Соты

В глазах подошедшего заиграли безумные искорки. Осознав, что имею дело с психически неуравновешенным субъектом, я как можно осторожнее встала из-за стола и поспешила выйти, мимоходом оставив деньги за недоеденные блинчики. Чай я так и не выпила.

К счастью, поезд уже подошел к перрону.

– Ваш билетик, пожалуйста, – проводница мельком взглянула на мой паспорт и обратилась с аналогичной просьбой к следующему пассажиру.

Пробравшись через тюки и чемоданы, я отыскала свое место и осторожно пристроила вещи так, чтобы не мешали соседям.

Предстояло провести ни много ни мало – шесть часов в поезде, потом сойти в городе Дым, в котором поезд стоит меньше минуты, так как туда практически никто никогда не ездит, потом – добраться до автостанции и продолжить путешествие на расшатанном автобусе, грозящем на каждой колдобине развалиться прямо у тебя под сиденьем. Подобное развлечение мало кому могло понравиться, но я находила в этих поездках прелесть ушедших времен, которых уже никогда не застану.

Поудобнее умостившись на мягкой лавке, я покопалась в рюкзачке и нашла пару наушников, а минут через пятнадцать мой поезд, издав прощальный гудок, отправился в сторону города Дым, не известного большинству населения первопрестольной.

***

Когда на часах стукнуло два ночи, Афеда Алексеевна, двадцати четырех лет от роду, чувствовала себя разбитой коровой, по недомыслию оказавшейся в тесном курятнике. И, к сожалению, не понимавшей, как добраться до родимого стойла.

Все мышцы затекли, их терзала нескончаемая судорога. Глаза слипались так, что время от времени приходилось все громче и громче настраивать музыку в плеере. Барабанные перепонки молили о пощаде, но кто же будет их слушать. «Решив быть стойкой, иди до конца!» – возникло в воспаленном сознании, и я тут же опять чуть не провалилась в манящий дурман.

Короткие остановки развивают в пассажирах внимательность. Постоянно сверяясь с часами, я заблаговременно подхватила пожитки и направилась к дверям. Там уже дожидалась знакомая проводница.

Поинтересовавшись, кто из родных у меня тут живет, и дождавшись невнятного ответа, она сухо пожелала удачи и выкинула лестницу, на которой я тут же чуть не сломала себе шею. Перила и ступени были мокрыми от дождя и комков грязи, налипших неизвестно в каком десятилетии.

Напротив расположилось желтое, слегка подсвеченное здание вокзала. Я торопилась к нему, вслушиваясь в бодрые жизнеутверждающие шлепки, издаваемые подошвами кроссовок, – единственными нарушителями ночной тишины. Вокруг не было ни души, и тихо, но настойчиво подступал холод сомнения: а не сглупила ли я, поехав в глубинку в такое неподходящее время?

Обстановка внутри вокзала была весьма удручающая: краска давно сошла со стен и потрескавшегося потолка, по стенам развешаны громадные картины в вычурных рамах. Начальство станции имело стремление облагородить строение, вот только наличием вкуса художник и покупатель были обделены обоюдно. И все же в этой унылой разрухе, холодных ржавых лавках и царившей промозглости был свой исконно русский колорит. Я примостилась подальше от выбитого окна и задумалась. Автобус отправится только в четыре утра, так что придется скоротать пару часов с журналом, предусмотрительно купленным у проводницы.

Время тянулось, скудно отсчитывая десятки минут, медленно, но верно приближавших меня к появлению спасительного транспорта. Когда автобус наконец подошел, я готова была расцеловать щербатого заспанного водителя. Единственная пассажирка! Таратайка тронулась, закрыв шаткие двери лишь наполовину, и я с наслаждением отдалась размышлениям.

Когда-то давно, по моим меркам это действительно было давненько; лет так девять – десять назад, я проводила в этих местах все свободное время. Школьные каникулы проходили только в Бурых Веточках. До школы я жила здесь от весеннего ледохода до осенних морозов и первых буранов. Жили мы с бабулей, которую вместе со мной «ссылали в Сибирь» до наступления заморозков. В плохую погоду даже вдвоем или втроем, когда к нам наведывался дедуля, было достаточно тяжело. Ежедневная топка русской печи и умывание ледяной водой заставляли мечтать о благах цивилизации. А теперь…

В ностальгии по прошедшим годам дорога пролетела незаметно. Ветхий автобус остановился в селе, выпроваживая ночную пассажирку на холод. Подхватив рюкзачок и попрощавшись с водителем, я выбежала на леденящий тушку мороз.

