их имена.

Тимофей расположился на противоположном конце стола. Нет, все-таки после брака можно уходить от жены больше чем на метр, при этом не получив удар током в загривок. Мне, как любимой ненастоящей племяннице, выделили место по правую руку. Так было как нельзя лучше, тут я чувствовала себя спокойно, вдобавок установился мой новый личный рекорд – за сорок минут никто не задал мне ни одного вопроса, и, следовательно, рот я открывала, только чтобы что-нибудь откусить. По левую руку сидел Альберт и рассказывал разные забавные истории из зала суда, страшные он милосердно оставил при себе. Его байки завоевали не только наше внимание, но и Филиппа. А вот внимание Марты, сидевшей рядом со мной, привлекал совсем другой мужчина. Так образовался настоящий зигзаг взглядов – Марта поглядывала на Филиппа, при этом как-то странно моргая, Филипп все время смотрел на меня, отворачиваясь, только чтобы дать короткий одобрительный комментарий очередной истории, а я – то на судью, то на Тимофея.

– Знаете, доктор, ваша фамилия Разумовский сразу отозвалась в моей памяти. Я читала статью в газете, как вы спасли безнадежного пациента, что, конечно, поразительно. Вы, должно быть, настоящий талант в мире медицины.

– Ну, Лариса, вы мне льстите. Хотя нескромно замечу, случай был сложный, не буду вдаваться в подробности за обедом, это как-то некрасиво. Да и вам, дамы, незачем знать, потом еще не уснете, а виноват буду я.

Лариса захихикала, и хоть смотрела я в тарелку, чтобы больше не ловить взгляды, было очевидно, что Нина закатила глаза.

– Знаете, Петер, мы с Варей занимаемся историей, и иногда приходится изучать различные материалы. Вот недавно наткнулись на один ритуал подношения, описанный в мельчайших подробностях. Наши предки убивали косуль, вынимали глазные яблоки и все внутренние органы, начиняли тушу травами и цветами, а потом сжигали на костре. Удивительно, не правда ли? Делалось все это для защиты от злых духов и покровительства. Так что в страшных рассказах мы с вами можем еще посоревноваться.

Все замолчали и уставились на нее, но Нине нравилось внимание, и даже если они не понимали и не восхищались, она сама себя понимала и сама собой восхищалась, чего было достаточно. Хорошо хоть не рассказала, что мы сами этот ритуал и проводили за пару дней до их приезда.

– И вас это не пугает? – спросил полицейский.

– Ну, Владимир, кто-то, конечно, посчитает это варварством, но напуганные люди на все готовы, чтобы появилась хоть какая-то почва под ногами и уверенность в завтрашнем дне. Даже если эту уверенность они творят собственноручно.

Владимир. Какое все-таки красивое и блестящее имя для такого блеклого человека.

– Я бы никогда не смогла убить бедное животное, – жалобно сказала Марта.

– Дорогая, никто из нас не знает, на что способен, когда потеряет надежду и гарантии на завтра.

– Я знаю.

– Правда, Филипп, и на что же?

– На все.

Удивительно, но после подобных обсуждений беседа не заладилась, и обед мы заканчивали в тишине. Это было к лучшему, появилась возможность погрузиться в раздумья. Стоило ли серьезно воспринимать слова Филиппа? Что значит «на все»? Говорил он уверенно, так говорят только о том, что пережили, а не об абстрактной ситуации, которая только произойдет. Мы ведь не можем знать, как поведем себя в решающую секунду, пока эта секунда не наступит. Звучало так, будто свою секунду он уже пережил. Значит ли это, что Филипп потерял надежду, веру в завтрашний день? Но он не был похож на того, кто ничто и никого не ждет.

После обеда, когда все разошлись отдохнуть, я решила пройтись до берега и развеять мысли. Зачем думать о Филиппе, о странном поведении Нины и вещих снах, о неприятной Ларисе и видениях, если можно наслаждаться морским воздухом и ветром. Через лес, по виляющим тропинкам, наступая на шишки и вдыхая запах хвои. Так я добралась до воды. Белые облака начали собираться в серые тучки, лишающие солнце прав на правление днем. Ветер набирал силу. Ноги сами встали у кромки воды, лучи больше не грели лицо, и, закрыв глаза, я пыталась почувствовать ветер каждой клеткой кожи. Он был главным на суше и воде, и мне, хотя бы на миг, захотелось притвориться его частью, слабым порывом, с которым борются бабочки, сильным ураганом, которого боятся корабли. Хотелось быть кругом, но нигде конкретно, путать чужие волосы, сметать бумаги со стола, ласкать ветви деревьев, заставляя их петь. Ветер был свободен и безудержен, ни одна живая душа не могла взять его под свой контроль.

