Танец со смертью, или Вернуться и Простить

– Что тут было взвешивать? Мое слово – против слова Славы. Перевес очевиден. Что ни говори, но я – чужой тебе человек, а Слава – родной сын. Впрочем, – Максим удрученно покачал головой, – у меня бы все равно это не получилось, я не сумел бы подойти к тебе. Слава не дал мне ни единой возможности сделать такую попытку. Эдуард, разве ты не понимаешь, что меня убрали бы еще на полпути к твоей палате или к дому? В любом случае я не смог бы объясниться с тобой и доказать свою невиновность.

– Почему?! – опешил Тамм.

– К тебе никак нельзя подобраться, – улыбнулся Максим. – Ты живешь в крепости. Тебя охраняет множество людей, и мне неизвестно, кто из них – человек Славы. А может, все они работают на него?

– Ты говоришь о моем сыне так, будто он – важное лицо!

– Значит, ты не знаешь его до конца. Мы с тобой всегда воспринимали Славу как безвольного алкоголика, не способного ни на что стоящее. Он же доказал обратное! Чтобы прокрутить такую аферу – украсть деньги, подложить бомбу, – нужно иметь очень острый ум и целую команду помощников. Ну, Берт, не молчи! Ты ему помогаешь?

– Иди ты в задницу, Макс! – вспылил Берт и, повернувшись к господину Тамму, извинился за свою вспышку. – Я не имею отношения к тому, что сделал Слава, если, конечно, это его рук дело.

Тамм молча подошел к столу и взял мобильный телефон. Набрал номер и замер в ожидании ответа.

– Слава, это отец, – сказал он наконец. – Жду тебя у себя. Есть разговор.

Положив трубку, он посмотрел на обоих мужчин, насмешливо разглядывавших друг друга.

– Прекратите, – бросил Тамм, опустившись в кресло. – Сейчас мы все узнаем. Однако, если ты, Максим, говоришь правду, я удивляюсь, почему Слава до сих пор не сбежал? Почему не избавился от твоей сестры, едва узнав о ней? Он ведь понимал, что она может послужить ниточкой к тебе, но не предпринял попыток убрать девушку.

– Слава нашел Марию? – переспросил Максим. – Как давно?

– Она тебе не рассказала? – усмехнулся Тамм.

– Не успела, Берт не дал нам возможности поговорить.

– Слава вышел на твою сестру полгода тому назад. Кстати, благодаря доктору Вайнсу. Но она ничем не смогла ему помочь, так как вообще не знала, что у нее есть брат. – Он на минуту задумался. – Ты оплачивал лечение Кристины в Словении?

Максим кивнул.

– Моими же деньгами, – усмехнулся Тамм, постучал костяшками пальцев по столу и поглядел на часы.

Слава не спешил на встречу с отцом. Прежде чем его машина въехала во двор, прошел почти час, в течение которого голоса троих мужчин в кабинете не умолкали почти ни на секунду. Тамм все еще сомневался в словах Максима, но уже не так яростно, как вначале. С каждым мгновением он все более отчетливо понимал, что доводы Макса звучат более чем убедительно. И все же он боялся ошибиться еще раз.

В душе его поднялась буря протеста. Тамм не мог поверить в то, что сын желал его смерти! Да и какой родитель посмеет предположить подобное? Он не был хорошим отцом, но явно не заслуживал того, чтобы пасть от руки своего ребенка. Тамм отказывался верить в вероломность Славы, как когда-то не был способен предположить, что Максим предаст его.

– Почему вы не сказали мне, что хотите быть вместе? – спросил он Максима, сидевшего на диване и молча смотревшего прямо перед собой.

– Знали, что ты станешь возражать.

– Разве мое несогласие остановило бы вас?

– Сейчас уже поздно выяснять, как нам следовало поступить, – жестко ответил Максим. – Бессмысленно.

– Согласен. – Тамм потянулся к зазвонившему телефону. – Пропустите, – и добавил, обращаясь к Берту: – Слава приехал. Предупреди Рихарда, чтобы он был внимательнее.

Берт вышел из кабинета, оставив Максима наедине с Таммом. Оба замолчали. Тамм не решался посмотреть в лицо человеку, которого еще час назад намеревался похоронить – вернее, зарыть – в саду, возле любимой беседки Кристины. Зато Максим, не стесняясь, разглядывал старика. За те четыре года, что они не виделись, Тамм очень изменился. И дело было не в его отталкивающем лице и похудевшей, ссутулившейся фигуре. Он стал нервным и мрачным, совсем не таким, каким оставался в памяти Максима.