Автобусная остановка находилась в самом центре села, которое пока дремало. Единственными «живыми» существами оказались местные собаки, вдохновенно облаявшие чужестранку и тут же убежавшие куда-то по собачьим делам. Магазины были закрыты, и я решила, что прогуляюсь до них ближе к полудню. Я дотопала до окраины, вышла на основную дорогу и зашагала по направлению к Веточкам. Идти предстояло несколько километров, но по сравнению с пройденным расстоянием это было рукой подать. Врубив на всю громкость мобильный и порадовавшись, что ори не ори – все равно никто не услышит, я стала подпевать незамысловатой песенке, доносившейся из динамика.

Вокруг было еще темно, но над деревьями уже появились первые признаки рассвета. На земле еще тут и там виднелись снежные островки, и сырость заставляла ежиться от холода. Ветер дул во все стороны вольной души, гоняя колтуны по полям и заставляя ветки деревьев прижиматься друг к другу. Окончательно продрогнув, я ускорила шаг, и из-за поворота наконец показались знакомые домики, покосившиеся еще до моего рождения.

По счастливому стечению обстоятельств наше жилище расположилось в самом центре деревушки. Во дворе был глубокий чистый колодец, а чуть левее него – маленький пруд, в котором детвора обычно ловила карасиков и водомерок.

Я скинула скарб на крыльцо, дрожащими замерзшими руками засунула в скважину ключ и со второй попытки сняла тяжелый замок. Будто обидевшись за долгую разлуку, дом встретил сыростью и промозглыми сквозняками: внутри было не теплее, чем снаружи. В основной части дома стояли кровати, большой круглый стол и огромная русская печка, потрескавшаяся и облупившаяся. К удивлению, она не вызвала у меня брезгливости, а только напомнила о старинных сказках. Невольно всплыли картинки из детства. Разбросанные куклы, поездки на велосипедах и, конечно, синяки и ссадины – вечные спутники игр деревенских мальчишек и девчонок.

Придышавшись, я решила, что расстегивать куртку не имеет смысла, тем более что поиски дров для печки закончились разочарованием: ни дощечки! Пришлось тащиться к отсыревшей поленнице. Вот тут-то я и прочувствовала очевидную проблему: поленья были огромными и вряд ли могли разгореться, а умение орудовать топором не входило в стандартную школьную программу.

Помощи не предвиделось. Пришлось нацепить валявшиеся на полу перчатки, ухватить здоровенный топор и вместе с чурбачками тащить его к колуну. Как я не поранилась и не отрубила себе пару лишних конечностей – одному богу известно, но уже через полчаса, ругаясь, как никогда не позволила бы ни в одном приличном обществе, я нарубила кривых, но все же подходящих поленьев. Уже за одно это мне должны были вручить медаль. Жаль, оценить подвиг было некому.

Пока я старалась, уже окончательно рассвело и желудок напомнил, что неплохо бы подкрепиться. Идти обратно в село не было ни сил, ни желания, так что, решив проверить благосклонность госпожи Фортуны (ха-ха!), я полезла рыскать по всем погребам и возможным заначкам. Парадоксально, но в этот раз повезло: удалось раздобыть целый мешок картошки, правда, слегка проросшей и неаппетитно заляпанной грунтом. Кроме того, мне достались несколько крупных банок с крупой, предусмотрительно спрятанных бабулей в двадцатилитровый бидон, чтобы и плесень не завелась, и мыши остались голодными. О существовании мышей даже думать было страшно. Оставалось лишь уповать на то, что от тоски или голода они сбежали в город.

Остаток дня был потрачен на растопку печи, уборку и приготовление каши. В комнате становилось все теплее и уютнее, и к вечеру я смогла снять куртку и сменить кроссовки на тапочки. Каша, на удивление, почти не сгорела. Я вытащила ее из печки вслед за сковородой с картошкой. Естественно, моя светлость прижгла себе пару пальцев о чугунок, но это была «малая кровь»: устанавливать баллоны с газом я побоялась. Взлет в воздух вместе со всем деревянным никак не входил в мои планы.