– Любите гулять в одиночестве? – Я вздрогнула. Нужно пару секунд, чтобы оправиться от собственных мыслей. – Простите, не хотел вас пугать, но мне показалось, вы заметили, что я подошел.

Из-за взъерошенных волос он стал выглядеть моложе. Пуговицы пиджака расстегнуты, и я увидела старомодную рубашку в клетку, такие, мне казалось, уже не носят. Похожая была у моего покойного дедушки.

– Ничего страшного, я просто задумалась.

– Да, морской воздух заставляет хорошенько подумать.

– Вы уже устроились? Как вам Дом? – К разговору ни о чем я была совершенно не готова, тем более с ним.

– Да все отлично. Место красивое, тут тебе и лес, и море – все, что нужно для спокойного отдыха.

Он смотрел куда-то вдаль. Я не знала, что сказать. Только встретив человека извне, какого-то чужого, никак не связанного с твоей работой, учебой или хобби, совершенно теряешься и не понимаешь, что бы такое придумать, чтобы не показаться дурочкой или сумасшедшей.

– Вы ведь друг Нины, верно?

Он кивнул.

– А где вы познакомились? У Нины такие разношерстные друзья, как будто из десяти разных жизней.

Он улыбнулся. Все-таки подумал, что я дурочка.

– Она однажды сильно выручила меня. Я ее должник, и, честно признаюсь, если бы не этот должок, я бы и не приехал сюда.

– Вы серьезно? Она вас просила приехать? И зачем же?

То, что в голове Нины созревает какой-то план, было очевидно. Как это часто бывает с людьми, поглощенными чем-то, писателями, художниками, даже учеными, за месяц до приезда гостей она полностью ушла в себя, позабыв о саде, обрядах и посещении деревни. Последние два пункта мне приходилось выполнять одной, что было непросто. Если сыпать соль, читать заговоры и приносить в жертву животных я могла самостоятельно, то притворяться участливой к людским проблемам тяжеловато. Еще тяжелее было их решать. Нина сказалась больной, но я видела, как резво она бегала то в сад, то в лес. А по прошествии месяца она приоткрыла завесу творения, представив удивительно сырой предлог.

Обычная встреча старых друзей, о которых она ни разу не рассказывала? Люди из разных миров, никак не связанные друг с другом? Не компания одноклассников, растерявшихся, будто маленькие фигурки животных из «Киндера» у избалованного ребенка. Не люди, связанные любовью к общему делу, нет. Абсолютно разные персонажи, для которых Нина даже не придумала историю, связывающую детали вместе. Безусловно, подобное заявление – плохо прикрытая, наглая ложь.

– Этого я сказать не могу. Секрет. – Он пристально посмотрел на меня. – Лицо у вас какое-то недовольное.

– Вы пришли ко мне, начали разговор, сказали, что приехали с какой-то миссией на дружескую встречу, а с какой – отвечать отказываетесь. Чему же я должна быть довольна?

Никакой злости. Любопытство и попытка выудить ответ из него, вот что мной руководит. На миг смущение за обедом, его странные взгляды забылись. Ужасно хотелось узнать, что происходит, а у него был ответ.

– Ну, шел я не конкретно к вам, а просто посмотреть на море и прогуляться. Однако не стоит притворяться, что вы искренне уверены, это обычная, как вы сказали, «дружеская встреча», я людей насквозь вижу. Хорошего дня!

Он подмигнул, развернулся и пошел в сторону Дома.

Какой наглец! От растерянности я даже ничего не сказала вслед. Стоило задать пару вопросов Нине, но я слишком хорошо ее знала, чтобы рассчитывать на честный ответ. Она прекрасно понимала, что ложь легко раскроется. Версия, написанная на коленке, первая выхваченная из мыслей только для того, чтобы выиграть время и придумать что-нибудь посостоятельнее? Но чем же она занималась весь месяц, если ей не хватило времени на такую важную для сюжета деталь?

Даже без вещих снов и видений я точно могла сказать – у Нины есть подготовленный рассказ. Уже должен быть. Наверняка она обдумывала его, пока показывала Дом. Лариса, как я поняла по обеду, была той еще болтушкой, как и этот доктор-павлин. Начнут говорить о погоде, а закончат внешней политикой. Но им ведь нужны были слушатели, а Нине – время. Тут и появился этот Владимир-полицейский. Мне представилось, как он кивал, вставлял по слову, удовлетворяя потребность в зрителе у двоих самовлюбленных актеров, пока режиссер продумывал мотивацию героев. Но разве раньше нельзя было это сделать? Зачем затевать спектакль, не продумав концовку?

