Цирк Странных Чудес. Книга вторая

Элара же, мельком бросив взгляд в большой бокс с пленником, отчаянно надеялась уловить хоть искру жизни в его неподвижном теле, но времени на сосредоточение не было. Распахнувшаяся дверь обнажила демона во всей его уродливой красе. Стоя за спиной Торнгаста, и частично прикрытая стеной, она чувствовала себя в относительной безопасности. Шепотом произнеся быструю молитву Дезне о спасении несчастного пленника и своих друзей, она прислонила руки к груди. Около ее лица возникла маленькая, сияющая хрустальным звоном звезда. Лицо полуэльфийки озарилось холодным, призрачным светом. Она перевела взгляд на звезду, и та, словно отвечая на безмолвный приказ, рванула в сторону мефита. Но заклинание не достигло цели, бессильно рассыпавшись снопом искр о косяк двери. «Не время загадывать желания», – с горькой иронией подумала она, отступая назад.

Мефит даже не дрогнул, но, видимо, почувствовал, что противник перед ним не один. Он не видел гадалку за массивными плечами медведя. Воздух вокруг монстра завибрировал, и с земли поднялись мелкие камушки, мгновенно умножившись в числе. Целый град острых осколков, словно тысяча крошечных ножей, полетел в них. Торнгаст прикрыл морду лапой, защищая глаза. Основная тяжесть атаки пришлась на него, но его природная броня и густая шерсть приняли удар, превратив смертоносный дождь в мучительное, сплошное покалывание по всему телу. Элара успела укрыться за его спиной и осталась невредимой.

В тот момент, когда первая дверь с грохотом распахнулась, в Зазза тоже прилетел камень – но не из града, что обрушился на Торнгаста. С двери через одну притаилась вторая горгулья, чуть меньше, с закругленными рогами и такими же злобными, горящими глазками, прикованными к гоблину. Зазз шмыгнул за стенку, чтобы уйти с чужого поля боя, но почувствовал на себе другой, знакомый взгляд – тех самых глаз, что он видел, падая с крыши. Теперь он разглядел ярко-красного мефита с желтыми, как прожилки лавы, разводами. Тот свесился с края навеса, уцепившись лапками за перила, словно котик, греющийся на солнышке, и лениво плюнул в гоблина огненным шаром. Зазз не думал уворачиваться, он развернулся к снаряду и на лету поймал его ртом, словно спелую вишню. Сглотнув пламя, он с вызовом смотрел на противника и выдохнул облако едкого дыма. Снизу было плохо видно, но, казалось, мефит замер в растерянности.

Пока Зазз играл с огнем, Чучун наблюдал. Он видел, как опасность свила гнездо на двух этажах, как камни и магия летят со всех сторон. И ему это страшно надоело.

“Все носятся с этой опасностью, прячутся, отбиваются… – думал Чучун с внезапной и абсолютной ясностью. – А что, если я и есть опасность?” Словно акробат, выходящий на арену под огнями софитов, он перекинул шпагу из руки в руку, зажал эфес в зубах, сделал стремительный разбег, запрыгнул на спину Торнгаста как на трамплин и, мощно оттолкнувшись, взлетел на второй этаж.

Торнгаст, прикрываясь от града камней, почувствовал внезапную тяжесть на своей спине – быструю, цепкую, как белка. На мгновение его ярость сменилась инстинктивным напряжением. “Что?!” – пронеслось в голове, но прежде чем он успел обернуться, от его плеч резко оттолкнулись, и легкий силуэт Чучуна, словно тень, метнулся вверх.

Это было странное, почти мимолетное ощущение: когти, впившиеся в шерсть не для боли, а для опоры, упругий толчок в спину, нарушивший концентрацию. И тут же – понимание. “Чучун. На второй этаж. Через меня.” Мысль была обрывистой, как удар камня о броню. В тактическом плане это был смелый и правильный ход, но на животном уровне его шерсть встала дыбом от этого внезапного вторжения на его тело посреди боя.

