Мечта жизни, или Наследство отменяется

– Я тебе покажу.

Марта ужасно устала этой ночью, выжата как лимон и такая же кислая как он, еле передвигала ноги, следуя за Беатой. Та наоборот поймала какой-то кураж. Неужели на нее так кофе подействовало? Проходя мимо зала, она отпустила Марту и быстрым шагом подошла к комоду, взяла на нем связку ключей, довела Марту до последней комнаты по коридору, открыла замок и объявила:

– Это кабинет отца. Заходи. Думаю уже можно. – Она подтолкнула Марту внутрь и вошла сама.

– Что уже можно?

– Входить. Раньше нельзя было. – Объясняла Беатрис, сев на глубокий кожаный диван – чтобы не мешать ему. Он всегда здесь работал. А когда он умер, кабинет закрыли на замок и не открывали. Что нам тут делать? Да и нет здесь ничего интересного. Нужные документы Кристиан вынес, увез в офис. Он-то дома не работает. Вот так отец жил. Дом ты видела, теперь смотри, как он работал. Вот, смотри, фотоальбом.

Она потянулась к журнальному столику, взяла на нем бархатный альбом, погладила приятный на ощупь материал, и подала Марте.

Марта взяла, также провела по поверхности рукой. У ее мамы был такой же альбом. Когда Марта осталась в Москве и стала обживаться в доме отца, то решила перевезти все свои вещи из родного дома. Она съездила в Норки и забрала из полуразвалившегося дома все боле-менее ценные вещи.

В список самых ценных и памятных вещей входили фотографии.

Фотография – это память.

В одном из таких альбомов, под фотографией, она нашла копию диплома мамы – доказательство ее учебы в высшем учебном заведении столицы.

Марта тяжело вздохнула. Тайна номер один – почему мама скрывала от своей дочери эту страницу своей жизни – не давала ей покоя.

В Москве полно фотографий ее сводных брата и сестры, полно фотографий его жены. Есть даже альбом с ее матерью. Она любила их пересматривать. Во-первых, ей все было неизвестно, во вторых она открывала для себя неизвестную страницу их биографии. Одна фотография лежала отдельно и имела особый статус. Марта влюбилась в нее. Только из-за того, что отец писал на ней искренние пожелания. У него красивый каллиграфический почерк.

Снимок сделан на крыльце родильного дома. Там Алисия еще такая молоденькая девчонка, две медсестры с двумя младенцами – это Беатрис и Кристиан – еще какой-то мужчина с цветами, шарами. Отец всех фотографировал.

Какое- то чувство грусти напало на нее: с одной разницей этот дом наполнен людьми настоящими живыми людьми, а в Москве он был пуст, и там все было только отца и никого более.

Она хорошо помнит тот день, когда получила из рук адвоката письмо отца, а позже и само наследство. Она ходила в московском доме, жалела, что не встретится уже никогда с отцом. Смотрела на его вещи, на предметы, которым он пользовался, и пыталась понять, как он жил. Что писал за вот этим своим письменным столом. Что именно ел, когда сидел в столовой за столом. Какие мысли приходили ему на ум, когда он сидел на качели в саду? А может он просто отдыхал в них и старался ни о чем не думать. А где в доме он вспоминал о ней? Об Оксане, ее матери?

Сейчас на нее напали те же самые чувства, мысли и ощущения глубокой грусти. Она также ходит по кабинету, как ходила тогда по дому. Трогает на ощупь книги и поверхность стола, как бы прощупывает оставленную на поверхности его энергию, его мысли, его жизнь.

Марта открыла стеклянную дверцу книжного шкафа, стекло радостно блеснуло, отражая свет от торшера, как бы говоря «берите книги, читайте. Берите, берите».

В основном все книги были на польском языке, но несколько на русском – детектив, Пушкин (как без него? Никак. В любой библиотеке должны стоять его произведения. Ведь он никем не заменим и навсегда необходим), опять детектив, Рэй Брэдбери (почему-то на русском, наверное куплен в Москве).

Марта провела рукой по разноцветным корешкам книг. Они отдавали энергию и тепло.

Чувство грусти не покидало Марту.

Беата скучала, примостила руку на подлокотник дивана, оперла голову на нее и наблюдала за Мартой, без видимого энтузиазма.

– Удивляюсь твоему любопытству – скептично сказала Беата – почему люди такие сентиментальные? Или у тебя всплеск гормонов?

