Танец со смертью, или Вернуться и Простить

– Маша, ты думаешь, это нормально, когда у человека в течение недели держится высокая температура? Когда он слаб, предельно утомлен и масса его тела быстро снижается? Кроме того, у тебя и кровь носом шла.

– Неправда, – возразила Маша.

– Я видела окровавленные салфетки в мусорном ведре, поэтому нет смысла лгать.

Сима натянула плотные колготки, юбку и блузку и, остановившись у зеркала, придирчиво себя осмотрела. Видимо, увиденное вполне удовлетворило ее: она улыбнулась и подмигнула своему отражению.

– Калинина, поторопись! – прокричала она из коридора.

Маша обреченно посмотрела в ту сторону, откуда раздался голос подруги, и присела на диван. Она вдруг почувствовала себя маленькой девочкой, которой взрослые указывают, как ей следует поступать, а сама эта девочка не имеет решимости отказаться не делать то, что ей не нравится. Все же Маша понимала, что Сима беспокоится о ней, оттого и настаивает на этом осмотре.

– Уже иду, – сказала она Симе. Подруга недовольно постукивала пальцами по двери и считала вслух убегающие секунды. – Зануда!

– Мне больше нравится слово «манипулятор», – усмехнулась Сима, подав Маше сумочку.

В больнице Маша пробыла три часа. Бесконечное посещение различных врачей утомило ее. Благо что рядом с ней был Михаил Валерьевич, босс Симы, при непосредственном участии которого ей не пришлось стоять в очередях. Серафима Аркадьевна также удостоила Машу своим вниманием, лично осуществив забор крови. Маша с удивлением наблюдала за ее сосредоточенным лицом и спокойными движениями. В Симе напрочь отсутствовала та нервозность, которую привыкла в ней видеть Маша. Здесь, в больнице, подруга и выглядела, и вела себя по-другому: как настоящий врач, надежный, уверенный и мягкий одновременно. Последнее качество Маша считала наиболее важным, так как оно успокаивало пациентов и делало их пребывание в этих стенах менее удручающим и тревожным.

– Арифулина, тебе идет белый халат, – улыбнулась она, глядя на пробирку с красной жидкостью.

– Спасибо. – Сима изобразила реверанс и передала пробирку медсестре. – Сейчас мы твою «четверку» на анализ отправим. И все, можешь ехать домой.

– Что ты отправишь на анализ? – переспросила Маша.

– Твою кровь. «Четверка», потому что четвертая группа.

– Но у меня же первая группа. И в карточке написано, что первая.

– Как первая? – удивилась Сима, подошла к столу и взяла в руки амбулаторную карту Маши. – Да, точно, первая. Я просто… В прошлом году, когда твоя мама болела, она обращалась в нашу клинику. Мы сделали все необходимые анализы… – Сима почему-то замялась на мгновение, как-то беспомощно оглядевшись по сторонам. – Я точно помню, что у Валентины Борисовны четвертая группа. Она еще сказала тогда, что и у твоего отца такая же. Вот я и сделала вывод… Ошиблась!

– В чем ошиблась? – не поняла Маша и вдруг заволновалась. – Что-то не так?

– Все нормально, Калинина, – уверенно ответила Сима. – Даже такие гении, как я, иногда допускают ошибки.

– Какие ошибки? – не унималась Маша.

Сима бросила расстроенный взгляд на Михаила Валерьевича. Он молча прислушивался к их разговору.

– Машенька, все в порядке, – наконец сказал он и поднялся с кресла. – Сейчас мы проведем клинический анализ крови, это уже наша работа. От вас требуется только спокойствие и улыбка. Ну, улыбнитесь мне!

Он дотронулся пальцами до ее подбородка и заставил Машу посмотреть на него. Та, глядя в его светящиеся глаза, неуверенно растянула губы в улыбке. Михаил Валерьевич тоже улыбнулся, показав ряд потемневших от многолетнего курения зубов. Он стал похож на старую лошадь, добрую, безмятежную и абсолютно не умеющую кусаться. Маше даже захотелось потрепать его по холке и погладить его ввалившиеся щеки. Естественно, Маша не посмела этого сделать, однако она невольно потянулась вперед, словно намеревалась обнять его. Михаил Валерьевич с кокетливым выражением лица постучал пальцем по ее носу и, еще раз улыбнувшись, произнес:

– Серафима о вас многое рассказывала.

– Надеюсь, только хорошее, – сказала Маша и покачала головой. – Банальная фраза, но ничего более остроумного мне не пришло в голову. Значит, я свободна?

– Иди. – Сима махнула рукой. – Вечером увидимся. И не вздумай возвращаться на работу! – добавила она, повысив голос. – Пока анализы не будут готовы, я рекомендую тебе оставаться дома.

– Серафима, я чувствую, что ты метишь на мое место, – зычно хохотнул Михаил Валерьевич, ущипнув Симу за бедро, отчего та взвизгнула. – Ведешь себя, как я в твоем возрасте. Нагло, уверенно и по-хозяйски. Я, между прочим, уже в университете знал, что стану заведующим отделением.

– Значит, мои амбиции превосходят ваши, – ответила Сима, коварно усмехнувшись. – Я нацелилась на место главврача! Не меньше. И вообще, плох тот медик, кто не мечтает стать министром здравоохранения.