Наскоро умывшись и ополоснув руки ледяной водой, я уселась у печки. День заканчивался, и было даже непонятно, как я умудрилась потратить столько времени на казавшиеся простыми дела. За окном бушевал ветер, нагоняя тучи и заслоняя вышедшую на пост затуманенную луну, а в печке приятно потрескивали поленья, наполняя комнату запахами старого дерева. Успокоившись и устроившись в огромном кресле-качалке перед огнем, я стала вслушиваться в тихую музыку наступившего вечера. На душе стало спокойно, как никогда за последние месяцы. Привычка засыпать и просыпаться под шум проспекта может заставить забыть о том, что бывают такие умиротворяющие ночи…

Я решила продлить удовольствие и полезла в рюкзак за журналом, но наткнулась на что-то жесткое. К своему удивлению, я вытащила на свет книгу давешнего знакомого, который так рьяно втюхивал мне литературу для поисков себя и всего остального. Вот настырный! Пролистав несколько глав и убедившись, что это действительно бред сумасшедшего, я отложила книгу на приступ печки, чтобы разжечь в следующий раз огонь. Совесть молчала, хотя о подобном кощунстве я помышляла впервые.

Читать было абсолютно нечего. Пришлось забираться на печку, где были разбросаны старые газеты и фолианты, за нечитабельностью отправленные в ссылку. Классика перемешалась с потертыми детективами в тонких обложках, тут же валялись и детские сказки, которыми убаюкивали меня и остальную родню из поколения в поколение. Теперь же они смотрели с немым укором, растрепанные и пожелтевшие от небрежного детского обращения и собственной старости.

Я увлеклась одной из картинок из сказок Андерсена, оперлась о хлипкую стопку и сдвинула ее в сторону. Одна из книг вылетела из общей груды и шлепнулась на пол. Беглянкой оказалась моя давняя знакомая – потертая брошюра, сшитая вручную. Когда-то я вытащила ее из газет и хвороста, приготовленных для растопки бани. Давно не виделись. По краям книжка была обожжена, но страницы еще силились держаться друг друга. Тогда мне было лет шесть, и я подумала, что, наверное, это очень древняя книга, по которой можно понять то, что происходило множество лет назад. Но, так и не сумев докопаться до сути, мы с подругами закинули ее подальше: все равно ничего не понять. Может, теперь?

Каждая страница была заполнена списком слов, идущих по алфавиту, но не связанных между собой по смыслу. Иногда алфавитный строй нарушался, и после слова на букву «о» шло, например, слово на «я». Некоторые из сочетаний я понимала, другие же представляли из себя что-то вроде прозвищ и названий неизвестных предметов. Разберусь-ка на досуге, зачем и для кого ее написали, а пока вернусь к сказкам.

Разгребание хлама убаюкало, и с печи я спустилась, когда стрелки часов уже давно перешли за двенадцать. Поленья совсем прогорели, но хотелось еще немного отдохнуть, всматриваясь в огонь. Это здорово успокаивало, отвлекая от мыслей о работе в архитектурной фирме, куда мне предстояло вернуться через два дня. Насущные проблемы и тревоги отступали, на душе светлело.

Наконец я осознала, что уже сутки не спала. Взяв в руки книгу из привокзального кафе, я закинула ее подальше в печку: пусть поможет разгореться новой партии поленьев. Деревяшки весело затрещали. «Нужно дождаться, пока все прогорит, и уже тогда ложиться спать», – пронеслось в голове. Я откинулась на спинку кресла, положила на колени обгоревший томик и принялась перелистывать его снова и снова. Мысли отказывались слушаться, и уже было сложно разобрать строки. Суть вновь и вновь ускользала от затуманенного рассудка. И когда в очередной раз показалось, что разгадать загадку древнего текста не удастся, по неведомому импульсу я поднялась и медленно, будто нехотя, положила книгу на самый край, где полыхали язычки и трещало обсохшее дерево. «Я сегодня вандалка какая-то», – вновь раздался в голове далекий голос рассудка.

Книга лежала достаточно далеко от огня, чтобы отдаться пламени в первые секунды. Было до жути любопытно, доберутся ли искры до обгорелой бумаги или к утру я проснусь и вытащу томик, так и не удосужившийся обратиться в пепел. Вдруг в печи что-то щелкнуло, хрустнуло, и одно из поленьев развалилось на три неравные части. Вспыхнул сноп искр. Одна, самая ретивая, достигла края печи и упала на уголок фолианта. Сухая бумага взялась, и маленькая красная точка превратилась в светлые язычки, тут же охватившие новую пищу и принявшиеся жечь ее в рыжих объятиях.

