Ярмарка чудес. Недетские сказки

В квартире у неё царил полный порядок – всё красиво обставлено, сияло чистотой и свежестью. Постельное бельё хрустящее, полотенца всегда чистые и выглаженные. Вкусно пахло.

Кроме её мужа, жил там и большой рыжий кот, толстый и равнодушный. Гулять на улицу никогда не ходил и совершенно не протестовал, когда его два раза в неделю купали. Шерсть от него нигде не встречалась.

Ещё в таком чудесном доме не водились ни мухи, ни комары и тем более шкодливые домовые.

Замечательная наша хозяюшка в домовых не верила, хотя бабушка когда-то рассказывала про одного, что жил в их стареньком доме. Он шкодливый был в меру и очень разговорчивый.

У всякой такой нечисти не было никаких шансов поселиться здесь. Им не найти даже маленькой щёлочки, которую бы каждый день не чистили и не мыли.

Где уж тут закрепиться, с толком и чувством обосноваться? Как-то неуютно получается.

В квартире было всё, что нужно для счастливой жизни. Единственно, чего не было – зеркал.

Большое бабушкино зеркало в бронзовой оправе осталось на старой квартире – трещинка некрасивая на нём появилась. А новое так и не купили. Как-то не нужны были зеркала.

В ванной комнате кафельная плитка всегда натёрта до блеска – муж замечательной женщины мог в неё смотреться, когда брился.

Женщина работала дома. Составляла аккуратные отчеты для одной частной фирмы, вела бухгалтерию. У неё не было никогда ни одной ошибки в документах. Платили ей хорошо.

В один декабрьский сумрачный день всё изменилось.

Во входную дверь настойчиво позвонили. Хозяюшка была занята уборкой и не смогла быстро открыть. Раз в две недели она мыла потолок на кухне со специальным мыльным раствором, секрет которого никому не выдавала. Вытерла руки, слезла со стремянки и побежала открывать дверь. Никого не было. Перед дверью, прислоненный к косяку стоял огромный плоский картонный ящик. Затащила она его в прихожую, пыль обмела. Ручку входной двери обтёрла. Коврик перед дверью влажной тряпочкой почистила и побежала дальше наводить чистоту.

Вечером её муж не торопился возвращаться с работы. Заехал в магазин, купил продукты по списку. Печальные мысли бродили в его голове и не складывались в понимание Новогодних праздников, которые уже наступали…

– Опять к нам никто не придёт. Все друзья боятся намусорить и нашуметь у нас в квартире. Музей какой-то, – он опустил голову и посмотрел на свои наглаженные шнурки на ботинках. – Ну, прямо, совсем чересчур.

Рис. Ирины Соловых

В подъезде вкусно пахло запеченной в духовке курочкой. Он знал, что так пахнет только из их квартиры.

– Ну, ничего, другие хуже живут, даром, что веселее. Зато она у меня такая замечательная хозяюшка, – подумал он.

Поднимаясь по лестнице, неловко споткнулся, уронил пакеты, испачкал руки. Неловко потыкал локтем в звонок.

Открылась дверь. Его обдало лёгким запахом хлорки и очень соблазнительным – курицы с чесночком…

Муж поставил пакеты на пол. Стал искать, чем вытереть руки. Ботинки сами не расшнуруются. Жена хмуро отслеживала все хаотические движения его грязных рук.

«Слева шкаф без единого пятнышка – не обопрёшься, справа – картина с чахлыми розами, но математически выверенными правильными шипами, не сбить бы ненароком. Шагнуть некуда, притулиться не к чему», – с тоской подумал муж.

Тут его перемкнуло – сделал шаг и с остервенением стал вытирать руки о полы её замусоленного халата. Отфутболил ботинки на сверкающий паркет и ушёл в ванную. Хлопнул дверью. Розы свалились со стены.

Женщина обомлела, заплакала, сползла по стене и стукнулась локтем о коробку.

– Что это? Откуда? Ах, да! Дурацкая коробка! Кто прислал и зачем? За что мне это всё? Стараюсь для него, а он руки об меня вытер! – рыдала наша Замечательная Женщина, кромсая коробку.

Ошметки картона летели по всей прихожей, ей было уже всё равно.

– О! Зеркало! Изумительной чистоты и голубизны венецианское зеркало в бронзовой оправе с изысканными завитушками и с маленькой трещинкой в углу. Бабушкино! – ещё больше зарыдала она. – Ой, кто это в зеркале?

В нём отразилась потухшая женщина неопределённого возраста с волосами, висящими сосульками, в стоптанных тапках и замызганном халате.

– Кто это? Неужели я?

К зеркалу была прикреплена старая открытка с загнутыми углами.

На ней корявыми буквами было написано: «Завтра и никогда больше не убирай за варочной плитой. Переезжаю к вам жить. Хочу видеть красивой и счастливой маму вашего будущего малыша. У меня много сказок для него накопилось. Надо выговориться. Пока. Ваш душевный Домовой Прошка».

У них теперь всё отлично. Всё изменилось. Замечательная Женщина превратилась в Счастливую Женщину. Счастлив и её муж. И Прошка.

Идеальная семья. Весело, шумно. Пыль в углах уже попадается, но на это никто не обращает внимания. Завели ещё и кудлатого пса.

Сыну же надо кого-то за хвост таскать?!

Душевный Домовой Прошка

Ирина Соловых

Жил да был классический домовой Прошка.

Вольно жил, припеваючи.

Обязанности нёс исправно, заповедей не нарушал.

Заповеди у классических домовых строгие:

– воровать сладости и конфеты можно только из вазочки на столе;

– ходить по квартире только ночами;

– переставлять можно только посуду и детские игрушки.

Наступал Новый год.

Вся квартира сияла чистотой, повсюду горел свет. Огоньки гирлянды перебегали по всей ёлке. На кухне пахло особенно хорошо.

Стали съезжаться гости. Шум, гам. Безудержно лаял пёс. Подарки. Во все углы залетали пробки от шампанского, конфетти и искусственная пена из баллончиков. Везде лазали бесконечные дети. Потом все громко кричали «ура», звенели бокалами, громко поглощали еду. Начались танцы. Опять за стол. Опять танцы…

Рис. Ирины Соловых

Короче, Прошка просидел всю ночь за варочной плитой в голодном одиночестве. Ему было обидно и скучно. И он нарушил первую заповедь – вылез из своего угла, залез на стол, отхлебнул водочки из графина, подтащил к себе вазочку с салатом оливье и стал праздновать.

За плиту всунулась собачья морда и молвила человечьим голосом: «Прошка, просили передать, что негоже нарушать заповеди Классического Домового, будешь наказан. Это первое предупреждение!»

Да не тут-то было! Весело стало Прошке. Выскочил он утречком первого на середину кухни и пустился в пляс. Голос у него прорезался, запел фальцетом:

«Фу-ты, ну-ты, Прошенька,