– Не надо сейчас об этом, – открестился Дмитрий. – Я себе насобираю добрых теплых людей в ламповую атмосферу и буду жить припеваючи, забив на мирские вакханалии. Вот такой вот я жадный эгоист, и тебя тоже возьму, не переживай. К чему веду. Вас пять. А будет семь. Или десять. Или двадцать. Или сто пятьдесят.
– Неправда, – возразила я. – Что ты знаешь о Веронике? Ты с ней не работал. Ты не представляешь, какую ответственность она на себя берет. Держать под контролем нас пятерых – только ее задача, и никому она ее не отдаст. И с новобранцами будет точно так же, вернее, было бы, но она не станет брать это на себя. И никому другому не позволит. Вероника никогда ни на кого не полагается, поэтому у нее все и получается. Она всех держит в ежовых рукавицах – и капитанов, и простых агентов, и тех же ФСБ.
– А муж у нее от счастья помер, да?
– Его вроде и не было никогда, – я как-то сразу сбавила тон. – На самом деле, мы мало знаем о ее жизни… да нам это и неважно. Чаю еще налить?
– Налей, – Дима улыбнулся. – Знаешь, а я тогда тебя и узнать то нормально не успел.
– Ну и правильно, – я взяла чашки и отошла к чайнику. Быстро ты тему разговора поменял. – Я личность скучная, нечего меня узнавать.
– А мне сказали, что ты девушка добрая и хозяйственная, только готовить не умеешь и за садом не следишь. Но это все оттого, что в доме нет хозяина, который бы все в своих руках держал. Глядишь, деток бы наклекали…
– Ты к бабе Кате что ли ходил?! – изумилась я.
– Оно случайно получилось. Я искал на даче тебя, а напоролся на нее.
Я рассмеялась, плеснула в чашки кипятку и вернулась за стол. Дима сидел, откинувшись на спинку стула, и смотрел уже на меня.
– Возвращаемся к рабочим вопросам? – поинтересовался он, будто надеясь услышать отказ. Я кивнула, будто надеясь, что он сделает наоборот. – Я получил приказ разобраться с вашим делом… конечно, я работаю не в одиночку, – Дима взял кружку и взболтнул в ней чай. – Но мне бы очень пригодилась твоя помощь.
– Нет, Дим, – спокойно ответила я и потянулась к коробке с зефиром.
– Я и не надеялся на другой ответ, – произнес мужчина, будто не расстроившись. – Ладно, раз так, сделаю вид, что я просто зашел поболтать. Как твои дела?
– Хорошо. В Верону недавно летала.
– Нет, Вирин, – мягко возразил Дима. – Ты не поняла. Твои дела, не Эльвиры.
Меня будто оглушило. Я осторожно поставила кружку на стол, подняла на мужчину глаза, переспросила:
– Что?
– Расскажи мне, как твои дела.
По спине пробежала дрожь, со всех сторон хлынула темнота, и мир просто исчез за ней. Я тут же собрала его обратно.
Дима попытался скрыть удивление.
– Все в порядке, – уклончиво ответила я, часто поморгала, приходя в себя, и вернулась к чаю, взяла из коробки с зефиром еще одну штучку.
– Зря, – холодно сказал Дима.
– В смысле?
– Ты не любишь. Сама говорила, что не ешь сладкое, когда мы пили чай у тебя на даче, я точно помню.
– Врала, – фыркнула я.
– Врешь ты сейчас, когда выдаешь себя за другого человека.
– Потому что я трафаретчица, – отрезала я. – Это не работа, это стиль жизни.
Дима горько усмехнулся и склонился вперед, заглядывая мне в глаза.
– Снегина, это не жизнь.
– Уже поздно, – я придвинула к себе тетрадку с набросками. Тоже мне нашел, чем задеть. Не жизнь! Эта «не жизнь» уже десять лет за мной по пятам ходит, и ничего – жива еще, всем назло. – Мне нужно доделать перевод. Раз рабочих вопросов больше нет, тебе пора.
Он даже не удивился моей резкости.
– До двери хоть проводишь?
Я кивнула и поднялась.
Дима остановился у зеркала в прихожей, взял меня за плечи и развернул к отражению лицом. Боги, какой ужас… когда я успела вернуться?!
– Не дергайся, – голос пробрал до оцепенения. – Просто посмотри. Кто это?
Выцветшие волосы, пустые глаза и острые скулы – вспомни себя несколько лет назад и ужаснись. Скрытые тональником отпечатки десятков бессонных ночей и неправильного распорядка жизни, осыпавшаяся тушь под глазами, совершенно чужое лицо. Я ответила через силу:
– Вирина Снегина.
– А теперь, – мужчина закрыл мне глаза руками. – Опиши Эльвиру.
– Эльвира невысокого роста, с аккуратным лицом и мягкими русыми волосами, Артур любит, когда они рассыпаны по плечам. Любит целовать родину на ключице. У Элли добрые глаза, глаза ребенка. От нее всегда веет сладкими духами. Она любит сладости, особенно зефир. Любит надевать шифоновое платье цвета передержанного заката и шпильки, но не умеет на них ходить.
– Вирин, а какого цвета твои глаза?
– Карие.
– Не угадала.
Дима убрал руки и покинул квартиру, я стояла на месте несколько минут. Потом прислонилась к стене, медленно сползла на пол и замерла. Сумрак красился в темноту.
…иногда бывало совсем плохо.
– А давай так, – говорил Скрипач. – Ты сейчас закрываешь глаза, и будто ничего не было.
– И счастье пройдет, и боль пройдет, и жизнь пройдет, – усмехалась я…
…хочу вязаный свитер, гетры, ленты на запястья…
Я закрыла глаза, и стало совсем темно.
– Эль, что с тобой?
Прошел час или два – не больше. Я зажмурилась, по спине побежали мурашки. Что со мной… Действительно, чего это я прохлаждаюсь?! Нужно доделать перевод и лечь спать.