Михаил Валерьевич тихонько хмыкнул, потянулся к диванчику, где лежала Машина сумочка, и подал ее молодой женщине. Та благодарно кивнула и направилась к двери, выбросив в урну ватку, которую Сима приложила к месту укола.

– Спасибо за помощь и участие, – сказала она, повернувшись к Михаилу Валерьевичу. – Сколько я должна…

– Оставьте, – оборвал он ее на полуслове. – Это лишнее. – Он причмокнул губами. – Мы с Серафимой Аркадьевной сами договоримся.

Выходя из клиники, Маша задержалась на мгновение на пороге, глубоко вдохнула прохладный воздух и медленно побрела к станции метро. У нее появилось ощущение, будто болезнь возвращается: плечи заломило от усталости, да и щеки на ощупь казались горячими.

Дома, приняв душ и перекусив, Маша с облегчением поняла, что ошиблась. Она чувствовала себя хорошо, даже бодро, однако мысленно все время возвращалась к разговору в кабинете Михаила Валерьевича, ощущая некую растерянность.

Заварив крепкий кофе, Маша долго сидела в кухне, прислушиваясь к тишине в квартире. Ей было тоскливо, как никогда прежде, и понять причины подобного состояния она не могла. В ее жизни все было прекрасно – хорошая работа, нежные родители, верная подруга, масса поклонников, однако она испытывала смутное ощущение, словно ей чего-то не хватает. И это «что-то» не давало Маше покоя.

До самого вечера Маша ходила по комнатам, казавшимся ей какими-то чужими, и пыталась понять: отчего в ее голове и сердце поселилась пустота? Через несколько часов, предприняв массу безрезультатных попыток самоанализа, она, наконец, заставила себя успокоиться. А чтобы окончательно прийти в себя, решила отвлечься и включила компьютер. Фильм, который Маша начала смотреть, был скучным, вернее, она просто отвлеклась: думала не о происходящих на экране событиях, а об удивлении Симы, когда та узнала, что у нее первая группа крови – притом что у ее родителей четвертая. Маша выключила фильм и ввела в поисковую строку интересовавший ее вопрос. Пришлось долго разбираться в специальных незнакомых терминах, изучать сайты медицинских исследований. Она открывала все новые и новые ссылки, и постепенно картина начала вырисовываться. Удивление Симы уже не казалось ей загадочным, тем более что ему нашлось научное объяснение.

От входной двери послышался шум, и в коридоре показалась Сима. Вернее, не видя подруги, Маша знала, что пришла именно она, потому что, кроме них двоих, ключей от квартиры не было ни у кого.

– Калинина, ты дома?! – прокричала Сима.

Вместо ответа Маша вышла в прихожую и в замешательстве замерла: Арифулина стремительно подбежала к ней и схватила за плечи.

– Привет, – сказала Сима, крепко сжимая пальцы. – Ты как?

– Хреново, – усмехнулась Маша.

– А что… – начала Сима, но замолчала, заметив, что Маша не высказалась до конца.

– Я вспомнила тот вечер, когда мама мне рассказывала, как они с отцом познакомились, – сказала Маша, прошла в кухню и поставила чайник на плиту. – Ты тоже при этом присутствовала.

– При вашем разговоре?

Сима сбросила обувь, следом за Машей вышла в кухню и заглянула в холодильник. Достала с верхней полки йогурт и с отвращением посмотрела на него.

– Помнишь, как моя мама смеялась, – продолжила Маша, – рассказывая, что они с отцом подходят друг другу на генетическом уровне? Мало того, что у них одинакового цвета глаза, темные волосы, одинаковые отчества, так еще и кровь одной группы. Что ж, Симка, теперь я знаю, почему ты так удивилась, когда услышала, что у меня первая группа.

– Слушай, ты, детектив сран… – Сима с гневом бросила баночку йогурта в мойку, так и не открыв ее. – Ты ничего не понимаешь в медицине, в особенности в генетике, поэтому не смей строить тупые предположения!

– Арифулина, расслабься, – Маша примирительно похлопала подругу по плечу и, услышав свист закипевшего чайника, отставила его в сторону и занялась приготовлением чая. – Все, что я нашла в Интернете, – лишь теория, но тебе, как никому другому, известно, насколько большое значение она имеет. Это свод общих правил, на которых базируется вся генетика.

– Словно медик заговорила, – ехидно сказала Сима и оперлась руками о подоконник. – Таким мнительным и недоверчивым особам, как ты, нельзя использовать возможности Интернета. Все это может плохо закончиться!

– Объясни мне, доктор Пилюлькин, как получилось, что у меня с моими родителями разные группы крови?

– Такое часто случается…

– Но не в моем случае. – Маша убежала к себе в комнату и вернулась с исписанными листками в руках. – Если у отца и матери четвертая группа крови, – прочла она, – то вероятность рождения ребенка с такой же группой равна пятидесяти процентам. С третьей и второй группой – вероятность по двадцать пять процентов на каждую. И ноль процентов – с первой! Но ты и сама это знаешь, раз так удивилась, узнав, что у меня – единица. Или как вы там еще называете мою группу крови? Просто «первая» или «0»? Я ведь права? – Маша схватила Симу за руку и с силой потянула подругу на себя. – Отвечай, Арифулина! Если бы не твое случайное восклицание, я так ничего и не узнала бы!

– Чего не узнала бы? – Сима как-то обмякла от Машиного напора и растерялась.