На секунду он потерял фокус, и очередной камень, пущенный мефитом, угодил ему в плечо с новой силой. Боль, острая и ясная, вернула его к реальности. Его собственный рык от ярости и досады, заглушил остальные звуки, отскакивая от стен. Он снова сфокусировался на каменных мефитах, но теперь часть его внимания, словно антенна, была нацелена наверх, прислушиваясь к шагам и звукам боя над головой. Он стал не просто бойцом, а живым основанием, неподвижным утесом, от которого оттолкнулся союзник. И это странное чувство ответственности, смешанное с раздражением, подстегнуло его. Он сделал шаг вперед, принимая на себя новый шквал камней, чтобы отвлечь врага и дать Чучуну шанс. Медведь снова призвал магию природы, и дерево-защитник встало рядом с ним, закрывая от снарядов.

Он приземлился вплотную к красно-желтому мефиту, едва не столкнувшись с ним нос к носу. Повиснув на краю настила, шпагой в зубах и с диким блеском в глазах, он бросил существу немой вызов. Тот отпрянул, и этого мгновения хватило Чучуну, чтобы ловко вскарабкаться и встать во весь рост.

Выхватил шпагу и, словно опытный дуэлянт, плавно обошел мефита по дуге. И тут его взору открылась вся картина: он был не один. Игра теней от решетки показала кое-что еще. У самого воздуховода, ярко освещенный пробивающимся солнцем, стоял еще один красный мефит – крупнее, покрытый острыми шипами, словно ходячий фрукт. Он застыл, явно не ожидая столь стремительного появления противника, и не успел присоединиться к атаке. Теперь Чучун оказался меж двух огней, а внизу кипела своя битва.

Зазз, наблюдая, как Чучун взмывает наверх, поймал себя на мысли: “Каков шанс, что этот огненный урод может сделать то же, что и я?” Мысль пронеслась как искра – и тут же воплотилась в действие. Почти не целясь, он швырнул в красного мефита малый огненный снаряд.

Вспышка пламени пролетела в сантиметрах от лица Чучуна, ослепив его на мгновение. Крысолюд инстинктивно отшатнулся, и его выверенный удар шпагой ушел в пустоту. “ЗАЗЗ!” – крикнул крысолюд. Ярость, острая и более обжигающая, чем сам огонь, вспыхнула в нем. Он на секунду отвлекся, пытаясь найти внизу взгляд друга – и это была ошибка.

Второй мефит вышел с нагретого светом солнца места к клоуну. Чучун не услышал его за шипением пламени и собственным криком. Острые, раскаленные зубы впились ему в бедро с характерным хрустом. Жгучая и разрывающая боль пронзила тело до костей. Кровь брызнула на деревянный настил, а ткань штанов вокруг раны тут же затлела, вспыхивая багровыми пятнами.

Он дёрнул ногой, пытаясь сбросить тварь, но та, словно собака, лишь на мгновение разжала челюсти и впилась снова, чуть ниже колена, вырывая клок плоти и шерсти. Два мефита, каждый ему по пояс, теперь окружали его, и в их глазах горела плотоядная радость.

Когда снизу Зазз, увидел, как его друг зашатался, и заметил второго противника, почувствовал, как земля уходит из-под ног. ”Нет. Нет-нет-нет-нет!” Его бравада испарилась, сменившись леденящим ужасом. Он рванулся к вертикальной лестнице, карабкаясь по ней с нечеловеческой скоростью. Снизу доносился рёв Торнгаста, сверху – сдавленный крик Чучуна. Битва распалась на два отдельных ада, и ему предстояло броситься в один из них.