Возвращаться совершенно не хотелось. Теперь Дом не был крепостью и убежищем, которое смогло бы спасти от любых бед. Он наполнился незнакомцами, разрушавшими атмосферу доверия и тепла, которая создавалась только там, где было меньше пяти людей. Магическое число, потерявшее всякую силу. Лучшим решением было бы остаться в домике на берегу.

Хранилище того, что жалко выбросить. В нем было две комнаты – в первой в совершенном беспорядке лежали инструменты на случай, если придется починить какую-нибудь лодку, прибитую к берегу. А вот во второй стояли старая печка, пыльный столик с тремя ножками и диван, на котором любили спать бездомные кошки. Не лучшее место для проживания, но сгодится как временное пристанище. Я с трудом открыла деревянную дверь, петли давно не смазывали. Запах внутри стоял затхлый, пахло животными и пылью. Окна представляли собой прорезанные в стенах дырки, в которые вставили стекла, поэтому пришлось открыть нараспашку дверь, подпереть ее лопатой, чтобы ветер выгнал тяжелый воздух. Рядом с диваном стоял комод, который так же, как и все остальные предметы мебели, отправили в ссылку из-за ненадобности и старости. А напротив – старый шкаф, хранитель секретов.

Порывшись в ящиках, я нашла плед, который постелила на диван, и пару подушек. Теперь хотелось поразмыслить о сне, а не о Нине. Что же там было? Но мысль ускользала, никак не давая себя поймать. Нужно сосредоточиться на том, что я помню. Кажется, кто-то ломился в комнату – страх, безысходность, потерянность. Хорошо, конечно, однако сколько значений у подобного. Сотня? Две? Пока все не произойдет, мне не удастся связать реальность и видение, а какой тогда толк? Мало того что пока я бодрствую, может накатить волна, как выражается Нина, «удивительного дара видеть будущее» и сбить с ног, так и во сне нет покоя. Раньше это случалось не так часто, а теперь каждую ночь, и в отличие от дневных приходов, которые прямо в лоб говорят, что случится, ночные – это сплетение метафор, загадок и ребусов, которые невозможно разгадать.

Еще этот Филипп. Что это за должок, из-за которого он не смог отказать? Водоворот людей только баламутит наше спокойное озеро, а разве не за спокойствием мы сбежали сюда подальше от города и людей? В том вихре жизней, погоне за чем-то абстрактным, в мире вещей было невозможно жить, любое прикосновение могло стать катализатором видения, а мне совершенно не хотелось становиться свидетелем чьей-то драмы или трагедии. Хорошо, что Нина нашла меня. Хорошо, что мы оставили наши жизни. Но разве Нина оставила свою? Вспомнился тот день, когда мы встретились.

Все началось с видения. На выходе из метро меня задел какой-то мужчина, пробегающий мимо. Я успела придержать дверь, чтобы та с размаху не ударила по лицу, а затем мир исчез.

Трассу освещало лишь несколько фонарей, остальные не работали, отчего место казалось жутким. Не было и луны, ее закрыли тяжелые тучи – предвестники грозы. Вдалеке на мосту изредка проезжали машины, выхватывая фарами куски пейзажа, но не освещая его полностью. Слева на огромной скорости неслась фура, и, если обладать достаточно хорошим зрением, можно увидеть спящего водителя. Справа из-за поворота выехала машина, казавшаяся крохотной и беззащитной. Будто игрушки в руках ребенка, они столкнулись быстро и безжалостно, абсолютно нереально. Меня резко вырвало из видения. Пришлось приложить усилия, чтобы не рухнуть на грязный асфальт перед прохожими. Какая-то бабушка неодобрительно посмотрела – наверное, подумала, что я наркоманка.

Из-за страха начало мутить и потряхивать, и пришлось присесть на лавочку в парке неподалеку от метро. Из кармана я достала конфету. У меня всегда в запасе было несколько на случай, если видение застанет в общественном месте. Там она и подошла ко мне:

– Прошу прощения, можно присесть?

Не помню, какое было первое впечатление от нашей судьбоносной встречи. С годами воспоминания сильно размылись, но кое-что вырисовывалось до ужаса четко.

– Просто все лавочки заняты.

Она была одета строго, как офисный работник: черные прямые штаны, белая блузка и пальто, – но когда она повернула голову, чтобы указать на занятые лавочки, я увидела розовую резинку, держащую короткие светлые волосы. Может, это меня и подкупило. Такая несерьезная черта, выдающая ребенка во взрослом.