С интересом отчаянного биолога, решившего проследить превращение гусеницы в бабочку, я зачарованно таращилась на огонь. Книга истлела, и тогда я увидела, что пламя слишком близко подобралось к краю печки из-за развалившегося деревянного «колодца». Да, не умею я нормально топить, что поделаешь! Да и делаю это, честно говоря, впервые.

Кочерга помогла протолкнуть угли внутрь, чтобы они не дымили и, не дай бог, не выскочили в комнату. Получилось паршиво: одна искра все же вылетела, больно обжегши руку. Разозлившись на саму себя, что прошляпила прогар и засмотрелась на томик, я прикрыла заслонкой огонь и пошла обрабатывать ожог остатками просроченных мазей. По счастью, они все еще валялись на полке после прошлого прибытия в Веточки.

Горемычная конечность была замотана марлей, в голову пришла мысль, что засиживаться до рассвета будет глупо, неплохо бы наконец и поспать. В комнате стало абсолютно ничего не видно. Печка давала ровное и убаюкивающее тепло, а разложенные на полатях одеяла просохли и были готовы принять меня в теплые объятья. Закутавшись по самый подбородок и предусмотрительно замотав голову, я отпустила мысли в свободный полет.

Удивительный деревенский отпуск начался, и самое правильное решение сейчас – выспаться на год вперед. Вокруг стояла тишина, которую изредка прерывали лишь редкие тявканья пары оставшихся в вымершей деревне собак. Думать и о чем не хотелось, впечатлений было достаточно, и уже через пару коротких минут я провалилась в уютный обволакивающий сон.

Глава 2

Забудьте о невыверенных предложениях и двояких смыслах. Выкиньте записи на клочках бумаги. Будьте ответственны за каждое выведенное слово. Ведь одна необдуманная фраза – и ваш рассказ может закончиться, не начавшись

Заметки Жизнеписателя

– Здравствуй! – сидя на полированном письменном столе, мальчуган вертел в руках длинное перышко и с интересом меня рассматривал. – Как тебе тут, нравится? – он сладко потянулся, спрыгнул и внезапно зашелся переливчатым смехом.

Я стояла в центре большого строения, границы которого исчезали в полупрозрачном тумане. По всей видимости, я спала. Еще с детского возраста меня посещали сновидения, в которых сознание безошибочно разгадывало, что творилось с его хозяйкой. Тогда мне разрешалось делать все, что заблагорассудится. Это были самые чудесные сны, в которых можно было перевернуть все с ног на голову. Черно-белых снов не было с рождения, вот и сейчас окружение пестрило яркими красками.

За распахнутыми настежь окнами зеленели деревья. Изрядно запрокинув голову, можно было рассмотреть расчерченный прописными буквами потолок. Мебель, за исключением письменного стола, отсутствовала.

Мальчишка рассматривал меня, и не думая отводить взгляд. Хотя чего еще я могу ждать от своего больного сознания? Хорошо хоть розовых бегемотов в пачках и ажурных жабо не наблюдалось!

Парнишка выглядел слегка необычно: темнокожий, лицо обрамлено черными вьющимися волосами, просторная светлая рубашка с подвернутыми до локтей рукавами, короткие штаны подобраны явно не по росту, оголяя щиколотки и являя миру носки в горошек. Довершали образ массивные ботинки на шнуровке, весело шлепающие при каждом шаге и вызывающие гулкие отзвуки в зале.

Великолепная акустика!

– Ну, и как тебя сюда занесло? – он с задумчивым видом прохаживался вдоль окна, теребя в руках белое перышко.

– Наверное, я заснула, – вывод пришел сам собой. Примостить свою тушку было некуда, и я оперлась на единственный предмет мебели.

– Я не об этом, но ты попала в точку, – он саркастически хмыкнул, – ты действительно спишь. Если хочешь, я даже окажу тебе небольшую услугу– помогу без особых напрягов изобразить то, что захочется. Чего изволите, сударыня? – остановившись, он уселся на мраморный пол, замысловато скрестив ноги и уставившись на меня снизу вверх.

– Знаешь, – мудрые мысли отсутствовали, а желания и вовсе разбежались да спрятались, – мне давно хотелось увидеть одного человека. Мы не виделись с раннего возраста, моя подруга…

– Не перегружай рассказами, понял!