Торнгаст стал живом неподвижной скалой, о которую разбивалась ярость двух противников. Тело его гудело от частых ударов – тяжелые булыжники большего мефита вдалбливались в плечи и грудь с глухим стуком, от которого сжимались легкие, а бесконечный град мелких камней меньшего звенел по его спине и бокам, словно дробь. Он чувствовал каждое столкновение: сначала – резкий удар, потом – нарастающую пульсирующую боль, и наконец – ответную волну ярости, горячей и густой, как кровь.

Деревце рядом с ним ловило и глушило удары, и Торнгаст чувствовал каждую его “боль” – хруст ломающихся побегов отзывался в его собственном нутре короткими спазмами. Когда последняя ветвь сломалась, и деревце, искореженное, замерло, он с сожалением отпустил связь, позволив ему рассыпаться на щепки. «Прости, брат», – мелькнуло в сознании, затерявшись в грохоте боя.

Его ответные удары были не менее яростны, как и он сам. Он не размахивал лапами бесконтрольно – каждый взмах его лап рождал невидимый клинок сжатого воздуха, со свистом рассекавший пространство. Но мефиты были коварны: более крупный подставлял свои каменные бока, принимая удар на себя, а мелкий, мельтеша как раздражающая мошкара, постоянно сбивал прицел, заставляя лезвия ветра рассеиваться о стены или врезаться в пустоту. Это была битва на истощение, и Торнгаст чувствовал, как его силы, как и терпение, начинают медленно иссякать.

Элара, прижавшись к стене, видела, как его могучая спина вздрагивает от ударов. Закрыв глаза, она погрузилась в его сознание – бурлящий океан боли и гнева. Она не стала бороться с яростью – она мягко обошла ее, как река огибает скалу. Вместо этого она выудила из глубин его памяти ощущения: прохладу северного ветра, запах хвои после дождя, сытое спокойствие после удачной охоты, тепло у костра в кругу родных. Она вплела эти образы в его сознание, словно окутала раскалённый металл мягкой, влажной глиной, забрав на себя всю остроту боли.

Пара камней, проскочивших мимо Торнгаста, больно стукнули ее по голове и плечу. Она только выдохнула, по щеке потекла струйка крови, но не прервала контакт. Ее собственное тело горело, но его боль была сейчас важнее. Сверху донесся крик Чучуна – новый клубок страдания, острый и обжигающий. Ее сознание, словно щупальце, рванулось наверх. Она не видела раны, но почувствовала ее – жгучую, разъедающую боль от ожога и укуса. Она мысленно подула на нее, как дуют на обожженный палец, вплетая в его агонию ту же отстраненность. Это прикосновение было таким же прохладным, как её руки, что так часто, ложились на его лоб или плечо, неся успокоение. Всегда чуть холодные, как ночной ветер, словно сама ночь и её загадочная богиня делились с ней своей тихой, звёздной свежестью. Боль не исчезла, но отступила, позволив ему мыслить трезво. Он не видел ее, но ощутил – знак того, что он не один. И в этом сражении этого было достаточно. Хватка его на рукояти шпаги снова стала железной.

Когда Зазз, запыхавшись, вскарабкался наверх, его глазам открылась ужасная картина: один мефит, вцепился в ногу Чучуна и с ожесточением трепал его, словно тряпку, а второй впился острыми зубьями в плечо, из которого уже сочилась алая полоса. Пока гоблин приходил в себя после подъема, крысолюд судорожным движением схватил тварь на своем плече и его телом сбил второго с себя. Он попытался швырнуть существо вниз, под камнепад, но едва разжал пальцы – мефит выскользнул из его хватки, ловко расправил перепончатые крылья и завис в воздухе, словно коршун, высматривая добычу внизу. Оттуда, снизу, волной тянулась знакомая, успокаивающая магия Элары.