Марта не поворачиваясь, смахнула с ресниц, накатившую слезу и ответила:

– Нет у меня никаких всплесков.

Марта закрыла дверцы шкафа, стекло снова блеснуло зайчиком света, как бы говоря: «Приходи еще почитать». Она открыла фотоальбом – первая фотография отца. Черно-белый снимок на удивление акцентировал внимание только на отце, без всяких ярких и пестрых цветовых пятен жизни вокруг него. Монохромная фотография показала только главное – человека. Отца.

Красивый статный мужчина внимательно смотрел в объектив и в… душу. Это магия черно-белого фото.

Беата закинула ноги на диван и вытянулась.

– Слушай, Марта, – взмолилась Беата – пойдем уже спать.

– Да, конечно, – согласилась Марта, даже не шевельнувшись.

Ей было интересно смотреть фотографии отца. На них запечатлены самые любопытные моменты его жизни. Его досуга, его праздников, его быта. Сам он на всех фотографиях красивый статный, высокий мужчина.

– Марта, ты возьми эти альбомы себе, посмотри, полистай, – она достала из стола еще альбомы – вот еще, возьми. Только пошли спать. Я так устала. А завтра день рождения.

Марта взглянула на сводную сестру, та сидела уже действительно с уставшим видом, зевала и потирала глаза.

Беата, продолжая зевать, поясняла:

– Нужно отдохнуть. Будет много гостей. Я переживаю. Я хочу тебя познакомить со всеми моими друзьями. А еще будет фейерверк.

– Будет фейерверк, – задумчиво повторила Марта и подумала «жалко, что Зины уже не будет», закрыла альбом – пойдем отдыхать.

Вернувшись в комнату, Марта поняла, что заснуть не сможет. Давал о себе знать выпитый ночью стакан кофе и перенесенные потрясения от убийства Зины и допроса полицейского Стефана. Как же его фамилия? Не важно. Надеюсь больше его не увидеть. Противный, хамский, наглый мужчина, считающий себя всемогущим.

Марта зашла в ванную комнату, включила горячую воду, стала наполнять ванну. Глубоко вдохнула, шмыгнула носом, без сомнения она простыла, без сомнения нужно принять горячую ванну, чтобы прогреть свои старые кости, мышцы и нос.

Пока набиралась ванна, Марта вернулась в комнату, забралась с ногами на кровать, накрылась одеялом. Полежала, повздыхала о своей грустной судьбе. Полицейский Стефан Войцеховский собирается повесить на нее всех собак и убийство Кеннеди с Монро, а также бывшего премьер-министра Польши Петра Ярошевича.

Чтобы как-то отвлечься от грустных и неприятных мыслей, Марта подтянула к себе альбом и продолжила смотреть фотографии. Она долистала до свадебных страниц, поймала себя на мысли, что отец больше подходил ее матери, чем Алисии. Подходил по возрасту, по поведению, по любви к большим окнам, по любви к фотографиям, по любви к секретам, наконец.

А на фотографиях с Алисией чувствовался мезальянс. Хотя Пушкин считал, что любви все возрасты покорны. А с учетом того, что в кабинете отца стоят три тома Пушкина, то, видимо, он тоже так считал.

Марта списала эти глупые мысли на элементарную человеческую зависть.

Она тяжело вздохнула. Тут, как ни крути, как не старайся себя переубедить, но зависть присутствовала. Зависть как икота – непроизвольное, неконтролируемое состояние человеческого организма – неконтролируемо и непроизвольно влезла в ее душу.

Она завидовала Алисии, что заняла место ее матери, она завидовала своим сводным брату и сестре, что каждый день виделись и общались с отцом. А она сама ни разу его не видела и не слышала.

Она даже ни слова о нем не слышала. Интересно, почему мама не стала ничего о нем рассказывать? Судя по рассказам чужих людей, той же Зины, покойницы, отец был хорошим человеком. Почему мама приняла решение забыть о нем навсегда и не вспомнить даже перед смертью, даже когда болела ни слова, ни полслова не сказала Марте о нем. Почему?

Одна из фотографий показалась ей очень толстой, как бы напечатана на глянцевом картоне. За уголки фото держали четыре ушка, как ладошки. Она достала фото из «ладошек», перевернула и прочитала:

«Жениться на актрисе считалось мезальянсом для гвардейца».

Марта хмыкнула:

– Я тоже так считаю.

И улыбнулась, видимо отец, тоже считал брак с Алисией – неравным.

Но, не смотря на это, женился на молодой девушке.