ил будоражат, печаль.
Смерть входит в серое тело,
в дух, что измучен и чал…
Великая глубинка
Дырявая ватника ветошь.
По крышам солома и толь.
Гляди на селянскую немощь,
вдыхая поганую смоль
сигарки, дымящей порханьем
из властихвалящих газет.
Морозит холодным дыханьем
за садом древесный клозет.
Дороги разрытые шиной,
где кашица, топь, непролазь.
Поля и макушки с плешиной.
Лишь брага – от быта, дум мазь.
С управой глухой поединок.
Натёртый язык, сбитый плуг.
Подковы на паре гвоздинок
в копытах, как сбитый каблук.
Заезжены шеи. Баб роты
без женскости. Беден массив.
Прелестен лишь облик природы,
который лишь летом красив.
Стада, как худобные рейки.
И гниль, недовес ячменя.
Навоз пропитал телогрейки.
И брань даже тут от шмеля.
А взоры уставше-бесправны.
Сор, сытость даёт огород.
Мне город по телу и нраву,
хоть в нём погряз…нее народ.
Познавшие Бога
Познавший Бога знает,
что нет других богов;
что паству не бросает,
что в злате, тьме потов,
дела и боль зачтутся,
порядок помнит дуг,
что радугой зовутся;
что нет у Бога слуг,
а есть родные дети
из глины райских кущ,
из духа, рёбер клети.
Былой Эдем грядущ.
Впустивший Бога снова
вдвойне, наверно, чист.
Он, внявший тяге, зову,
открыл к спасенью лист
и к чуду, правде, чарам,