Чучун, истекая кровью, метнул взгляд на Торнгаста, мысленно примеряясь спуститься тем же путем, что и поднялся. Но медведь был скован в тесном пространстве и отвлечен боем с двумя противниками, и мысль о том, чтобы своим падением отвлечь его и подставить под удар, показалась Чучуну верхом эгоизма. Стиснув зубы от боли, он, пятясь, бросился к лестнице. Он не спускался, а поскользил вниз, ударившись копчиком о нижний этаж. Затаившись у основания лестницы, невидимый для врагов снизу и почти невидимый, для тех кто сверху, он судорожно глотал воздух, пытаясь справиться с остатками боли, которую уже глушила гадалка.

Торнгаст краем глаза заметил, как его друг, весь в крови и с тлеющей одеждой, беспомощно съехал вниз. В его груди что-то болезненно сжалось. Почти на инстинкте, не прерывая боя с крупным мефитом, он взметнул руку – и из пола рядом с Чучуном взмыло новое, меньшее деревце, сплетая над ним живой, хрупкий щит. Он потратил на это всего долю секунды и вернулся к бою. Сгусток энергии затрепетал в его сжатой лапе, и он с рёвом всадил заряженный молниями кулак в брюхо каменного чудища. Тот затрещал, как пересушенная глина, и рассыпался на сотни мелких осколков, усеяв пол пылью и щебнем.

Одним противником стало меньше. Но едва они перевели дух, оставшийся каменный мефит, словно обезумев, обрушил на троих, находившихся внизу, настоящую лавину из останков своего собрата. Дерево, прикрывавшее Чучуна, заслонило его, потеряв в этом тяжелом ливне половину своих ветвей. Элара, пытаясь укрыться, получила крупный камень в лицо и он рассек ей губу, а более мелкие оставили на руках и ногах багровые синяки. Торнгаст же, чью боль она продолжала сдерживать, почти не чувствовал новых ударов – вся острота была там, в ее собственном теле, в огненной игле, вонзившейся в виски, и в теплой струйке крови, побежавшей из ее носа. Цена их неуязвимости оказалась слишком высока.

Оставшись наверху один на один с двумя летающими тварями, Зазз почувствовал, как по его спине пробежал ледяной пот. Он сглотнул комок страха, застрявший в горле. Существа почуяли, что он остался один, и начали сходиться ближе. Но сдаваться и быть загнанным в планы гоблина не входило. Собрав всю свою волю и ярость, он с силой хлопнул в ладоши. Воздух вздрогнул, и от его ладоней во все стороны рванула тонкая, раскаленная докрасна волна, похожая на огненное кольцо Сатурна – смертоносное и прекрасное. Она прошла сквозь обоих мефитов, заставив их вздрогнуть и на мгновение потерять высоту. Чешуя не обуглилась, но жар был ощутим.

От них исходил едва заметный пар – значит, его огонь они если и чувствовали, то скорее как легкое щекотанье. Зазз понял, что привычным оружием тут многого не добьешься. С яростным воплем он выдрал хлипкие перила у воздуховода, получив в лапы увесистую дубину с торчащим ржавым гвоздем.

– Ну давайте, твари! По одному! – бросил он вызов, вращая свое новое оружие.

Первый мефит, шипя, впился пастью в его большое ухо. Знакомая боль пронзила голову, но без жара – только мерзкое ощущение грязной, вонючей пасти на его голове. В момент укуса раздался короткий шипящий звук, словно на раскаленную сковороду плеснули водой. Его природная способность противостоять огню нейтрализовала угрозу, оставив лишь тупую боль. За что существо и получило точным ударом дубины по башке, отлетев в покатую стену с глухим стуком. Не успел первый мефит опомниться, как второй, видя “успех” собрата, настырно полетел кусаться следом. Но Зазз был готов и встретил его, всадив конец дубины с гвоздем прямо в разинутую пасть. Он застрял н на пару мгновений, беспомощно затрепыхав крыльями, прежде чем сорваться.

Внизу Чучун заметил, что Эларе досталось. Когда камнепад прекратился, он, несмотря на боль, двинулся к гадалке, отползая от укрытия.