– Да, конечно, – хрипло ответила я и подвинулась.

– С вами все хорошо? Вызвать «скорую»? – Она присела и участливо дотронулась до плеча.

– Нет, все в порядке, просто в метро было очень душно.

– Правда? Дело не в видениях?

Сперва я была уверена, что сошла с ума. Потеряла рассудок из-за припадков. На секунду даже полегчало, можно больше не переживать, ведь самое худшее случилось. Но затем, услышав шелест листьев, почувствовав ветер и солнце на коже, я поняла, что это реальность.

– Прошу прощения? – Голос дрожал, даже младенец бы не повелся на эту жалкую попытку отрицать.

– Ну, мне казалось, вам поплохело из-за видений. Вы же видите будущее, верно? – Она говорила беззаботно, будто о погоде, а я не могла поверить в происходящее. – Я могла бы помочь вам, – продолжила она. – Для таких, как мы, есть пристанище.

– Мы?

– Ну, мне будущее неведомо. Но ведомы другие вещи. – Она засунула руку во внутренний карман пальто и вытащила клочок бумаги. – Вот, – протянула его мне, – позвоните, если нужна будет помощь. Меня зовут Нина.

Затем Нина встала и ушла. Что же я подумала о ней? Совершенно не помню, но точно знаю, что в тот миг меня поймали на крючок.

Первой эмоцией, пробившейся сквозь шок, стала, кажется, радость. Я такая не одна? Есть какая-то Нина, которая может помочь. Неужели больше не придется сражаться каждый день с собственным сознанием? А затем медленно, тяжелым шагом место занял здравый смысл, отгоняя радость в темный угол. Кто она такая? Откуда знает про видения? Вряд ли наша встреча была случайной. Не навредит ли мне ее осведомленность? Может, эта женщина захочет использовать видения в собственных целях, предсказывать исходы соревнований и делать ставки. Кто знает, что на уме у прекрасной незнакомки?

Вся дорога домой была наполнена раздумьями и сомнениями. Наступала весна, однако я ее совершенно не замечала. Не помню даже, холодно было или тепло. Я так глубоко погрузилась в мысли и переживания, что, спроси меня тогда, было сегодня солнечно или шел дождь, я бы не ответила, даже проведя весь день на улице.

Когда зашла в теплую квартиру и услышала голос мамы, болтавшей по телефону, стало легче. О чем же она говорила? Какой у нее был голос? Как встретила меня? Ее образ – лишь одно размытое пятно, кроме крепких и теплых объятий. И чая. Да, чай с мелиссой. У меня такой никогда не получался, даже здесь. К вечеру, истощенная размышлениями о Нине, я уснула прямо в гостиной перед телевизором. Тогда видение вылилось в сон.

Шоссе, окутанное ночным холодом и тьмой. Ни одной живой души, лишь деревья и два крутых поворота. Слева – огромная фура, спящий водитель. Иконка над его головой мерно покачивалась из стороны в сторону. Разбудила ли она его, если бы упала? Но она не упала, а бесчувственно наблюдала за происходящим. Справа – маленькая белая машина, за рулем мужчина средних лет. Он разговаривает по телефону:

– Да, милая, я еду. Пришлось сегодня поскакать по метро. Шеф опять послал в филиал, я решил машину не брать, а то в пробках простоял бы весь день. Вы-то там шашлыки пожарили? Ну все, скоро буду. Без меня не ешьте.

Три, два, один. Столкновение.

Я проснулась.

Все то же самое. Мама на кухне готовит мой любимый пирог. По телевизору глупая мелодрама, где богач влюбляется в простушку. За окном медленно темнеет.

Нужно принять ванну, горячая вода расслабит, так я подумала. Не помню, сколько времени проплескалась, но, проходя мимо гостиной, услышала оклик мамы:

– Смотри-ка, что творится. – Она стояла у телевизора, загораживая экран.

Я подошла.

– В девять вечера на главном шоссе произошла страшная авария, – вещала женщина в костюме. – Водитель фуры уснул за рулем, выехал на встречную полосу и врезался в легковой автомобиль. За рулем легкового автомобиля находился мужчина сорока пяти лет. Он скончался до приезда «скорой помощи». У погибшего было трое несовершеннолетних детей. Водитель фуры находится в реанимации в тяжелом состоянии.

