Мамочка, помоги

– Тихо! – сделала большие глаза сватья и приложила палец к губам, продолжая тащить Алёну за руку в кухню. – Молчи!

Алёна Ивановна была очень удивлена.

– Да что происходит?

Колготки на сватье-Алине были порваны. Под глазами тушь растеклась. Платье сзади прямо в трусы заправлены. И шатает сватью в стороны, сразу понятно – чего-то отмечала.

– Туда! – показала пальцем на кухню Алина. И сшибая своим телом дверной косяк, метнулась в кухню. Таща за собой Алёну.

– Садись, – толкнула она сватьюшку на стул. Повернулась и открыла холодильник. И вынула оттуда на стол огромную, немного початую бутыль.

– Хорошо, что ты пришла! Мне так пог-говорить с кем-нибудь хочется! – села мимо стула и упала прямо на пол Алина.

– Алина! – испугалась и кинулась её поднимать с пола Алёна. – Ты чего надралась как сапожник пьяный?

– А потому что я – раз-во-жусь! – гордо ответила ей мама Вани. – С этим козлом! Вот!

– Да что ж такое-то? – всплеснула руками Алёна Ивановна. – А я вот пришла про Ванечку спросить, – вспомнила она про предлог, ради которого сюда пришла.

– А что про него спрашивать? – улыбнулась Алина. – Сынулечка мой – дома у себя. За ним там Тамарочка твоя присмотрит. Как хорошо, что у нас твоя доча есть! За твою дочу!

– Не буду я пить, прекрати! – попросила Алёна Ивановна. – То есть как это – Ваня дома?

– А что? – уронила голову на стол и подняла ее снова сватья. – Его дома нет? Моего сына нет?! – тут-же вскочила она со стула.

– Да дома он, дома, – расстроилась Алёна.

Затренькал в сумке Алёны телефон. Женщина напряглась.

– Я не могу сидеть, меня машина ждёт, – вспомнила она о Амире Риятовиче.

– Ты не бросишь меня! В таком состоянии! – вдруг разревелась, нет, завыла протяжно, по-бабьи сватья.

– А-а-а-а-ы-ы-ы-ы! Алёнушка не уходи! Помоги!

Тренькал и тренькал в сумке телефон, и Алёна Ивановна ответила на звонок, спрятавшись в туалете квартиры сватов:

– Да прекрати ты трезвонить, Тамарка! Не до тебя сейчас честное слово! Тут, тут твой Ваня, куда бы он делся? Спит вон, лежит себе на диване!

Дочь-Тамара на том конце провода притихла. Помолчала немного и снова начала раздражаться:

– Так. Спит говоришь? Получается, он там от меня отдыхает, да?

– Да что ты такое говоришь? – принялась заступаться за Ваньку Алёна.

А самой за своё враньё перед дочерью так противно стало. На сердце тяжесть легла, из-за того, что зятёк Ванечка, оказывается, действительно ее дочери врёт. Вот где он сейчас ходит-шляется?

***

Алёна Ивановна вышла из туалета расстроенная. Прошла в кухню и выглянула в окно: машина Амира Риятовича уже ожидала ее у крыльца подъезда.

– Алёнушка, мне плохо, – стучала зубами о край стакана сватья, сидевшая за столом.

– Да что тебе плохо то? Сидишь пьёшь, будто праздник какой отмечаешь, – строго пожурила сватью Алёна.

– Пью. А мне плохо. Не попьёшь ведь еще хуже. По-померяй мне пож-жалуйста давление, – заплакала, опустив голову на стол Алина.

– Ну беда. Давай. Где у вас аппарат? – нахмурилась Алёна.

«Аппарат» был найден. Алёна Ивановна надела на руку сватьи манжету и накачала с помощью груши давление.

– Нормальное у тебя давление, – заявила она.

– А чего меня так трясёт? – продолжала стучать зубами и заикаться сватья.

– Потому что нечего было до такой степени пить! – отругала ее Алёна.

Оставить в таком состоянии расклеившуюся сватью она никак не могла – совесть не позволяла. Поэтому вскипятила чайник, сбегала в спальню, нашла плед. Потом поняла, что вид у сватьи чересчур «болезный» и увела ее в ванную.

Переступив порог ванной, Алина «взбуянила». Схватилась за бритву (электрическую), начала требовать у Алёны бумагу с ручкой.

– Записывать будешь мою последнюю волю!

– Чего записывать? – устало посмотрела на сватью Алёна. – Осиповна? Ты прекратишь болтать ерунду?

– А я говорю – запиши! – подняла указательный пальчик вверх Алина Иосифовна. – Завещать буду тебе шубу мою! Доче – серьги. Фамильные. Реликвия! – потрясла женщина пальцем. – Хочешь покажу?

– Да не нужна мне твоя шуба! – рассердилась Алёна Ивановна. – Ты можешь успокоиться? Говорю же, меня там машина ждёт! А в ней – мужчина! А тут ты, как взбесившаяся мартышка! Кривляешься!

Собравшаяся сводить счёты с собственной жизнью сватья тут-же замолчала. Заглянула в зеркало и икнула.

– Мус-сина? – пролепетала она.

– Да мужчина! – сердито кивнула головой Алёна.

На лице пьяненькой Алины Иосифовны тут-же расплылась несмелая улыбка.

– Ой, – радостно улыбнулась она, стирая размазанную тушь с глаз. – Алёначка увезите меня отсюда, а…

***

Амир Риятович с удивлением смотрел на то, как Алёна Ивановна идёт к его машине. Не одна, а с какой-то странной женщиной в-обнимку. Женщина эта была в шубе. Дурацкая, от уха до уха, приклеенная улыбка губ, криво накрашенных помадой. А ногами в лодочках эта дама перебирала так, будто грохнется прямо сейчас на тротуар, если Алёна Ивановна перестанет ее обнимать.

– Знакомься, Амир Риятович. – Пробормотала Алёна, усаживая на заднее сиденье женщину. – Это вот сватья моя. Ванечки мама.

– А-аствуйте! – произнесла женщина.

– Добрый вечер, – выдавил из себя Амир. – Вы туфлю там потеряли, – заметил он.