– Элара! Элара, слышишь меня? – его голос был хриплым от напряжения. Он осторожно тронул ее плечо, стараясь растормошить. Ее кожа была бледной, почти серой, а раны на лице и струйка крови из носа не сулили ничего хорошего. Ее глаза под веками все еще слабо светились.

Торнгаст, тем временем, не ослаблял натиск. Воплотив в своей лапе крепкий хлыст из колючей лианы, он загонял последнего каменного мефита вглубь амбара. Тот откидывался очередью камней, но промахивался мимо медведя. Когда Торнгаст со всей силы ударил тварь, и та с грохотом почти раскололась надвое, Элара наконец смогла открыть глаза.

Свет в ее радужках мигал и угасал, словно огонек без воздуха, пока не вернулся ее прежний, ясный взгляд. И в тот же миг Торнгаст и Чучун ощутили, как знакомая прохлада, укутывавшая их боль, исчезла. Острая, жгучая реальность их ран вернулась к ним – но вместе с ней вернулось и тревожное понимание, какой ценой давалось это облегчение.

– Ты… в порядке? – прошептал Чучун, все еще держа ее за плечо и уже морщась от новой волны боли, которую она забирала, и которая к нему вернулась.

Элара медленно перевела на него взгляд и слабо улыбнулась почти невидящим взглядом.

– Да… Кажется… – ее голос был тихим, как шелест листвы. Она осмотрела его окровавленную ногу и обожженное плечо, и в ее глазах мелькнуло облегчение. Затем она перевела взгляд на Торнгаста, заканчивавшего с противником, и кивнула, словно убедившись, что самое страшное позади. Пока она облегчала их боль, сама стала лишь сгустком ощущений – абсолютной тьмой, в которой витали лишь тонкие нити их страданий и её воли. Порой ей казалось, что если бы она оставалась в этом состоянии дольше, то исчезла бы, растворившись в этой темноте, превратившись в вечный, безликий щит против любых мучений.

На глазах Эларе становилось лучше. Цвет лица возвращался к своему здоровому оливковому оттенку, хотя кровь под носом, царапины, синяки и темные мешки под глазами по-прежнему портили ее внешний вид.

В это же мгновение на Торнгаста обрушилась лавина приглушенной ранее боли. Он резко заморгал, на секунду задержав дыхание, чтобы справиться с шоком от внезапно вернувшихся ощущений. “Так вот оно что…” – мелькнуло у него в голове, и ярость от этой мысли придала ему новые силы. Он швырнул свой хлыст и, схватив все еще летающего и уже расколотого мефита, с грохотом разорвал его надвое. Существо мгновенно обратилось в безжизненную труху.

Когда он обернулся и увидел своих товарищей, его плечи наконец опустились. Напряжение спало. Они были живы. Пусть избитые, но живы. Сверху доносилось яростное бормотание Зазза, отбивающегося деревяшкой от двух оставшихся мефитов.

– Я не смогу подняться, – глухо и устало сказал он. Лестница была слишком хлипкой и маленькой для его медвежьих размеров. – Помогите ему, если можете. Я займусь раненым.

Элара и Чучун переглянулись. Теперь, когда первый перевел дух, а вторая перестала тратить силы на поддержку других, они могли действовать. Крысолюд, хромая, но все так же ловко, первым взобрался по лестнице. Гадалка последовала за ним.

Наверху их встретил запыхавшийся Зазз, весь в царапинах, но полный злости, он отбивался своей импровизированной дубиной. В этот момент он удачно треснул одного мефита по голове, и тот с глухим стуком свалился рядом, но тут же начал подниматься, готовясь к новой атаке.

Чучун, не думая о шпаге, действовал на чистом инстинкте, он впился зубами в ребристый бок другого демона. Адская боль пронзила его челюсть, вкус раскаленного металла и пепла заполнил рот. Мефит, оглушенный такой наглостью, отлетел с пронзительным визгом, абсолютно сбитый с толку.