Позвонила ей в ту же ночь. Сказав маме, что не голодна, я закрылась в своей комнате и упала на пол. Что можно было сделать? Последовать за мужчиной? Предупредить, чтобы он не садился за руль? Наверное. Но я ничего не сделала, поэтому он погиб. Это моя вина. Я знала, что так произойдет. Встав на колени и уперев локти в пол, я попыталась дышать, чтобы стало легче. Опять начало мутить. Затем, медленно поднявшись, подошла к сумке и начала искать бумажку с номером.

– Алло, – раздалось из параллельной вселенной.

– Мне нужна помощь.

Мы встретились на следующий день в кафе. Нина рассказала о хранительницах и обязанностях, но, не сделай она этого, я бы все равно согласилась. Я была готова на все. Даже стереть память самому дорогому человеку на Земле.

– Мы посредники между миром духов и миром живых. – От кружки Нины исходил пар. – Мы передаем просьбы людей, а взамен они отдают духам некоторые жертвы. Не пугайся, девственниц в озере топить никто не будет. Только бычка. Духи принимают жертвы и обеспечивают плодотворный урожай, оберегают от несчастий, помогают с болезнями.

– А почему духи напрямую не могут общаться с людьми?

Я пила сладкий кофе, пытаясь не уснуть. Страх увидеть аварию еще раз был настолько силен, что за всю ночь я не сомкнула глаз.

– К сожалению, связь между двумя мирами была очень давно потеряна. Прогресс, все дела. Вырубаются леса, загрязняются реки. Все меньше мест, где духи могли бы жить. Поэтому им нужна наша помощь.

– Наша?

– Хранительницы не относятся ни к миру живых, ни к миру духов. Мы на грани. Поэтому ты и видишь будущее, ведь духам ведомо все. Иногда ты одной ногой наступаешь в их мир. Но я могу помочь, если согласишься стать одной из нас. Однако есть условие перед началом работы.

– Любое условие. Я согласна на все.

– Не горячись. Понимаешь, могут возникнуть вопросы, почему ты уехала, поэтому нам необходимо пресечь любые поиски.

– Каким образом вы хотите это сделать?

– Стереть память у всех, кто тебя знал.

Сонливость как рукой сняло.

– Как?

– Ты откажешься от всего, что держит здесь. Мы приготовим отвар, затем напоим им всех твоих знакомых. Да, соглашусь, немного муторно, но другого варианта нет. А затем уедем, и ты никогда не вернешься.

– К чему это? Почему я просто не могу сказать, что уезжаю и буду иногда навещать маму?

– Путь хранительницы непрост, и он предопределяет дальнейшую судьбу, никоим образом не связанную с нынешней жизнью. Считай это обрядом посвящения, очищением от прошлого. Нужно же отчиститься, верно? – Последнюю фразу она сказала полушепотом.

– Мама меня забудет… навсегда?

– Именно, – она отхлебнула из кружки, – навсегда.

Перед взором встали весы. На одной чаше – нечто мерзкое, черное и пищащее, раскинувшее щупальца. А за ними мама, совсем смазанная в светлом платье, но улыбающаяся. Ее закрывал склизкий ком ведений и снов. На другой чаше – спокойствие и избавление. Более того, предназначение, о котором только можно мечтать, миссия и цель.

Я знала, что поступаю эгоистично, но лишь мысль о том, что мама меня забудет, немного успокаивала совесть.

– А кто такие духи? Как они появились? – Если и решусь на это, то хотя бы не вслепую.

– Духи были всегда. Задолго до нас. Некоторые из них – порождения стихий, некоторые – умершие люди. Они приковываются к земле, а не растворяются в небытии и не перерождаются.

– Люди перерождаются?

– Конечно, а ты как думала? Большинство становятся новыми людьми, некоторые, разозлившие духов, камнями или жучками. Но если духи полюбили человека, у него есть выбор, кем стать. Многие решают присоединиться к их миру.

– Почему же духи просто не превратят всех тех, кто уничтожает их дома, в мух?

Нина улыбнулась:

– Всех же в мух не превратить, нарушится баланс. А в мире людей всегда есть кто-то, кто хочет забрать себе самое лучшее. Даже если этот кто-то и сам недавно был камнем.

– Зачем духам жертвы?

– Чтобы быть сильнее, контролировать стихии. Без жертв они не могут и камень поднять, а если их накормить, то и шторм устроят.

– А зачем нам их кормить?

– Чтобы они были на нашей стороне. Чтобы мы были друзьями, помогающими друг другу. Ведь твои ведения просто так не исчезнут.

Нина пришла в дом и там сварила отвар. Вечером с работы вернулась мама, я наврала, что Нина – моя преподавательница, и мы вместе выпили чай. Ну, мама пила чай, а мы – кофе.