– Испытываешь ко мне… жалость? – с опаляющей ненавистью спросил Тамм, наконец, подняв голову и увидев, что Максим пристально разглядывает его.

– Да, – честно ответил Максим. – А еще мне жалко себя. И Кристину. Наши с тобой страдания – ничто в сравнении с тем, во что превратилась ее жизнь.

– Ты часто навещал ее в клинике?

– Нет. Не мог заставить себя посмотреть ей в лицо.

– И я не могу, – проронил Тамм.

– Она здесь? – быстро спросил Максим, но Тамм не успел ему ответить.

В кабинет вошел Слава, сделал несколько шагов по направлению к отцу. Вдруг он увидел Максима, резко рванулся прочь из кабинета, но наткнулся на массивную фигуру Рихарда Зеллера, закрывавшую дверной проем. Зеллер выставил руку вперед, не позволив Славе протиснуться в коридор.

– Куда же ты, мой мальчик? – с придыханием поинтересовался Тамм, которому поведение сына сказало о многом. – Присаживайся!

Он указал на диван и жестом приказал Зеллеру остаться. Тот пропустил в кабинет вернувшегося Берта, закрыл за ним дверь и остановился на пороге. Разговор велся на русском языке, Зеллер плохо его знал, поэтому ему только по интонациям удавалось понять, у кого какое настроение. Преобладающей эмоцией у Тамма был гнев. Максим, как и Берт, пока что молчал, Слава же – после минутного порыва сбежать – был спокоен. Его хладнокровие поразило всех, ибо никто не ожидал увидеть столь потрясающую выдержку. Слава достал из кармана сигареты, прикурил, выпустил струю дыма, задрав голову, и повернулся к Максиму.

– Я думал, тебя никогда не найдут. Жаль! – рассмеялся Слава. – Вот они, отец, твои три сына! Все рядом. Два подкидыша, которых ты обожал, и…

– Родной, который меня ненавидит, – закончил предложение Тамм.

– А теперь – самый главный вопрос! Чувствую, что тебе не терпится его задать. – Слава глубоко затянулся. – За что? Но, думаю, тебе известен ответ. За то, – глаза Славы потускнели, в них всплеснулась жгучая обида, – что ты всегда отодвигал меня на задний план! За то, что ты вообще не видел во мне своего ребенка!

– Из ревности ты убил Кристину?

– Почему убил? – усмехнулся Слава. – Она еще жива, – злобно добавил он.

Тамм скривился, погладил себя по занывшей груди и оперся о подлокотник кресла. Он молчал, не зная, что еще сказать в этой ситуации. Вместо него вновь заговорил Слава, решивший высказать все, что накопилось у него на душе.

– Я жалею только об одном: что не убил его. – Слава указал кончиком сигареты в сторону Максима. – Тогда все было бы хорошо.

– Стоп! – вмешался в разговор Берт. – Кто подложил бомбу в машину?

– Тебе-то какая разница?! – Слава обернулся в поисках пепельницы, но за отсутствием таковой просто бросил окурок в плоскую вазу.

Тамм перевел взгляд на Берта, безмолвно поинтересовавшись, отчего он задал этот вопрос.

– Если Слава хотел убить вас, зачем же тогда воровать деньги из казино? После вашей гибели все и так досталось бы ему.

Тамм поднялся с кресла. Его трость все валялась на полу, и он поднял ее. Медленно подошел к сыну, взмахнул рукой… и Слава согнулся пополам от удара. Тамм принялся с остервенением бить сына по плечам, тот лишь прикрывался руками, но не пытался убежать. Наконец, увернувшись, он выхватил трость из рук отца, занес ее над головой – и был остановлен Рихардом Зеллером.

– Ты не планировал избавиться от меня, – сказал Тамм, отвернувшись от сына. – Тебе всего лишь нужно было устранить Кристину и Максима! Подставить их! С этой целью тебе и понадобились деньги для казино. К тому же, если бы они погибли, – не смогли бы оправдаться.

– Верно, – Слава устало ссутулился и потер глаза. – Убить их у меня не получилось. Видишь ли, у меня нет опыта в подобных делах. – Он криво усмехнулся. – Но все сложилось не так уж плохо, как мне показалось вначале. Я думал, что Кристина мертва, а Максим сбежал. Только не учел того, что ты будешь так настойчиво стремиться его отыскать. Но, признаюсь, мне нравилась твоя ненависть!

Тамм внимательно посмотрел на Славу и понял, что тот не договаривает всю правду.

– Кто подложил бомбу в машину? – повторил он вопрос Берта, подошел к сыну, положил руку ему на плечо и с силой сжал. – Это ведь не ты сделал?

Слава сморщился, но не от боли, а от ощущения безысходности.