Этого мгновения хватило. Чучун, почти слепой от боли, успел сделать отчаянный выпад шпагой. Но челюсти свела судорога, рука дрогнула – клинок лишь чиркнул по чешуе. “Черт!” – ругнулся тот, пока отступал и вытирал обожженный рот.

Укушенный мефит, яростно шипел, и выдохнул в их сторону плотную волну раскаленного воздуха. Она ударила в лица, опаляя брови и заставляя кожу покрыться мурашками. Зазз, инстинктивно втянув воздух, поглотил часть жара, принимая основной удар на себя, – но в тот же миг мефит, которого он ранее повалил, впился острыми зубами ему в щиколотку. Боль, резкая и отвлекающая, заставила гоблина вскрикнуть.

Элара, спохватившись, чиркнула своим изящным кинжалом по крылу твари, укусившей Зазза. Лезвие прошло насквозь, оставив чистый, дымящийся разрез. Существо взвизгнуло, неестественно накренилось и начало спускаться, беспомощно хлопать поврежденным крылом. Оно летело низко, но ещё держалось.

Чучун, отскакивая от жаровой волны, услышал тихий, но отчетливый звон. Он глянул вниз и увидел на своей груди алый шарф. Видимо, товарищи повязали на него, пока он был без сознания. Он то думал, что шарф остался внутри цветка. Вспомнив его особенность, он принялся лихорадочно разматывать ткань, но не успел до конца. Раненый, криво летающий мефит, прошипев, впился ему в колено. Крысолюд с ругательством резко пнул тварь ногой, отшвырнув ее прямо к ногам Зазза. Та, не теряя ни секунды, вцепилась в пальцы ног гоблина, но тут же была пригвождена к полу точным, вложенным всем весом ударом кинжала Элары.

Последний мефит, заметив гибель своего собрата, с пронзительным свистом бросился на Чучуна. Но крысолюд был уже готов. Он сделал шаг в танце навстречу, еще шаг и его движения слились с плавными изгибами шарфа, создавая гипнотический узор. И еще шаг – он просто растворился в воздухе, оставив после себя легкий перезвон колокольчика. Ошеломленный мефит закружился на месте, пытаясь понять, куда исчезла его цель. Он чуял лишь запах крови на полу и вкус на своих зубах.

В этот миг тварь рванула к Заззу и Эларе, но на полпути ее тело внезапно сотрясла судорога. Из ничего, прямо у нее за спиной, появился Чучун, его шпага уже пронзала чешуйчатую спину насквозь, разрезая существо пополам с чистым звуком последнего дыхания.

Тишину нарушило шипение. Оба огненных мефита рассыпались в груды угольной пыли, которая еще несколько мгновений тлела алым, пока окончательно не угасла. Они стояли, тяжело дыша, покрытые сажей, кровью и потом, ощущая нарастающую боль от десятков ран, но живые. Снова.

Чучун, всё ещё шатающийся, хрипло, но с поблёкшей ухмылкой выдавил:

– Предлагаю… в следующий раз просто постучаться, – он продолжал слегка пританцовывать в своем шарфе, ластясь об него.

– И пропустить весь фейерверк? Ни за что, – фыркнул Зазз, автоматически отряхивая с плеча тлеющую угольную пыль.

Элара, переводя дух, слабо улыбнулась их перепалке, но внезапно её взгляд помрачнел, будто сквозь туман до неё дошло что-то важное.– Торнгаст… – её голос прозвучал тише шёпота, но в тишине амбара слова упали, как камень. – Тот человек.

Фраза повисла в воздухе, заставив их обернуться к боксу. Весь этот хаос – грохот, огонь и ярость – они сражались за свою жизнь. А совсем рядом, прикованный цепями, чей-то последний шанс на спасение тихо угасал, и они едва не позволили ему ускользнуть навсегда.