***
Пока она мыла пол, а примолкнувший хозяин квартиры выходил на улицу выносить мусор, оказалось, что сгорела кастрюля с пригоревшей к ней картошкой в кухне. Про нее просто-напросто забыли в свете происходящих событий.
– Я вам сейчас быстренько и картошку почищу, – предложила Олеся, решившая, что в том, что картошка сгорела – ее вина. Ведь если бы она не приперлась в квартиру к этому мужчине, то он бы не остался сейчас без обеда.
– Не надо. Нет у меня больше картошки. Эта последняя была, – недовольно ответил мужчина.
– А что есть? – деловито осведомилась Олеся, пошарив без разрешения по всем кухонным шкафчикам. – Так-так… Горох, макароны, гречка…
Немного поколдовала у плиты и получилась изумительно ароматная горошница.
– Я еще не ела с утра, – призналась мужчине Олеся и тот великодушно пригласил ее разделить с ним обед.
Поели, после чего хозяйственная Олеся по-привычке помыла всю посуду в кухне.
Даже прошлогодние немытые банки из-под солений-варений, что в промежутке между холодильником и стеной небрежно понатыканы кем-то были, отмыла заодно.
– Да что вам от меня нужно, говорите уже!
Дяденька искренне не мог понять, что этой рыжей женщине нужно: явилась без приглашения в его холостяцкую берлогу, трясет тут своими "окороками", хозяйничает… Все-равно не нужна она ему такая.
(Та, другая, Люба, которая ему квартиру продать просила, поинтереснее на лицо была.)
– Дак я попросить вас хотела, – виновато поглядела на мужчину Олеся. – Понимаете, – проникновенно глядела она ему в глаза, – Мне жить негде. А у меня ведь двое детей и мужа нет. Живу с родителями. А там с ними жить стало невозможно. Мама вечно ворчит, еще и брат постоянно крутится, и пасынки эти его. Навесили на меня все хозяйство, коров, кур, приготовление еды. Целыми днями на кухне и в огороде пластаюсь. А я устала очень. Годы то идут. Еще мама, в ежовых рукавицах меня держит, – убедительно распиналась перед малознакомым мужчиной Олеся. – Гулять и то не отпускает. А я может, замуж выйти еще хочу. Вот.
Мужчина на всякий случай отодвинулся от Олеси подальше. Он вообще взирал на нее с явным испугом в глазах.
– Нет.
– Что «нет»? – расстроилась Олеся. – Почему нет? Умоляю вас! Продайте мне пожалуйста поскорее квартиру!
– А-а, квартиру? – выдохнул вдруг мужчина. – Так вы из-за этого тут? А я-то было подумал…
– А что вы подумали? – удивилась Олеся.
Мужчина промолчал. Неудобно было признаваться малознакомой женщине, что он принял ее за попрошайку-пиявку.
– Неважно. Но квартиру я продать вам не могу. Я ее другой женщине уже пообещал.
– Как так? – ахнула Олеся.
Не сдержавшись, женщина расплакалась прямо тут, сев на злополучный диван.
– Да вы не плачьте, – присел рядом мужчина. Он робко приобнял Олесю за плечи. – Ну хотите, я вам другую квартиру подыщу?
– Какую? – расстроенно произнесла Олеся. – За такую цену только у вас одна такая была!
Мужчина погрустнел. Ему стало жалко плачущую женщину. Да и потом, она же ему тут и пол вымыла и обед приготовила. А плачет-то как искренне! Неудобно как-то отказывать такой хорошей женщине.
– Ну хорошо, – промямлил мужчина, – Продам я вам квартиру, продам. Вы только успокойтесь!
Олеся так обрадовалась, так обрадовалась, что на радостях обняла мужчину, как родного. Мужчина неловко застыл в ее тесных объятиях.
– Спасибо вам! Зовут-то вас хоть как, родненький?
– Игорь Николаевич я, – скромно улыбнулся в усы мужчина.
Глава 9
Олеська приехала домой уставшая, но довольная. Сунула, не глядя матери в руки полный пакет с брусникой. Фая внимательно посмотрела на дочь. У той на лице блуждала странная улыбка.
– Олеська. Ты где была-то? – не вытерпев, поинтересовалась Фая. – Брусника-то мороженая оказывается. Ты ее что, на северном полюсе собирала?
– Мама, – подметила и маленькая Настёнка, – У тебя почему один глаз накрашен, а другой – нет?
Олеся замерла, виновато опустив глаза в пол. Но через минуту выдала громко и оживленно:
– Ой, мама, а ты ведь не знаешь! Помнишь, неделю назад у тебя деньги из «стенки» пропали? Ты еще на девчонок моих думала? Так вот: давеча там Кирьян твой шарил. Вот. Не хотела тебе говорить, да молчать не могу.
Фая ахнула, переключившись мыслями на сына-охламона. Забыв о дочери, женщина выбежала из кухни и Олеська спокойно допила чай.
– Скоро доченька, переедем в свое собственное жилье, – улыбнулась она Настеньке.
***
Вика остановила свою машину у какого-то здания.
– Приехали, – посмотрела она на Витю. – Пошли.
Витя долго дергал за ремень безопасности, прежде чем ему удалось наконец его отстегнуть.
«В этом месте уже можно поцеловать ее, чтоб закрепить так сказать, свои намерения. Чтоб она знала, кому принадлежит», – раздумывал он, борясь с неподатливым ремнем. – «И потом, надо попробовать на вкус ее губы. А то вдруг это не мое, потом мучайся всю жизнь с нелюбимым существом под-боком! Надо, надо пробовать, прежде чем связывать себя узами брака на долгие годы. Мало ли что там мать говорит. Не ей же с ней жизнь жить.»
Вика давно вышла из машины и презрительным взглядом смотрела на то, как Витенька неуклюже выходит из авто. Отбежала на почтительное расстояние, едва молодой человек приблизился к ней и скрылась за дверью незнакомого Вите здания с вывеской «Флердоранж».
***
Витя, наверное, впервые в жизни чувствовал себя настолько неуютно, находясь в компании пятерых девушек.
Хотя само кафе, в котором Вика изъявила желание посидеть, было первоклассным.
– Я думал, у нас с Викой свидание, – нерешительно промямлил он, едва Викины подружки уселись за их с Викой столик.
– А у вас и есть свидание, – улыбнулась самая наглая из подруг – Алена. – А мы что, разве мешаем вам? Мы с Викой самого садика дружим. Мы не разлей вода!
Девушка щелкнула пальцами, подозвав официанта. Она открыла меню и быстренько сориентировавшись, начала заказывать себе и подругам закуски, десерты и вино. Девицы хихикали, поглядывали на Витю, засыпали его ворохом вопросов и громко хохотали над каждым ответом.
Витя злился.